– А я постараюсь придумать что-нибудь, чтобы заставить их держаться от вас подальше, – сказал Даан, направляясь обратно к фургону.

В паре шагов от нас стоял Эдгар, разглядывая людей в кафе и ресторанах у канала. Он ведь годами не видел ничего, кроме усадьбы баронессы, поняла я. Да и в усадьбе не мог ходить куда вздумается и заниматься тем, чем хочется, поскольку жил там на правах прислуги. Должно быть, сейчас его переполняют впечатления. Но он по-прежнему не выражал никаких чувств и за всё время, что мы тут стояли, не проронил ни слова.

Мне было по-настоящему жаль Эдгара. Ему через столько пришлось пройти, и он заслуживает хорошего будущего. Заметив, что он поймал мой взгляд, я улыбнулась, но он лишь отвернулся в сторону.

«Вот же бедняга», – подумала я, когда Хелена, взяв под руку Виллема, повела Эдгара к машине.

– Мы, пожалуй, поедем. Нужно успеть оторваться, пока «вечные» опять не сели на хвост! – сказала она, нежно улыбнувшись отцу.

На сердце у меня стало вдруг как-то тяжело. Мы ведь едва успели познакомиться с Виллемом – узнать, каким человеком он был на самом деле, – и мне совсем не хотелось с ним сразу же прощаться.

– Не беспокойтесь, – словно бы отозвался на мои мысли Виллем. – Я позабочусь о том, чтобы «вечные» думали, что метеорит всё ещё у меня, – сказал он, на прощание приложив руку к козырьку бейсболки.

Даан тем временем снова занял место за рулём и помахал рукой Виллему, Хелене и Эдгару, приглашая садиться в машину.

Он заметно нервничал и явно хотел как можно скорее увезти этих троих подальше отсюда.

Хелена обняла сначала меня, потом Матса и Бенно.

– Я вечно буду вам благодарна! – прошептала она, сдерживая выступившие слёзы, и, подойдя к машине, села на заднее сиденье рядом с сыном.

Пытаясь побороть волнение, я махала рукой вслед старенькому фургону, пока свет его задних фар окончательно не затерялся меж домов Амстердама.

Когда я позвонила папе с телефона Матса, разразилась настоящая гроза, и бушевала она бесконечно долго. Уши у меня давно уже полыхали огнём, а папа всё продолжал метать громы и молнии. Одна лекция сменялась другой. Я выслушала, как сильно он во мне разочаровался, и что на меня нельзя положиться, и как только я могла втянуть Бенно в такую авантюру, просто чтобы весело провести денёк в Амстердаме, и о чём я только думала!

Наконец папа перевёл дух в ожидании ответа, а я понятия не имела, что ему сказать. Ну не правду же? Начни я сейчас рассказывать об аптеке ароматов и бессмертной баронессе, основавшей зловещее тайное общество, члены которого с помощью волшебного аромата остаются в живых с тысяча восемьсот какого-то года, и о том, что мы помешали им завладеть важнейшим ингредиентом для этого аромата... Думаю, папа бы просто взорвался как петарда.

Нет уж, лучше молча его выслушать, решила я и ещё долго стояла с телефоном возле уха, уставившись в землю. В конце концов папа выдохся, положил трубку и выехал из Утрехта в Амстердам. Всё это время он прождал нас в больнице у Ханны и, разумеется, уже успел сообщить о нашем исчезновении в полицию. Когда я заряжу аккумулятор, мой телефон, наверное, лопнет от сообщений, подумала я.

В кафе у канала, рядом с которым нас высадили Даан с Виллемом, мы заказали себе по огромной порции картошки фри и по стакану лимонада. Пожалуй, никогда ещё еда не исчезала в моём желудке с такой скоростью.

Через час за нами приехал злой хмурый папа. Он молча усадил нас на заднее сиденье, всё так же ни слова не говоря, включил радио и тронулся в путь.

Только в машине, когда с меня сразу спало напряжение последних дней, я наконец заметила, как сильно вымоталась за это время. Прежде чем провалиться в сон, я ещё увидела, как Матс прислонил голову к оконному стеклу, а Бенно положил свою ко мне на колени, и оба тихонько засопели.

