Полоска света от ламп в коридоре пересекла пол кабинета и легла на передние парты с перевёрнутыми на них стульями. На улице вечерело, поэтому внутри сгущались сумерки, однако Даниэла была только рада оказаться в подобном месте. Она закрыла за собой дверь и, оказавшись в полумраке, окинула всё пустым взглядом.

Новогодние декорации не радовали, наоборот, казались насмешкой над её состоянием в этот момент, а давящая на уши тишина только усиливала пустоту, образовавшуюся внутри неё. Минута незаметно уходила за минутой, и неизвестно, сколько бы Даниэла ещё так просидела, если бы её уединение не нарушил староста.

— Ах вот ты где, Денисова! — воскликнул он.

Щёлкнул переключатель, и Даниэла невольно зажмурилась от яркого света, заполнившего класс. Вечерний пейзаж за окном мгновенно исчез, и окно, в которое она смотрела всё это время, превратилось в тёмную зеркальную поверхность, слабо отражавшую её распухшее от слёз лицо. Даниэла наспех вытерла всё ещё влажные глаза рукавом и повернулась.

— Ну кто бы сомневался, что ты даже с таким элементарным заданием не справишься, — не унимался староста. — Более бесполезного человека, чем ты, не то что во всей школе, во всех вселенных, включая параллельные, не найдёшь!

Ей казалось, что она успела немного прийти в себя, но после его слов горло опять сдавило. Пару раз шмыгнув носом, Даниэла не выдержала и разрыдалась, а староста от неожиданности замер на месте с пледами в руках.

— Денисова, ты чего? — наконец, спросил он, подлетев к ней.

— Ты прав, — дрожащим от слёз голосом ответила Даниэла, — я бесполезная, тупая идиотка, лучше бы я вообще не рождалась!

— Ну хватит тебе, — попытался успокоить её староста. — Не такая уж ты безнадёжная, бывает и похуже, на сестру свою посмотри, она вообще, как морская звезда, без мозга живёт.

Этот пример на Даниэлу, видимо, не очень подействовал, потому что она ещё громче завыла, уткнувшись лицом в ладони. Староста озадаченно смотрел на неё и пришёл к выводу, что пора принимать самые решительные меры.

— Так, прекращай рыдать, — скомандовал он и протянул один из пледов, который до сих пор держал в руках. — На, вытри свои сопли, потом будем разбираться.

Пальцы не слушались, но кое-как Даниэла всё-таки стёрла с лица слёзы. Глаза распухли, но плакать она больше не могла и лишь тихо всхлипывала, уставившись в одну точку. Староста же в это время покопался в своём рюкзаке и достал бутылку с водой.

— Пей, — приказал он. — Не хватало мне ещё, чтобы ты тут от обезвоживания умерла.

От рыданий распух нос и ужасно болела голова, но постепенно Даниэла начинала успокаиваться, и с ней наконец-то можно было нормально поговорить.

— Ну, что случилось? — спросил староста, облокотившись на подоконник.

— Ничего… просто так… — сказала она.

В ответ он понимающе кивнул и не стал допытывать, поэтому несколько минут они сидели в полной тишине.

— Староста, а ты можешь снова вернуться на свою должность? Я знаю, что осталось меньше недели, но я просто больше не могу этим заниматься, потому что… ну, в общем…

— Да понял я всё, Денисова, — перебил её он. — Я, в отличие от тебя, мозгом пользоваться умею.

— Прости, что из-за меня у тебя столько неприятностей было.

— Да не так уж и много. Должен признать, ты неплохо справлялась, хотя, конечно, ты несколько раз забывала собрать заявления… и мероприятие наше провалила… и ещё много где натупила…

Они негромко рассмеялись, и Даниэла почувствовала, что ей становится легче.

— Но если тебе нужно будет отвлечься, — сказал староста, — можешь набиться мне в помощники.

— Ты сейчас шутишь?

— И не собирался. Сама подумай, Денисова, мои организационные способности плюс твоя беспринципность — и мы непобедимы! К тому же ты должна исправить свой косяк с конкурсом к Новому году, так что считай это воспитательным моментом, — заявил он. — И начнём прямо сейчас. Сначала нужно отнести эти пледы в актовый зал, потому что театралы без них репетировать отказываются, а потом пойдём в столовую, там два ящика мандаринов привезли. Нужно разнести их по классам, так что будем торчать в школе до победного, но зато можно будет стащить парочку в качестве компенсации.

