— Тише, тише, красавица моя, — прошептал Алекс, улыбаясь между короткими поцелуями, — я тебя чувствую…

— А я тебя!

— Ты не устала? Я не сделал тебе больно?

Она коротко засмеялась и потёрлась щекой о его плечо.

— Ах, о чём ты? Я прекрасно себя чувствую! Но разве это всё?

— Конечно, нет, но я не хочу тебе навредить. Ты стала женщиной только вчера, и долгие ласки могут оставить неприятный след на твоей коже…

— Я уже говорила, не стоит опекать меня, как маленькую. Если я в порядке, значит, всё хорошо, — она с нежностью взглянула в обеспокоенное лицо мужа и улыбнулась, коснувшись рукой спутанной копны его волос. — Мне так нравится то, что ты делаешь. Иногда я словно схожу с ума, но всё же… Мне нравится быть твоей!

Она видела, что он хотел ответить, он и собирался сказать что-то, однако вместо слов просто подхватил её рукой под ягодицей и медленно ввёл член внутрь, затем резко дёрнул девушку на себя, отчего Кейли вскрикнула, но через мгновение покорно прижалась к его твёрдому телу. Он снова стал двигаться в этой странной позе, и где-то на задворках сознания Кейли поняла, что это было самым невинным из того, что он знал и умел. Они лежали на боку, лицом друг к другу, одной рукой Александр держал Кейли за бёдра, другой схватил за длинные волосы на макушке, так что теперь она не могла отвернуться. Он брал её с такой силой, что его напряженное раскрасневшееся лицо расплывалось у Кейли перед глазами, но это не продлилось долго, и он кончил с глухим стоном, закатив глаза в экстазе. И она видела это, и не могла поверить в то, что это происходило с ней, с ними обоими.

Она думала, что он снова отпустит её, но как только его член покинул её тело, Алекс опрокинул девушку на спину и впился ртом в её сосок, дразня сначала языком, потом с шумом втягивая его губами. Кейли ощутила, словно сотни игл пронзили её ослабевшее тело. А он всё продолжал сосать, бесстыдно поднимая на неё глаза, словно желая узнать её реакцию. А потом (она даже не заметила, как быстро) его язык оказался между её ног, и Кейли задрожала от наслаждения, наконец, познав самую мучительную ласку, какую он только мог придумать. Когда к этому безумному языку присоединились и пальцы, Кейли подумала, что вот-вот сойдёт с ума. Её трясло, бёдра сковывало волнами жара снова и снова, а он всё не отпускал её. И иногда она слышала, но будто издали, как он звал её и шептал какие-то непристойности, правда, она не поняла их, да и был ли смысл, потому что её снова пронзало сумасшедшее ощущение блаженства.

Наконец, опустошённая после этой ласки, Кейли превратилась в безвольную куклу, потому что тело ослабло так, что она даже руками пошевелить не могла. Лёжа на скомканных влажных простынях в бесстыдной позе, она видела, как Алекс улыбался, разглядывая её, и в этом пристальном взгляде угадывалось восхищение… и ещё больше желания. Она почти удивилась, когда он приподнял её за бёдра и придвинулся ближе, приставив головку вздыбленной плоти к её входу. Он двинулся резко, безжалостно, и она дёрнулась в его руках, не в силах пошевелиться.

«Он не может уже быть готов… Поверить не могу… Неужели в нём до сих пор остались силы?» — мелькало молнией в её голове, пока Александр брал и брал её, снова и снова, будто они и не начинали вовсе.

Она не поверила своим ушам, когда, всё ещё оставаясь в ней, но двигаясь плавно, почти полностью выходя из неё и снова вторгаясь, он наклонился к её лицу и прерывисто прошептал:

— Теперь ты видишь… как это может быть?.. Впредь не берись… дразнить меня… О Боже, как хорошо!

Когда любовные игры, наконец, закончились, и когда он, совершенно удовлетворённый и такой же опустошённый, как его молодая жена, упал на спину рядом с ней, Кейли инстинктивно свела ноги вместе и поморщилась. Но уже через минуту никакого дискомфорта или боли она не ощущала. Стало тихо, и кроме их общего выровнявшегося дыхания ничто не нарушало эту тишину. Александр потянулся будто довольный ленивый кот, повернулся к жене и сказал:

— Надеюсь, ты довольна? И не упрекнёшь меня больше в том, что я могу «рано закончить»!

