— Надевай браслет, — на стол летит гибкий каучук. Заторможенно смотрю как обруч вихляясь, утихает на поверхности. — Давай, Макс. И удачи тебе. Лютой удачи.

Что такое страх? Липкая субстанция, парализующая силу воли. Холера, ломающая тело и дух. Чума, парализующая конечности. Припадок, деморализующий нервы и рушащий здравую работу головного мозга.

Никитин угрюмо смотрит, как защелкиваю на запястье метку смертника.

Сукааа… Как же хочу жить… И я выживу. Выживу всем назло.

Мне ли не знать, что значит тонкая резиновая полоска на руке. Сам выдавал много раз такую же. И считал, что такой ход правильный. Дисциплина и порядок номер один в суровой жизни нашей структуры. Пришло моё время отвечать за деструктив.

— Где отряд? — глухо бросаю.

— Ждут.

— Сколько их?

— Двадцать.

Отпущенное время позволяет подойти к окну и обозреть мужиков, которые стоят на улице. Экипа что надо, оружие тоже. Все крепкие проверенные парни. На руках защелкнуты такие же как у меня браслеты. Разница только в цвете.

Глубоко затягиваясь, выдуваю дым в распахнутую форточку. Жарко, твою мать. Как в пекле. Хотя тут и есть пекло, самый настоящий ад.

Бронник надо бы проверить…

— Макс. — Останавливает меня на входе Никитин. Буравит веским взглядом, пронизывает насквозь. — Ты знаешь, что делать, — тяжело бухает и отворачивается.

Сдержанно киваю и аккуратно прикрываю за собой дверь. Разъярённый мат и битое стекло сопровождает меня, пока двигаюсь по коридору. Я тоже переживаю, но ничего не поделать. Такая работа.

Поможет мне Бог сегодня или нет? Сжимаю крест на груди и прячу глубже под футболкой. На войне нет неверующих, нет агностиков. Иной раз такое случается, что уповать, кроме как на хранителя не приходится.

— Гюрза.

Останавливает разбитый голос. Больше всего не ожидал услышать его. Я думал, что Лекс уехал надолго. Но он здесь. С совершенно мертвецким лицом, сидит на лавке. Автомат среди расставленных ног валяется, головой с силой упирается в стенку, покрашенную маслянистой краской. В глазах такая боль, что мне, повидавшему смерть и ужас во всех проявлениях, становится страшно. Кажется, что Булат уже переступил грань.

— Булат.

— Я с тобой.

— Я смертник, Лёх.

— Похуй. Катя… умерла…

Что можно ответить?

Мои слова сейчас будут обесценены и просты, как пробка. Утешение не будет нести свою благородную миссию, человек купается в своем горе. Сказать, что потом будет легче? Нет, не будет. Ничего не будет. Время не лечит, оно лишь притупляет раны, чтобы в определенный момент еще сильнее полоснуть болью и несчастьем.

Сажусь напротив молча. Обескровленные губы Булата потрескались, на изгрызанных бороздах запеклась кровь. Мешки под глазами земляного цвета. Взгляд черный, пустой. По инструкции сломленного духом брать нельзя, да он и не заявлен в грядущей операции, но я же смертник. Что стоит в очередной раз послать всех на хуй и нарушить приказ. Ничего.

— Смерти будешь искать?

— Буду. Смысла не вижу жить. Браслет дай.

— Нету, Лекс. На нас по одному выдали.

— Насрать на него. Без него пойду.

Протягиваю фляжку. Булат слепо отвинчивает и вливает в рот глоток. Вода струится по небритому подбородку. Успокаивать не буду, пусть зажмёт боль сам. Я бы послал, если бы полезли. Только на минуту представил, что, если бы Ника…

Зверем орать хочется.

Забрать бы, укутать собой, спасти и сохранить от всяких бед.

Любить бы маленькую до конца жизни. Беречь и лелеять. Только при сучей ублюдской мысли, что с ней может что-то произойти из кожи наизнанку вылезть готов. В голове бьется навязчивая мысль, что нужно любыми путями остаться живым и вернуться к ней. Навсегда.

— Булат, — против воли вырывается.

Он как измученная коняга вскидывает голову, всматривается слепо и щурится. А меня продирает. Мужики тоже плачут. Вижу. Зажато. Скованно и беспомощно. Его глаза поблескивают, бессилие внутри разрывает. Я знаю, как это бывает. Знаю.