Я крепко проспала всю дорогу и проснулась, только когда папа открыл дверцу автомобиля и разбудил нас, особо не церемонясь. Мы уже добрались до места – машина стояла прямо перед виллой «Эви». Я облегчённо вздохнула и, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна, выбралась с заднего сиденья.

Дверцу с другой стороны рывком распахнула Сьюзан – мама Матса. Теперь настала его очередь пережить грозу вроде той, что папа обрушил на мою голову в Амстердаме. Лицо Сьюзан было таким же красным, как у папы, когда он забирал нас из кафе. К счастью, папин цвет лица уже нормализовался. Видимо, дорога подействовала на него благотворно.

Я с сочувствием посмотрела на Матса. Он понуро плёлся за Сьюзан, которая без устали отчитывала его, кипя от возмущения. Впрочем, меня дома тоже ждала выволочка – дубль два, на сей раз в мамином исполнении. Пережить её разочарование в моём «безответственном поведении» было очень тяжело.

«Безответственная?» – мысленно повторяла я. Да за последние дни я, наверное, взяла на себя больше ответственности, чем некоторые за всю жизнь. Но вслух я этого, конечно, не сказала. Ведь быть ароматекарем – значит, помимо прочего, ещё и мириться с тем, что люди порой будут оценивать тебя совершенно неверно. Это неприятно – но такова цена, которую приходится платить, если хочешь сохранить важную тайну.

Когда я, совершенно обессиленная, наконец залезла под одеяло, перед глазами у меня стояло разочарованное мамино лицо. Когда-нибудь потом я непременно обо всём ей расскажу – об Эдгаре и Хелене, о Виллеме и Даане – и она меня поймёт.

«Когда-нибудь», – подумала я и заснула.

На следующее утро я первым же делом побежала в аптеку ароматов. Я сильно вымоталась за последние дни и надеялась, что внизу, в окружении ароматов, наконец сумею привести мысли в порядок. Кроме того, нужно было кое-что довести до конца. Ведь всё, что нам пришлось пережить, затевалось ради одного – ради нового аромата!

При одной только мысли об этом у меня по коже побежали мурашки.

Открыв дверь в оранжерею, я вдохнула тёплый влажный воздух, напоённый ароматами трав и цветов, и наконец-то по-настоящему почувствовала себя дома. Шагая к сараю для инструментов мимо цветочных грядок и горшков, я, осторожно проводя рукой по листьям, думала, что мне уже трудно представить свою жизнь без всего этого. Войдя в сарай, я привычным жестом потянула за рычаг в полу. Сарай вместе со мной стал поворачиваться, и я почувствовала, как меня наполняет радость в предвкушении встречи с аптекой ароматов.

Сарай остановился. Я включила свет и стала торопливо спускаться по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, чтобы поскорее добраться до двери, ведущей в аптеку, и вставить ключ в замочную скважину.

Наконец оказавшись внутри, я развернула на прилавке карту ароматов, разложила вокруг разные ингредиенты и улыбнулась своим мыслям.

Аромат – это луч, а мы – призма.

Слова Даана придали мне мужества, хотя, вспомнив о «таланте», о котором он говорил, я почувствовала в душе смутное беспокойство. Откуда он вообще взялся, этот «талант»? Почему проявился именно у меня? Была ещё целая куча других вопросов – интересно, получу ли я когда-нибудь на них ответы?

Впрочем, сейчас важнее был Матс.

Мне вдруг вспомнился Фридрих Блюм и его экзотические растения. Когда мы были у него в оранжерее, эксперт по растениям показал нам чёрный цветок – очень редкий и ценный. А потом речь зашла о «Запахе нелюбви», и я спросила его, известно ли ему какое-нибудь противоядие – «Аромат любви» или что-то в этом духе. Фридрих был твёрдо убеждён, что такого нет и быть не может, поскольку любовь нельзя вызвать искусственно. Можно лишь надеяться, что она возникнет, – сказал Фридрих.

Иначе говоря: можно этого желать.

Я вытащила из кармана бумажку, на которую утром переписала набросок рецепта, найденный в плавучем доме Даана де Брёйна. К счастью, я вовремя вспомнила об этих каракулях на руке – ведь после душа уже вряд ли удалось бы хоть что-нибудь разобрать.

Развернув черновик, я прочитала: