– Тем больше чести тем, кто готов, – вставил Найтен.

– Да, но, видишь ли, даже такой замечательный парень, как мой друг Кавендиш, не готов отдать половину своей практики просто так, а ожидает эквивалента.

– Эквивалента, – повторил старик упавшим на октаву голосом. – И что же это может быть? В красивых словах всегда таится какой-то смысл, хотя я не настолько грамотен, чтобы его разгадать.

– В данном случае эквивалент, который требуется за партнерство, а затем и передачу всего бизнеса, составляет триста фунтов единовременно.

Бенджамин искоса наблюдал за отцом, чтобы понять непосредственную реакцию. Найтен с силой воткнул трость в землю, тяжело на нее оперся и повернулся лицом к сыну.

– В таком случае твой замечательный друг может отправляться прямиком в преисподнюю. Триста фунтов! Будь я проклят, если бы знал, где их взять, даже если бы собрался позволить одурачить и тебя, и себя!

К этому моменту старик уже задыхался. Сын выслушал тираду отца в оскорбленном молчании, поскольку ожидал лишь удивления, но не всплеска гнева.

– Думаю, сэр…

– «Сэр!» Да какой я тебе сэр? Что за чушь! Я – простой крестьянин Найтен Хантройд, а вовсе не джентльмен и не сэр. Вплоть до этого дня я честно зарабатывал на жизнь, зато сын мой не привык работать, а привык брать, как будто я дойная корова.

– Что же, отец, – проговорил Бенджамин, изобразив расстройство, – если так, то мне остается одно: осуществить давний план, а именно – эмигрировать.

– И куда же? – посмотрев на него в упор, уточнил отец.

– Не знаю… в Америку, в Индию или в какую-нибудь другую колонию, где пока еще можно пробиться молодому энергичному человеку.

Этот вариант Бенджамин хранил в качестве козырной карты, надеясь с ее помощью выиграть, но, к его удивлению, отец вытащил из земли трость, прошел четыре-пять шагов, остановился и, несколько минут помолчав, медленно заговорил:

– Возможно, это лучшее, что ты можешь сделать. – Хорошо, что бедный старик не обернулся и не увидел злобный взгляд сына. – Но нам с матерью будет трудно это пережить. Хорош или плох, ты наш сын, наша кровь и плоть. А если не оправдал надежд, то, может, мы сами виноваты: слишком верили тебе и тобой гордились.

Найтен опять замолчал. Изначально адресованная сыну речь постепенно превратилась в абстрактный монолог. Эстер ведь не переживет, если Бенджамин уедет в Америку. Да и Бесс тоже, ведь девочка так его любит.

– Этот человек, – заговорил наконец Найтен, – не стану называть его твоим другом, раз готов помочь тебе за такие деньги, должно быть, не единственный. Что, если кто-то другой сумеет оказать поддержку за меньшую сумму?

– Вряд ли кто-то готов предоставить равные условия, – возразил Бенджамин, воодушевившись: похоже, отец немного смягчился.

– В таком случае можешь ему передать, что моих денег ни один из вас не увидит. Не стану отрицать, что немного отложил на черный день, хотя и не столько, сколько тебе нужно, и часть этой суммы предназначена Бесси: она всегда была для нас как дочь.

– Но когда у меня появится свой дом, Бесси станет вашей настоящей дочерью, – возразил Бенджамин, ибо даже в мыслях очень вольно и свободно распоряжался своей помолвкой с кузиной. Рядом с ней, когда девушка выглядела особенно хорошенькой, изображал едва ли не жениха, а в ее отсутствие пользовался любовью к ней родителей, чтобы завоевать их расположение и выпросить денег. Впрочем, сейчас молодой человек не кривил душой: мысль жениться на Бесси действительно присутствовала, хотя он высказал ее, чтобы повлиять на отца.

– Нам без Бесси будет плохо, – вздохнул Найтен. – Но Господь сжалится над нами и, может быть, к тому времени приберет на небеса и позаботится ничуть не хуже, хотя она очень к нам добра. Ее сердечко тянется к тебе. Но, парень, три сотни фунтов еще надо добыть. Ты же знаешь, что деньги я храню в чулке, но как только там наберется пятьдесят фунтов, отвожу их в банк, в Рипон. В последний раз там дали мне расписку на двести фунтов. Еще пятнадцать лежат в чулке. А сотню и теленка от рыжей коровы я предназначил Бесси: она так обрадовалась, когда узнала.

Бенджамин быстро взглянул на отца, пытаясь понять, говорит ли тот правду: то, что сомнение закралось в его сознание, как нельзя лучше говорит о его характере.

– Нет, не смогу собрать, не смогу, хоть и желал бы помочь вам со свадьбой, – покачал головой Найтен. – Можно продать черную телку: она принесет десять фунтов, но из них придется часть потратить на семена. В прошлом году урожай не задался, и я думал, что постараюсь… Вот что я тебе скажу, парень! Пожалуй, сделаю так: как будто Бесси дала тебе в долг свою сотню, а ты в обмен дашь ей расписку. Получишь все деньги в банке Рипона и попытаешься получить за две сотни то, что тебе обещали за три. Я не собираюсь обманывать этого умника, но ты должен получить то, что обещано. Иногда мне кажется, что тебя дурят, а сейчас не хочу, чтобы ты кого-то сам обдурил. Не хочу, чтобы ты недодал партнеру даже медный фартинг, но в то же время не могу допустить, чтобы он обманул тебя.

Чтобы объяснить эти слова, следует заметить, что некоторые из счетов, на оплату которых Бенджамин получал от отца деньги, были изменены таким образом, чтобы покрыть другие, менее почтенные расходы. Однако простой старый крестьянин достаточно сообразителен, чтобы понимать, что платит за те или иные вещи значительно больше, чем они стоят.

После недолгого раздумья Бенджамин согласился взять двести фунтов, пообещав наилучшим образом использовать их на устройство в бизнесе, и все же проявил стремление заполучить и те пятнадцать, что лежали в чулке. Как наследник отца, он счел их своими. Больше того, в этот вечер он холоднее обычного обращался с Бесси, поскольку даже в воображении завидовал предназначенной ей сотне фунтов. Странное дело: о не доставшихся ему пятнадцати фунтах Бенджамин думал больше, чем о тех заработанных тяжким трудом и скопленных отцом двух сотнях, которые должен был получить. Тем временем Найтен пребывал в необычно приподнятом состоянии духа. Старик обладал настолько щедрым и добрым сердцем, что испытывал истинную радость, помогая двум молодым людям устроить свое счастье, пусть даже ради этого пришлось пожертвовать значительной частью собственного состояния. Сам факт безусловного доверия к сыну делал Бенджамина более достойным в глазах отца. Огорчало его лишь то обстоятельство, что если все получится, как задумано, то Бенджамин и Бесси будут жить вдали от родной фермы. И все же он наивно надеялся, что Господь не оставит их, да и загадывать так далеко незачем.

Тем вечером Бесси пришлось выслушать от дядюшки немало непонятных намеков. Найтен не сомневался, что Бенджамин обо всем ей поведал, хотя на самом деле тот не сказал кузине ни слова.

Когда старики легли спать, Найтен честно поделился с женой новостью: признался, что обещал сыну деньги, и объяснил, какой жизненный план должны они осуществить. Изменение в назначении денег немного испугало бедную Эстер, ведь она так долго с тайной гордостью думала о них как о вкладе в банке, но ради Бенджамина с готовностью согласилась расстаться с накоплениями. Вот только на что могла понадобиться такая сумма? Сомнение вскоре развеялось мыслью, что не только их мальчик устроится в Лондоне, но и Бесси отправится с ним в качестве жены. Эта огромная перемена в жизни затмила любые вопросы о деньгах, и всю ночь Эстер вздрагивала и вздыхала от расстройства из-за предстоящей разлуки. Утром же, когда Бесси месила тесто для хлеба, сидевшая возле очага в непривычной пассивности тетушка вдруг сказала:

– Наверное, нам придется покупать хлеб в лавке. Вот уж не думала, что когда-нибудь настанет такое время!

Бесси взглянула на нее удивленно.

– Ни за что не стану есть их мерзкий хлеб. С какой стати ты вдруг заговорила о чужом хлебе, тетя? Это тесто поднимется так высоко, как воздушный змей на южном ветру.

– Я-то уже не могу так же хорошо месить тесто, как прежде: спина болит. Так что, когда уедешь в Лондон, нам придется покупать хлеб.