С приездом Павлова Николай Терешатов и Владимир Поляк ушли работать в его аппарат. Вскоре, после внезапной смерти жены, оставившей маленького сына, Поляк вернулся в Советский Союз. Я остался старшим советником в школе. В помощь мне были назначены вновь прибывшие товарищи.

Ритм работы школы Вампу постепенно становился нормальным. Работать стало легче, но по-прежнему было трудно с переводчиками. Ежедневно я беседовал с Хэ Ин-цинем на каком-то особом языке, которого ни русский, ни китаец не поняли бы, но мы великолепно друг друга понимали.

В связи с этим мне вспомнился один забавный случай.

Ожидалось прибытие в Гуанчжоу советского учебного военного судна «Воровский», которое из Ленинграда переходило во Владивосток с заходом на Вампу. В связи с этим нас, советников, попросили научить курсантов петь «Интернационал».

Советник по связи товарищ Кочубеев когда-то учился в консерватории, поэтому задание было поручено ему. Через час я решил проверить, как идут дела. Слышу невообразимый галдеж. Удивленный захожу и вижу: «учитель пения» Кочубеев написал на классной доске по-русски: «Вставай, проклятьем заклейменный...», и добивается, чтобы курсанты заучили слова наизусть. Можете себе представить, что из этого получилось! Несколько сот курсантов, не зная ни слова по-русски, должны были с маху зазубрить непонятные для них слова, да еще в таком количестве! Когда Кочубеев произносил «Вставай...» и просил повторить это слово, поднимался крик: «Ай, ай!», который, наверное, был слышен по всему острову.

— Когда же вы их выучите таким методом? Через год после ухода «Воровского»? Нужно пропеть им мелодию. Слова, наверное, многие знают по-китайски. Пойте!

Кочубеев что-то мнется.

— Начинай, — говорю, — пой!

Кочубеев вместо этого набивает трубку табаком и говорит:

— Подождите, дайте покурить сначала!

Потом с видом человека отчаявшегося он наконец запел, обнаруживая явную безголосость. Ну, думаю, так и я могу! — и тоже начал петь. Слышим: подхватывают три-четыре курсанта на французском языке — бывшие студенты во Франции. Они что-то разъясняют другим. Потом несколько десятков курсантов начинают петь на китайском языке... действительно, оказалось, что большинство товарищей знали слова. Через полчаса они достаточно стройно и с большим подъемом пели «Интернационал».

Выйдя из клуба, я спросил Кочубеева:

— Как же вы со своим козлетоном учились в консерватории?

Кочубеев с удовольствием затянулся, выпустил дым и улыбаясь ответил:

— Это правда, я учился в консерватории, но только по классу скрипки.

8 октября 1924 г. «Воровский» бросил якорь у о. Вампу. Было много теплых встреч наших краснофлотцев с курсантами школы Вампу, митингов, совместных выступлений художественной самодеятельности. И неоднократно мы пели сразу на двух языках «Интернационал», звучавший торжественно и величественно.

Интересно отметить, что в составе команды учебного судна «Воровский» было несколько будущих выдающихся советских флотоводцев: П. Смирнов, Ю. А. Пантелеев, И. С. Юмашев. Кто мог знать тогда, что через 20 лет адмирал И. С. Юмашев станет командующим Тихоокеанским флотом, который совместно с сухопутными и воздушными силами Советской Армии будет участвовать в освобождении Китая от империалистических захватчиков?

Через несколько месяцев после ухода «Воровского» во Владивосток из-за болезни вернулся на родину и «учитель пения» Кочубеев. Перед отъездом я дал ему следующий отзыв о работе, который привожу полностью, так как он может служить характеристикой для большинства военных советников, с которыми мне пришлось работать в Китае.

«Товарищ Кочубеев, будучи советником при классе связи первой военной школы Гоминьдана Вампу, несмотря на трудные условия работы — отсутствие мало-мальски сведущих в связи китайских офицеров, незнание китайского языка — сумел в короткий срок подготовить инструкторов-офицеров по связи. И подготовил их не только технически: но сумел даже ознакомить их, и не дурно, с тактикой связи и проделать тактические задачи. Его ученики вскоре пошли на фронт, и в боевой обстановке можно было больше, чем где бы то ни было, увидеть плоды его работы. В своем обращении с китайцами-курсантами товарищ Кочубеев был мягок, тактичен, они скоро полюбили его... Для нас, военных советников, Кочубеев был настоящим товарищем, и другом. В служебном отношении он дисциплинирован, точен и безукоризненно аккуратен».

