Какую пользу извлек Владимир из уже остывших новостей? Нужно укреплять свою родовую усадьбу и набирать людей в боевое крыло. Два волхва и сорок воинов, конечно, могут спокойно отбиться от нападения злодеев (хотя, кто кроме лихих людей может серьезно навредить княжичу), но в случае серьезного столкновения с хорошо обученным противником не поздоровится. Княжич не хотел верить в серьезность такой ситуации. На западных окраинах его вотчины земли Назарова, с востока и юга подпирают территории отца — князя Строганова. Далеко на севере две каторги — единственное место, откуда можно ожидать проблемы. За все время существования Игримской и Казымской каторг было совершено три массовых побега, но все они закончились тотальной зачисткой беглецов. Демидовы — уральские соседи Строгановых, да и сами Строгановы не собирались терпеть под своим боком неконтролируемые и озверевшие банды. Надеясь на лучшее, всегда готовься к таким поворотам судьбы, решил Владимир, и стал набирать людей в свою гвардию. Данила Могутов самолично проводил отбор кандидатов. Нужны были молодые, крепкие, дерзкие и не боящиеся крови парни. Стрелять здесь умели почти все, а вот физические кондиции решили доводить до ума уже во время обучения.
Так что ближе к лету личная гвардия насчитывала шестьдесят человек, и еще десять кандидатов, которые не прошли по каким-то сложным параметрам, учиненным Могутовым, перешли на службу в городскую дружину. Владимир понимал: надеяться придется только на себя. Отец ясно дал понять: помощь он даст только в самой тяжелой ситуации. А что ею являлось, понятно: клановые столкновения, когда политические и финансовые проблемы не решатся мирным путем.
И все-таки княжич решил съездить в Тобольск, чтобы решить проблему не за спиной отца, а откровенно с ним поговорить. Он взял с собой Марину, захотевшую повидать родителей, и вместе с десятком бойцов выехал из поселка в предрассветных сумерках. По тяжелым лесным дорогам доехали до Туринска, откуда уже по хорошей дороге помчались с ветерком до Тобольска.
Первым делом, как только обнялся с матерью, отцом и братьями, не уехавшими в конвое до Балхаша, он попросил приготовить баньку.
— Надо поговорить, — шепнул Владимир отцу. — Без лишних ушей.
— Добро, — кивнул князь, ничему не удивляясь.
Усадьба Строгановых находилась не в самом Тобольске, а чуть восточнее, в светлом сосновом лесу, протянувшемся вдоль речки Курдюмки, где жил весь Род, включая Патриарха Егора Петровича Строганова, его братьев, семью самого Андрея Егоровича и многочисленную рать слуг. Можно сказать, здесь был тщательно охраняемый поселок, насчитывавший больше двух сотен человек.
Баня находилась на невысоком песчаном берегу Курдюмки; выложенная диким камнем дорожка вела к речке между густыми зарослями ивы. С добротно построенных мостков можно было прыгать в воду после парилки. Дно речки здесь углубили, расчистили и облагородили берега. Пляж для прислуги и бойцов был отдельным от господского, чтобы не пересекаться без необходимости.
Владимир скинул с себя одежду в предбаннике и зашел в жарко натопленное помещение. Отец запаздывал, поэтому он сначала плеснул на каменку ковш кваса, глубоко вдохнул в себя пряный горячий запах и сел на полок, чтобы как следует пропотеть.
Князь Строганов появился позже. Кряжистый, набравший к годам вес, отец примостился рядом и с интересом поглядел на ногу сына, отливающую розоватой кожей.
— Не увидел бы — не поверил, что Никита без всяких Целителей вернул тебе ногу, — сказал Андрей Егорович. — Так и поверишь в посланника Перуна на земле. Значит, я был прав, вкладываясь в активы медицинского центра.
— Хорошая компания подобралась, — улыбнулся Владимир пассажу отца о «божественности» Никитиного Дара. — У Меньшиковых нюх отменный, зря деньги выбрасывать на сомнительные проекты не станут. А Никита обещает уже этой осенью запустить два корпуса. Он еще и детское отделение планирует открыть.
— Встречался с Назаровым?
— Еще нет. Договорились на лето, но точную дату пока не обговорили.
