Каждый человек сам вершит свою судьбу, предначертанную ему свыше. Люди делают выбор, они хотят свободы. Пусть их путь предначертан, но это их путь, и их действия, за которые отвечать только им. Одни мечтает о путешествиях, но сидят дома, другие жаждут покоя, но их жизнь проходит в суете. Все они, сами того не ведая, лишь орудие в руках Основателя. Все они меняют мир.

Но есть особенные люди, те, которые способны развернуть мир, изменить его раз и на всегда. Они живут под тем же небом, и пишут письма. Нет ничего ценнее для воина храма Неба, чем найти такое письмо и сохранить его для потомков. Говорят, если прийти и получить разрешение от командира этих бесстаршных людей, то можно будет прочесть удивительные строки, и представить себе историю былых лет…

Арна!

Дорогая моя девочка, пишу тебе из нашей благословенной и проклятой Драгории, где сейчас пасмурно и дождливо. Я знаю, тебе тяжело принять этот переезд на неприветливые Лассонесские земли, но прошу, нет, даже умоляю, пойми меня правильно. Не подумай, будто я решила, что ты слаба духом и телом, но там, под крылом своего отца ты будешь в безопасности, по крайней мере, до поры до времени. У меня нехорошие предчувствия, связанные со всем тем мероприятием, что здесь происходит, но отступать нельзя. Ты читаешь эти строки в тот момент, когда мы уже по колено в грязи бьемся с проклятием нашей славной страны. Ты тот единственный лучик надежды, который светит мне даже с той стороны моря. Жди от меня новостей, и не отвечай на письма, если я сама того не попрошу. Будь хорошей девочкой и слушай отца, не забывай тренироваться.

Твоя любящая тетя.

Милый друг, Оренгар!

Наше войско готово выступить, сейчас я собираю остатки зелий и свитков и оставляю свое любимое прибежище в Гарне, где я прожил всю свою жизнь. Верю в твою мощь, Оренгар.

Уверен, знаешь, как я люблю марать бумагу длинными письмами к тебе, но сейчас у меня совершенно нет на это времени. Встретимся в Торегане.

Твой верный друг К.

Дорогой Агетер!

Я думаю, ты понимаешь, что в сложившейся ситуации я вынуждена просить помощи. Не ради себя. У меня больше не осталось союзников, не осталось друзей, только ты. Я знаю, мы никогда не ладили, но такой уж у меня склочный характер. Мне нужно не многое, всего лишь два-три судна, ведь и от воинства моего ничего толком не осталось. Молю Толона, чтобы гонец не погиб в пути, и ты прочел эти строки. Я разбита, от меня ничего более не осталось, только надежда спасти верных мне людей.

Калгрениэр Эстеррионар.

Да здравствует король!

Здравствуйте, дорогой друг. Вот уже прошел целый год, с тех пор, как мы с вами пишем друг другу письма. Вы спрашивали у меня, как здесь погода? Что сказать, штормит, но мы всегда снимаем шляпу перед этой напастью, и она отступает. Думаю, вскоре над нашими островами вновь засияет Обод, тучи разойдутся, а холодные месяцы останутся позади. Вы спрашивали, как мое здоровье? Что я могу ответить — и я, и моя жена, мы живем во здравии и благополучии, и грешно было бы здесь болеть, в таком благоприятном климате. Вы спрашивали, не беспокоит ли мою колдовскую душу какие-нибудь неприятности? Хочу вам на это ответить — мое проклятие — это моя память. Дело в том, что я помню все то, что со мной происходило — от испуганных лиц до спокойных пейзажей. Нет в Неллионе средства, чтобы успокоить меня. Если я забываю о чем-то днем, то во снах все возвращается. Иногда я просыпаюсь в холодном поту, но твердость и закалка не дают мне впасть в уныние. Вы просили меня приехать, и я с удовольствием приму это приглашение, ведь я уже так давно не посещал родную землю. Так что на это письмо не отвечайте, в след за ним приеду и я, а также надеюсь привести свою семью. К несчастью наш справедливый монарх Гардор стал совсем стар для дальних переездов, да и королева вряд ли покинет свою страну. Я и сам-то давно уже не тот, каким был во времена своей юности, но это путешествие совершить обязан.

Эсториоф, ваш верный Сверкающий Меч.

