Затем он просто укрыл их обоих одним одеялом и, когда девушка положила голову мужу на плечо, прижав руку к его груди, постарался уснуть.
* * *
В церкви Святого Петра, построенной ещё в XIV веке и в деревушке Шорвелл (однако местные произносили название не иначе, как Шоррел) ближе к закату стало совсем мало прихожан. Кейли знала об этом, поэтому пришла на исповедь одной из последних. Виконт Саутфолк всегда был щедр на пожертвования местным церквям, поэтому его единственную дочь и наследницу, такую вежливую и обходительную девушку, встречали здесь с радостью.
На следующий же день после рождественской ночи Кейли пришла и попросила священника исповедать её. Никогда прежде ей не было так неловко находиться в стенах святого места, тем более говорить о том, что тяготило её больше всего. Заикаясь и краснея, Кейли излила душу за деревянной решёткой, после чего спрятала лицо в ладонях и умолкла.
— Дочь моя, — вздохнул служитель устало, — ещё в послании Коринфянам сказано: «Женатый муж заботится о земных делах и о том, как угодить жене своей, и потому он — не цельная личность. Незамужняя женщина или девственница беспокоится о делах Божьих, чтобы стать святой телом и духом своим, замужняя же женщина беспокоится о земных делах и как угодить мужу своему». Муж есть господин жены… Скажи мне, по любви ли ваш союз?
Пискнув короткое «да», Кейли понадеялась, что за эту маленькую ложь на неё не свалится церковный потолок.
— Тогда будь смиренна и не стыдись проявления искренних чувств. Ибо, если господин твой так же искренен, тебе не в чем каяться. Но не хвались любовью, не гордись ею даже в мыслях, ибо то есть грех.
Кейли кивнула и, пока священник за решёткой осенял её крестом, подумала о том, что в действительности накручивала сама себя. Александр был прав, и то, что она ощутила в его объятьях, оказалось не только порочной реакцией смертного тела, но и честным откликом её души.
Всё же в большом прохладном зале церкви она встала на колени на каменных плитах под алтарём и величественным витражом и стала так усердно молиться, что потеряла счёт времени, а снаружи почти стемнело. Напоследок она крепче сжала сплетённые пальцы и горячо произнесла:
— Я так сильно люблю его, и пусть это будет моё самое эгоистичное желание, но я умоляю Тебя проявить милосердие! Пусть он тоже полюбит меня! Хоть немножко… Дай ему хоть каплю от моей любви… Всего остального нам хватит на двоих!
Она перекрестилась и, поднявшись на ватных ногах, покинула церковь. Благо, за оградой ей встретилась знакомая матрона, прибывшая на остров к родне из деревни. В компании этой весёлой болтливой женщины Кейли было куда приятнее возвращаться домой.
Празднующих деревенских было слышно отовсюду, даже с самой дальней объездной дороги. По пути в Чотонфилд Кейли и её спутница слышали отзвуки громких песен, им также повстречались знакомые, обходившие ближайшие дома, и простые фермеры, которые узнавали юную виконтессу и кланялись, снимая головные уборы. В это время, когда совсем свечерело, а падающий снег обратился крупными хлопьями, Александр находился снаружи коттеджа вместе с одним из подчинённых виконта. Они обсуждали расчистку всех дорожек и веранд, когда Кейли подошла ближе.
Её муж оделся не по погоде, несмотря на то, что не было морозно, без пальто и головного убора даже самый крепкий офицер мог заработать простуду. Кейли уже собиралась было напомнить ему о недавней лихорадке, когда мужчина обернулся к ней и улыбнулся так обезоруживающе, что у неё дыхание перехватило. Как же он красив и статен! Снег вокруг него создавал какую-то особую зимнюю магию, белые хлопья оседали на его волосах, на кончике носа, и тут же таяли. А Кейли, заворожённая, желала лишь одного: броситься мужчине в объятья, целовать и не отпускать, как можно дольше.
