– Что бы там ни было, а ночевать нужно в укрытии.

Действительно, дождь лил безжалостно. Я промолчала, не сомневаясь, что нас настигнет смерть, оставалось лишь надеяться, что это произойдет не от руки убийцы. Подумав с минуту, Аманда приняла решение и повела меня вверх по реке, к мельнице. Знакомые звуки, запах пшеницы, белые от муки стены – все напомнило о доме. Показалось, что необходимо стряхнуть ночной кошмар и проснуться на берегу Неккара прежней счастливой, веселой девочкой. Аманда постучала в дверь. Ответа пришлось ждать долго. Наконец слабый старческий голос спросил, кто там и что нужно, и Аманда сказала чистую правду: что две женщины ищут укрытия от непогоды. Однако старуха с подозрением возразила, что вроде бы разговаривает с мужчиной, и лишь когда убедилась, что на крыльце действительно стоят две женщины, отперла тяжелую дверь и впустила нас. Старуха оказалась служанкой и не была ни злой, ни жадной, она просто выполняла приказ хозяина-мельника во время его отсутствия ни в коем случае не впускать мужчин. Но что, если две женщины – это так же плохо? А с другой стороны, поскольку мы не мужчины, обвинить ее в непослушании невозможно, а в такую погоду даже собаку выгнать жалко. Со свойственной ей сообразительностью Аманда велела никому не говорить о нашей ночевке, тогда и обвинять будет не в чем. Посоветовав молчание как самый надежный путь к безопасности – разумеется, в отношении не только мельника, но и других людей, – она быстро помогла мне снять мокрую одежду, затем ловко повесила ее, так же как и укрывавшую нас обеих собственную коричневую накидку, возле большой печи, согревавшей комнату с той эффективностью, какой требовали слабеющие жизненные силы старухи. Бедная служанка не переставала рассуждать о том, ослушалась ли она хозяина или нет, причем делала это настолько сварливо, что я усомнилась в ее способности смолчать, когда понадобится. Постепенно она перешла к совершенно лишнему рассказу о том, куда и зачем отправился мельник. Так мы узнали, что хозяин отправился на поиски своего землевладельца, господина Пуасси. Тот не вернулся с охоты, поэтому управляющий решил, что с ним что-то случилось, и созвал на помощь всех соседей, чтобы прочесать и лес, и склон горы. Затем говорливая старуха поведала, что хотела бы занять место экономки в каком-нибудь хорошем месте, где больше слуг и меньше работы. Здесь живется очень одиноко и скучно, особенно после того, как сын хозяина ушел на войну. Затем она приступила к ужину – такому скромному, что, если бы даже ей пришло в голову нас угостить, еды все равно бы не хватило. К счастью, мы нуждались только в тепле, а оно, благодаря заботам Аманды, постепенно возвращалось в измученные тела. После ужина старуха задремала, но мысль о нашем присутствии в доме не давала ей покоя, и она прозрачно намекнула, что пора и честь знать, но мы ее принялись умолять не выгонять нас. Вдруг в ее сонную голову пришла какая-то идея, и она предложила нам залезь по лестнице на некое подобие чердака, нависавшего над половиной кухни, где мы сидели. Мы послушались – что еще оставалось делать? – и оказались в просторном помещении, ничем не отделенном от края, с которого не составляло труда упасть вниз. Иными словами, мы оказались в кладовке или в мансарде. Здесь хранились постельные принадлежности, стояли комоды и шкафы, лежали мешки для муки, зимние запасы орехов и яблок, тюки со старой одеждой, сломанная мебель и многое другое. Как только опасные незнакомки оказались наверху, старуха довольно усмехнулась, убрала лестницу, видимо, решив, что теперь мы не сделаем ничего плохого, и снова села за стол дремать и ждать возвращения хозяина. Мы же, воспользовавшись случаем, устроили примитивные постели и с радостью улеглись в уже высохшей одежде, согревшись и надеясь уснуть в тепле, чтобы отдохнуть и приготовиться к грядущему неведомому дню. Только уснуть никак не удавалось, а по дыханию Аманды я поняла, что она тоже не спит. Сквозь щели в полу чердака мы видели кухню, скудно освещенную лампой на противоположной стене.