Меня зовут Гол Одан, и я записал эту историю сразу по прибытии в Кальгон в 842 году четвертой эпохи. У меня была богатая на события жизнь, и если не описать ее с самого начала, то и конец не будет ясен.

Я родился в 761 году ночью восемнадцатого числа месяца Войн, в семье отставного солдата, в маленькой деревушке Шалр. Что говорить, возможностей стать колдуном у меня было немного. Наша деревня стояла у самого озера Свенны, за которым начинались Хессетские горы. Свенна, — богиня любви и плодородия, и, конечно, на озере стоял волшебный алтарь, поэтому через Шалр все время проходили пилигримы и воины, чтобы получить благословление богини. И тот, кто преодолел ее испытание, имел право сорвать белый цветок из ее венка, и вечно носить его у себя в волосах или на головном уборе. Конечно, поклониться богине шли не только Лассонесцы, но также и другие приверженцы нашей религии — богатые жители Инголдии, и смуглые светлоглазые Драгорийцы.

Их жизнь влекла меня. Эти воины и авантюристы, что сражались с монстрами и злым колдовством, служили высоким лордам и королям, охотились за артефактами прежних эпох, совершали паломничества к самым далеким святыням мира. Исчезали на годы, а затем возвращались в сиянии славы.

Нет, безусловно, многие приходили просто поклониться Свенне, помолиться в доме, в котором она жила перед уходом в чертоги Основателя, испить целебной воды родника, что впадал в каменную чашу огромного озера. Но герои, короли, принцы, колдуны — шли за белым цветком.

Именно поэтому я столкнулся с магией очень рано, раньше, чем начал ходить и говорить. Я родился, чтобы дышать ею.

Мне было девять, когда пасмурным осенним утром, к нам пришел Каэдор, бывший сослуживец отца, маг и герой войны. Он зашел словно приятель, и они с отцом выпили какой-то сивухи, смеялись. Отец представил ему меня.

Каэдор был высок и статен, его лицо частично скрывала густая темная борода. Одежда на нём была простая, потрепанная. Он не был стар, но дни его покоя были не за горами. На его широкополой шляпе уже красовалась лилия Свенны, и я вообще не понимал, зачем он пришел к нам в деревню.

Больше всего в этом странном человеке удивляла походка. Несмотря на телосложение и рост он ходил, словно не ступая на землю, бесшумно. До его прихода я уже видел нескольких чародеев, и чувствовал, как все мое естество трепещет, вдыхая магические потоки. Когда Каэдор накидывал на плечи свой плащ, отправляясь прочь, я увидел. Позже я понял, что это был первый раз взгляда за Грань магии, за Грань возможного, можно сказать я это понял уже через несколько лет… а сейчас увидел голубоватые светящиеся цепи, сковывающие мощную грудь мага, не давая ему дышать. Резкий запах магии ударил мне в нос.

— Послушай, Гэр, — сказал он, повернувшись на прощание, — Это моя вина во всем, что произошло на острове Барзнет. Можно было и поаккуратнее. Я разыскал многих, кто был там, нашел и тебя. Прости. По моей вине мы не смогли… мы проиграли. — в это мгновение словно вспышка пронеслись по комнате злые чары, и я вновь увидел то, как едва теплится жизнь в сердце, как трещат ребра под напором цепей.

— Давно простил, друг, — улыбнулся отец и похлопал его по плечу. Цепи ослабли, и Каэдор, наконец, смог вдохнуть, — Куда ты теперь подашься?

— Мало что ли мест для умелого мага? — спросил Каэдор с грустной усмешкой, — где-нибудь пригожусь.

***

В тот вечер я решил убежать из дома, и последовать за ним. Мне это казалось настолько правильным и интересным, что про отца с матерью, единственным ребенком которых являлся, даже не подумал. Собрав в узелок свои небогатые вещи, я сразу вылез через окно и направился по Белому торговому пути, через лес Шал-ре, к своей мечте.

Дорога начиналась к западу от нашей деревушки и уходила на север, где зловеще чернела опушка. Солнечные лучи не пробивались сквозь густые ветки елей, и из-за этого Белый торговый путь, казался особенно опасным. Мне довольно долго удавалось идти незамеченным, поскольку по дороге то и дело сновали суетливые торговцы, ездили повозки, и я мог спокойно затеряться в толпе. Но когда мы въехали под тень многовековых деревьев, и люди остались там, в деревне, бесшумно шедший Каэдор сразу заприметил меня.