***

Однажды ночью открываются двери нашего дома на о. Вампу и с шумом появляются семьи Бородина и нескольких министров правительства Сунь Ят-сена. Мы сразу догадываемся: в Гуанчжоу снова что-то, по-видимому, неладно.

В тревожные дни частых выступлений реакции Сунь Ят-сен и его министры вместе с семьями на моторных лодках обычно спешно выезжали из Гуанчжоу на Вампу под охрану курсантов. Каждый из «эвакуированных» уже знал место своего временного жилья, знали и мы и быстро освобождали комнаты для прибывших. Когда миновала напряженность, они со всем скарбом возвращались в город.

Не помню, где — на Вампу или в Гуанчжоу — я впервые познакомился с Сун Цин-лин (женой Сунь Ят-сена), Хэ Сян-нин (женой Ляо Чжун-кая), этими стойкими революционерками, а также с коммунисткой Дэн Ин-чао, женой Чжоу Энь-лая. Красавица Сун Цин-лин казалась слишком женственной, слишком слабой для революционных бурь. Хэ Сян-нин и Дэн Ин-чао производили впечатление сильных, энергичных женщин, профессиональных революционерок.

Много лет спустя мне снова довелось встретиться с ними, при совершенно других обстоятельствах и в других условиях.

В 1956 г. в Пекине на одном из приемов мы тепло беседовали с Дэн Ин-чао о гуанчжоуских и чуньцинских годах и о том, что с нами было за время долгой разлуки. Тогда же я снова встретился с Хэ Сян-нин. Во время перерыва торжественного собрания, посвященного 90-летию со дня рождения Сунь Ят-сена, я увидел маленькую женщину, вошедшую в комнату. Несмотря на то что прошло 30 лет с тех пор, как мы расстались, я сразу узнал Хэ Сян-нин.

— Это ведь Хэ Сян-нин, вдова Ляо Чжун-кая? — вырвался у меня вопрос.

— Да, — подтвердил Чжоу Энь-лай и подвел меня к ней.

Я был несказанно рад, что Хэ Сян-нин не только помнила обо мне по работе в школе Вампу, но тоже сразу узнала меня. Мы беседовали о незабываемых днях первой революционной гражданской войны и об общих знакомых.

На собрании Хэ Сян-нин, ныне заместитель председателя Революционного комитета Гоминьдана, поделилась с присутствующими своими воспоминаниями о великом революционере-демократе.

Столь же теплой и дружеской была встреча с Сун Цин-лин. Прошло 30 лет, но она не забыла «Цай гувэня» — «советника Цай», как звали меня в Китае, и вспомнила многих моих товарищей.

 Высокий, подтянутый, бывший гвардейский офицер старой армии коммунист Павел Андреевич Павлов — был одним из выдающихся боевых командиров Красной Армии. Он сражался на фронтах гражданской войны, командовал крупными войсковыми соединениями. За боевые заслуги был награжден двумя орденами Красного Знамени.

С первых шагов своей деятельности в Китае П. А. Павлов показал, что выбор его на пост главного военного советника был удачен. Он как в военном, так и в политическом отношении был вполне для этого подготовлен. Павлов быстро разобрался в обстановке и, посоветовавшись с нами, решил с помощью Сунь Ят-сена, левых гоминьдановцев и коммунистов предпринять попытку объединить формально «союзные», а на деле совершенно разобщенные войска милитаристов в единую армию.

По его предложению был создан Совет обороны во главе с Сунь Ят-сеном. В совет вошли Ху Хань-минь, начальник штаба, которого Павлов иронически называл «декоративным», Ляо Чжун-кай, главнокомандующий Ян Си-минь, командующие армиями: Гуанчжоуской — генерал Сюй Чун-чжи, Хунаньской — генерал Тань Янь-кай, Гуансийской — генерал Лю Чжэнь-хуань и начальник школы Вампу Чан Кай-ши. Начальник полиции Гуанчжоу генерал У Те-чэн был назначен членом совета с совещательным голосом. П. А. Павлов получил официальное звание — военный советник Совета обороны.