Глубокой ночью с улицы донеслись голоса, потом послышался стук в дверь, и сквозь щели мы увидели, как старуха поднялась и впустила хозяина – явно навеселе. К моему ужасу, следом за ним вошел трезвый и злой Лефевр. Войдя, они продолжили начатое ранее обсуждение, но вскоре мельник прервал разговор, отругал старуху за то, что уснула, и в пьяном гневе, даже с рукоприкладством, выгнал бедную служанку из кухни, отправив спать. Оставшись вдвоем, они с Лефевром продолжили обсуждать исчезновение господина Пуасси. Судя по всему, Лефевр вместе с другим сообщником моего мужа провел весь день и часть ночи, якобы помогая искать пропавшего, а на самом деле стараясь направить отряд по ложному пути. По паре хитрых вопросов я поняла, что попутно Лефевр надеялся напасть на наш след.

Хотя мельник считался арендатором и вассалом господина Пуасси, мне показалось, что он поддерживал тесные отношения с месье де ла Турелем – во всяком случае, представлял, какую жизнь вел Лефевр и прочие слуги замка, хотя о многом даже вряд ли догадывался. Кроме того, он был серьезно заинтересован выяснением судьбы землевладельца, не подозревая Лефевра ни в убийстве, ни в насилии. Он много говорил, выдвигая различные предположения и догадки, в то время как Лефевр пристально наблюдал за собеседником из-под густых бровей. Очевидно, он не собирался сообщать, что жена хозяина сбежала из бандитского логова, но даже не сказав о нас ни слова, наверняка жаждал нашей крови и при любом повороте событий надеялся нас поймать. Спустя некоторое время он встал и, простившись, ушел. Мельник запер за ним дверь и отправился спать. Здесь и я наконец уснула, спала долго и крепко, а наутро, проснувшись, увидела, что Аманда, приподнявшись на локте, внимательно смотрит вниз, в кухню.

Я тоже посмотрела и прислушалась. Мельник и двое его помощников громко что-то обсуждали. Оказывается, старуха, вопреки обыкновению, не развела в печи огонь и не приготовила хозяину завтрака, только что ее обнаружили в кровати мертвой – неизвестно, то ли в результате побоев, то ли по естественным причинам. Должно быть, мельника слегка тревожила совесть: он слишком много рассуждал о том, как хорошо относился к своей служанке и как часто та говорила, что счастлива жить в его доме. Помощники, кажется, не очень верили, но не хотели обижать хозяина, поэтому предложили побыстрее похоронить покойницу. Все трое вышли, оставив нас на чердаке в полном одиночестве, и мы впервые осмелились заговорить, хотя и шепотом, постоянно прислушиваясь. Аманда смотрела на события более оптимистично, чем я, и заметила, что не умри старуха, нам пришлось бы срочно скрываться, поскольку служанка наверняка донесла бы на нас хозяину, а затем весть непременно дошла бы до тех, от кого мы прятались. А теперь у нас появилось время и место для отдыха, а также возможность переждать первую, самую горячую стадию погони. Остатки провизии и запасенные на зиму фрукты вполне могли спасти нас от голодной смерти. Опасаться следовало лишь одного: если на чердаке кому-нибудь что-нибудь понадобится, но даже в этом случае, слегка переставив ящики и мебель, можно будет оборудовать надежное укрытие. Рассуждения немного меня успокоили, но волновал вопрос, как нам теперь отсюда спуститься: единственного средства спасения – лестницы – больше не было, – но Аманда заверила, что сумеет соорудить некое подобие из лежавшей тут же веревки. Ее вполне хватит на десять футов, а чтобы скрыть сам факт нашего присутствия, ее можно будет унести с собой.

Те два дня, что нам пришлось прятаться, Аманда провела с пользой: пока мельник отсутствовал, исследовала все ящики и сундуки. В одном обнаружила мужской костюм – очевидно, принадлежавший сыну хозяина, – и примерила. Выяснив, что тот вполне подходит, коротко обрезала волосы, попросила меня выщипать ее черные брови, как будто они сбриты, разрезала на куски старые пробки и засунула за щеки, до неузнаваемости изменив форму лица и голос.