Пока староста перечислял распоряжения, Даниэла пыталась вспомнить, почему они не поладили, но ничего конкретного на ум не приходило. Просто первая их встреча в сентябре началась с какой-то ссоры, и с тех пор они по привычке оскорбляли друг друга при любой возможности.

— Ну что сидишь? — отвлёк её староста. — Пойдём уже.

Даниэла спрыгнула со стола и напоследок окинула себя оценивающим взглядом в мутном оконном стекле.

«Да, видок ещё тот», — отметила она про себя.

В любом случае волновало это её в самую последнюю очередь, да и в школе почти никого не осталось, так что испугать красными от слёз глазами мало кого получилось бы.

— Спасибо, Петь, — еле слышно произнесла Даниэла, когда они направились к двери.

Староста, видимо, хотел пошутить и даже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал и лишь неопределённо улыбнулся.

***

Город с высоты восьмого этажа казался пустым и безжизненным. Тусклые фонари подсвечивали безлюдные улицы, светофоры на перекрёстках бессмысленно перемигивались в ожидании изредка проезжавших мимо них машин.

Феликс сидел перед окном в полной темноте и незаинтересованно скользил повсюду взглядом, облокотившись на подоконник. В тишине было слышно, как тикают стрелки наручных часов, лежавших на столе, и, хотя они показывали уже шестой час, он до сих пор не ложился спать.

А вот котёнок бессонницей не страдал, поэтому задрых, развалившись прямо посреди кровати, что обычно удавалось ему не так часто. За две недели жизни в новом доме он успел заметно подрасти и поправиться, и теперь мало напоминал тот тощенький и трясущийся комок шерсти, который Даниэла случайно обнаружила на улице.

Он перевернулся, потянулся и, зажмурившись, как следует зевнул, после чего поднялся и оглянулся по сторонам. Наверное, Феликс так пристально смотрел в окно, что котёнку показалось это любопытным, и он тоже захотел присоединиться к этому невероятно увлекательному занятию. Путь к подоконнику был труден и опасен, но проделывал он его не в первый раз, поэтому у него получилось довольно быстро забраться на стол, а с него перебраться к цели.

— Что, пришёл опять требовать кормёжку? — спросил Феликс, заметив его.

Котёнок пристально посмотрел ему в глаза, но не стал орать, а подошёл ближе, сел и уставился на улицу, однако ничего интересного там, вопреки всем ожиданиям, не происходило.

— А ведь когда-то я считал разговоры с котом признаком сумасшествия, — сказал Феликс и почесал его макушку. — Но теперь, похоже, другого выбора нет.

Это котёнку понравилось больше, чем скучный пейзаж за окном, поэтому он закрыл глаза от удовольствия и начал тянуться головой к руке, отчего чуть не упал. Феликс усмехнулся и ткнул пальцем по влажному кошачьему носу.

— А ведь я так и не придумал тебе имя. Извини, но с тем, которое дала тебе твоя хозяйка, жить нельзя.

Судя по всему, котёнок был с этим согласен, поэтому подошёл к нему и потёрся боком об его руку.

— Раз ты теперь живёшь со мной, то тебе нужно что-то в стиле нашей семьи, — сказал Феликс. — Может, Ганс? Или Йенс? Хотя нет, для тебя это слишком, будешь просто Кецхен.

Получив наконец имя, котёнок, видимо, ощутил прилив благодарности, поэтому поднялся на задние лапы и, взглянув на Феликса, мяукнул тонким голоском.

— Может, хотя бы ты знаешь, что мне делать с ней? — спросил он, положив его к себе не грудь.

Котёнок закрыл глаза и замурчал, впившись острыми коготками в рубашку.

— Да уж, приятель, ты забавный, но толку от тебя в таких вопросах ноль, — сказал Феликс и вздохнул. — Точь-в-точь как от меня.

На трель дверного звонка никто не отзывался, но Максим продолжал настойчиво жать на кнопку. Ещё немного, и соседи с ближайших трёх этажей повыскакивали бы из своих квартир, чтобы спустить его с лестницы, но, к счастью, дверь распахнулась, и на пороге появился Феликс.