— Пора?

— Пора.

Когда выезжаем, даю инструктаж бойцам. Воздушной поддержки не будет. Операция не предусматривает помощи бомбардировщиков. Обходиться придется самим. Захват базы то, что придется сделать кровью, смертью и даже если поляжем все, то последний оставшийся в живых сообщит Первому о захвате.

Мы браслетники и штурмовики в одном лице. Задача взять и зачистить. Численное превосходство за противником, но мы сильнее, ловчее и выносливее. Прикрывать друг друга умеем и можем.

— Повторение мать учение. Каждые десять метров окапываемся. Автомат на уровне глаз. Башку не поднимать. Зеленки почти нет. Такелажников беречь. Снарядного голода не будет, если прикроем их. Булат со мной пойдет на штурм в числе первых. С нами…Ты. Ты. Ты и ты.

— Командир, — раздается приблатненный голос самого борзого. Кстати, и погоняло у него Борзой. — Поберёгся б. Давай я пойду. Мне жить на три копейки осталось.

— Борзой, там надо выжить, а не сдохнуть раньше времени.

— Все равно возьми с первыми, а?

— Завались.

Взгляд мгновенно меняется и тухнет.

— Товарищ командир, разрешите обратиться? — встает в несущейся машине. — Прошу взять меня в ряды первых штурмовиков.

— Зачем?

— Друга у меня убили там, — с ненавистью скрипит зубами. — Слышал там бармалей тот будет. Возьми с собой, Тайпанов, а? — придвигается ближе. — Как человека прошу, не как командира.

Недолго раздумываю. Пытаюсь понять. Но ситуация такова, что…

— Разрешаю.

Борзой благодарно кивает. Я дальше инструктирую команду. Да, нам всем есть за кого воевать. До базы всего чуть осталось. Склоняемся со старшими над картой и ещё раз проговариваем действия. Наш спланированный налёт выиграет время на первом этапе. Будет фора в действиях.

Парни проверяют оружие, подсумки и наличие ножей. Это неотъемлемая часть суровой действительности. Перестегивают броню, фиксируют шлемы. Молчат. Сосредотачиваются.

Короткими перебежками занимаем позиции. Тишина адская. Мы гребаные невидимки. Прильнули к земле и исчезли. Слились с окружающим ландшафтом. Изучаю в бинокль позиции. Ничего необычного. Только укреп там с прошлого времени нехуёвый теперь. Брать будет сложнее.

Лекс задевает локоть. Кивает вдаль, призывая посмотреть в том направлении, что я и делаю.

Прямо на меня смотрит Воронцов. Он также сканирует нас в оптику. Замечаю в отдалении скрытых бойцов. Знаю отличие маскировки, поэтому и выцепливаю сразу.

Столько же сколько и нас. Лучшие бойцы штрафники. Что у меня, что у него.

На запястье у Кира горит такой же браслет.

Впиваюсь взглядом в Булата. Но тот лишь безразлично пожимает плечами. Это понятно. Не осуждаю. Спустить перед нами ангелы трубящие, он также будет внимать. Лексу наплевать на всё.

Вновь смотрю в бинокль, но Кира уже нет.

Что за игра? Кто кукловод? И что за нахуй происходит?

— Термобаром бы влупить. И чисто… Но нету.

Булат тихо бормочет, забившись в каменную выемку. Сканируем через оптику поляну. Повышибало их что ли тут. Пусто.

— Арта бы не помешала тоже. Но нету…

Подтверждаю тихо. Мечтать о поддержке не вредно. Хотя по чесноку, было бы намного легче взять базу и того хера, ради которого заварили кашу. Вопрос как живым его хапнуть? Командование давно охотится за Мадяром, но безуспешно. Даже наше подразделение умылось. Хотя чувствует моя задница: если бы дали команду с самого верха, то структура, объединившись с внутренними частями госов, с землей сравняла крепость, а Фаруха добыла. Но видимо Колобок не договорился о многоходовочке и решил нашими руками провернуть дело.

— Борзой, РПГ-шка…

— Есть.

— Саня.

— Готов.

— Димон.

— Есть.

— Подвал и второй этаж. Огонь!

Взрывы разносят стекла и камень в труху. Оглушительно эхо гуляет по плитам. Начинается ад.

— Первая группа вверх. Вторая — подвал. Выбить и удержать позицию!