— Не забывай, о чем я тебе говорил, — отец встал, подошел к лавке, где лежали березовые веники, выбрал один из них, повертел в руках. — Ложись, пройдусь по твоей спине.
— Ты хорошо подумал, когда предлагал мне заключить союз с Назаровым? — с удовольствием ощущая, как веник удивительно мягко скользит вдоль позвоночника, разгоняя кровь, Владимир положил голову на руки и прикрыл глаза.
— Думаешь, я на эмоциях это сказал? — усмехнулся князь.
— Показалось — да. Тобой руководил прагматизм и желание вернуть меня к жизни.
— А теперь?
— Ты даже не представляешь, какое счастье и эйфорию я испытал, увидев на месте обрубка ногу. И в этот момент моя клятва шла от сердца, от души. Даже если бы ты не посоветовал предложить Никите союз, я бы лично протянул ему руку.
— То есть, ты уже созрел для этого решения? — веник словно прилип к спине Владимира.
— Думаю, да. Никита обещал приехать ко мне в Турский.
— Обязательно воспользуйся этим моментом, — посоветовал Строганов, начав энергично хлестать по спине сына. — Покажи своим людям, какой союзник у тебя появился. В ваших отношениях я вмешиваться не стану…
— Но следить будешь, — усмехнулся княжич.
— Не без этого. Мои люди в поселке есть, но они остались там по иным причинам.
— Сказать, кто они, не хочешь?
— Нет, а то начнешь искать их, отвлекаться от своих дел.
— Ты за кем-то следишь?
— Пока нет никаких оснований раскрывать их миссию, — в голосе отца проскользнуло недовольство. — Повторяю: к твоим делам они никаким боком. Не трать свои силы для их поиска. Давай-ка, попарь меня.
Они поменялись местами, и Владимир стал охаживать отца, периодически окуная веник в бочку с квасом и держа его на каменке. От этого в бане стоял невероятный запах свежей листвы и хлеба.
— Мне звонил Балахнин недавно, — покряхтывая от удовольствия, поделился своими делами князь. — Опять насчет Кормчего разговор вел. Я ему подтвердил свою позицию еще тогда, но, видимо, ситуация в корне поменялась. После того, как Никита разорвал в клочья боевую бригаду магической Инквизиции, серьезные люди почуяли перспективу этого молодца.
— Не понимаю я идей Алексея Изотовича, — выдохнул Владимир.
— Ты, сын, плохо знаешь князя. Это очень опытный политик. Его клан самый малочисленный в России, меньше только у Назарова, и исходя из такого расклада сил Балахнин умудряется балансировать между разными группировками, оставаясь при этом нужным Меньшиковым, и в то же время критиковать их. Есть у меня мысль, что он хочет прикрыться Назаровым, если начнутся серьезные трения между кланами.
— А что, к этому есть предпосылки?
Строганов поднял голову.
— Они всегда есть, только опытные князья никогда откровенно не показывают свой интерес. На обострение идут в крайних случаях, а так обычно жрут конкурентов потихоньку. Недавно Шереметевы заключили какую-то сделку и теперь нахально запустил свой хобот в Симбирск. Князь Василий Юрьевич посадил там своего сынка Велимира не для того, чтобы тот любовался видами Волги. Значит, намерения у клана серьезные.
Владимир прошелся по спине отца еще раз и замер.
— Понимаешь, к чему клоню? — спросил старший Строганов.
— Шереметевы хотят получить контроль над перемещением всех грузов, идущих по реке, — задумчиво произнес княжич. — Неужели не боится гнева казанских князей? И Урусовы, и Адашевы вот так просто промолчат?
— Молодец, расклады знаешь, — хмыкнул отец. — Но они, скорее всего, промолчат. Будут смотреть на Тимура Кудашева. Именно он самый сильный игрок в Приволжье, и при нежелательном развитии ситуации его даже Меньшиковы не утихомирят. А Шереметевы всерьез взялись за строительство терминалов. Глядишь, скоро начнут выдавливать своими перевозками конкурентов. Я с интересом жду, когда полыхнет.
— Надеюсь, ты не будешь влезать в их разборки, — проворчал Владимир, еще раз пройдясь по спине князя. А потом бросил веник на лавку, зачерпнул ковшом квас и снова плеснул на раскаленные камни.