Эти слова странным образом показались ей забавными, так что Кейли лишь вымученно засмеялась, тихо, почти неслышно. Мужчина коснулся её правой груди, слегка сжал в ладони и поигрался большим пальцем с затвердевшим соском, отчего Кейли застонала. Алекс улыбнулся и произнёс:

— Прости, но удержаться так трудно… Всё-всё, не смотри ты так! Я не стану тебя больше истязать. На сегодня хватит. Я и сам выжат до последнего… Но будет ещё много ночей, обещаю.

— Много ночей…

Кейли улыбнулась и зевнула, затем Александр укрыл их обоих одеялом. Девушка мигом прижалась к нему, вытянувшись вдоль его могучего тела, и вдруг подумала о том, что такой счастливой она ещё никогда не была и, возможно, не будет.

Через шесть дней наступил новый год. И все эти несколько чудесных дней Кейли чувствовала себя на седьмом небе. Её отец пребывал в добром расположении духа, шутил и улыбался, часто вспоминая покойную супругу. Вечерами, когда снаружи неслышно падал снег, укрывая голые поля и древние строения, виконт вместе с дочерью усаживался за пианино и подыгрывал ей очередную хорошо знакомую мелодию. Иногда заглядывали гости. Иногда Александр, обычно безучастный и тихий наблюдатель, играл против тестя в шахматы, партия за партией, пока Кейли читала или вышивала вместе с Оливией, и они совершенно забывали о времени.

Дни протекали спокойные и мирные, типичные праздничные дни в деревне. А ночью, едва Александр запирал за собой и женой дверь спальни, Кейли спешила распустить собранные в две косы волосы, потому что он любил зарываться в эту золотистую копну лицом, вдыхать их аромат и пропускать волнистые локоны сквозь свои пальцы. С этой минуты внешний мир переставал существовать для них обоих, и из молчаливого капитана Алекс превращался в опьянённого желанием любовника, который с каждым разом открывал для юной супруги новые эротические тайны.

Иногда Кейли понимала, что он мог быть невнимателен и груб, но это лишь сильнее распаляло её. Ей нравился его необузданный нрав и поведение дикаря, когда в самые жаркие минуты она становилась для него центром вселенной, и ничто больше не имело значения. И хотя порой, падая рядом с женой на спину и утирая ладонями лицо, Алекс бормотал ругательства и проклинал себя за несдержанность, Кейли тихо смеялась, потому что он не понимал, как сильно возбуждали её эти грубые офицерские ласки.

Он научил её такому, о чём, пожалуй, даже всеведущая графиня Бриджертон не догадывалась. Разумеется, ни о чём подобном Кейли прежде не знала, а поначалу вовсе противилась, поминая Божью кару. Но Александр умел убеждать, и под его руками, его телом и волей она становилась такой покорной, что все условности отходили на второй план.

Ей нравилось наблюдать, как он терял контроль. Она стала хорошо понимать, почему Алекс любил разглядывать её во время любовного акта, и её это больше не смущало. Кейли узнала, как доставлять ему наслаждение, и при этом ощущала свою власть над ним, так что порой они с радостью менялись ролями.

Иногда, засыпая на рассвете, Кейли с тоской думала, что добилась своего совсем не так, как ей того хотелось. Несколько раз, будучи на пике наслаждения, она едва не проговорилась, что любит его. Ей бы хотелось прокричать эти слова, пока он был в ней, пока его самого уносило прочь на волнах наслаждения, но каждый раз она вовремя сдерживалась. Он не скажет ей того же самого, и эта жестокая мысль отрезвляла её лучше любого средства.

Она стала замечать, как во время прогулок по заснеженному саду или за весёлыми трапезами Александр пристально смотрел на неё, слегка сощурив глаза и держа ухмылку на губах, которая придавала ему некий загадочный вид. Кейли хотелось верить, что он уже полюбил её, поэтому был так внимателен, а ночами не давал покоя и дарил невероятное наслаждение… Но гаденький голос в её голове всё повторял: «Он не верит в любовь, он считает это глупостью. Ему нравится твоё тело. Он просто занимается тем же, чем и прежде, как с другими женщинами до тебя, но с удовольствием, потому что ты красива и послушна, и принадлежишь ему…»