Ещё один день закончился приятным ужином, за которым даже молчаливый Александр разговорился; пока они с виконтом обсуждали положение дел на Средиземном море и разросшуюся деятельность алжирских пиратов, Кейли с неприкрытым обожанием наблюдала за мужем, попутно напоминая себе о грядущей ночи, которую, разумеется, они проведут без сна.
Как только свечи в люстрах большой столовой были погашены, а зевающая на ходу прислуга разошлась по своим комнатам, Александр поднялся вместе с женой по парадной лестнице и, не удержавшись, прижал удивлённую девушку к себе уже возле самой двери спальни. Они вошли в комнату, невпопад улыбаясь и целуясь, словно шекспировские влюблённые, затем мужчина принялся судорожно снимать с себя одежду. Получалось у него это не слишком грациозно, и Кейли засмеялась, но меньше, чем через минуту ей было уже не до смеха. Обнажённый, с хитрой ухмылкой на лице, Александр подхватил её на руки и, уронив на заправленную постель, стал поспешно раздевать, не обращая внимание на невинные девичьи протесты по поводу дорогого платья, нижних сорочек и чулок.
— Вот ты и в моей власти, красавица, — прошептал он, с жадностью впиваясь взглядом в обнажённую грудь и белый, мягкий живот жены. — Как же ты хороша! Весь день было настоящей мукой смотреть на тебя без возможности дотронуться. А ты всё время где-то пропадала! Ну что же, придётся заплатить за это сполна…
Кейли знала, что зарделась, но заставила себя побороть смущение, хотя его откровенные фразочки до сих пор заставляли её краснеть.
— Лично я готова, ты даже не представляешь, насколько! А вот хватит ли сил у тебя?
Она бросила Александру вызов, игриво улыбнувшись, и он принял его, а заодно и правила этой невероятно приятной игры. Мужчина упёрся коленом в край кровати и медленно, словно дразня, стянул с Кейли чулок — последний предмет одежды, который на ней оставался. Девушка приподнялась на локте, когда Алекс наклонился, и охотно встретила его жаркий поцелуй. С этой минуты они практически не отрывались друг от друга. Кейли всем своим естеством ощущала, как он хотел её, и она отдалась всецело, отбросив остатки стыда.
Сначала она постаралась сосредоточиться и сделать всё так же, как и предыдущей ночью, но, едва их тела прижались друг к другу, едва Алекс лёг на неё и оказался между разведённых бёдер, она почувствовала, что он не мог больше ждать. Почувствовала это в его неистовых поцелуях, в движениях рук и быстрых касаниях к её истекающему лону. А через мгновение он уже вошёл в неё, и Кейли успела лишь раз крикнуть от неожиданности.
Больше не было никакой боли, никакого смущения. Кейли едва не задохнулась от острого чувства наполненности, после которого, едва мужчина стал двигаться, сначала плавно и медленно, затем всё быстрее, она почувствовала, как наслаждение сковало её тело, ставшее вдруг чужим. И словно все остальные ощущения в мире испарились.
За собственными громкими стонами Кейли не слышала, как тяжело дышал и, стиснув зубы, почти шипел Алекс. Его момент освобождения был близок, и он беспощадно толкался в неё, сильно, грубо, наплевав на все условности. Кейли запрокинула голову и, не зная сначала, куда деть руки, просто схватила себя за груди и сжала их. Александр увидел это, увидел её раскрытые губы и рассыпанные по подушке волосы, на которые падал лунный свет из мутного окна… Он видел её, совершенную, открытую для него, только для него, и думал, что умирает от наслаждения.
Наконец Кейли затрясло, её бёдра сковало внезапное вязкое ощущение, и она закричала, дёрнувшись в экстазе. Она всё содрогалась на этом пике страсти, и Алекс наклонился, чтобы поцеловать её, успев поймать ртом её возгласы и стоны. Через пару мгновений он замер над нею, и Кейли, всё ещё пребывая где-то между двумя мирами, успела увидеть его взгляд, помутнённый от желания. Она смутно почувствовала, как он излился в неё, и стало очень горячо, а потом почти сразу выскользнул, и девушка ощутила влагу на своём лоне.
Чтобы не давить на неё тяжестью своего тела, Алекс улёгся рядом. Сначала на спину, чтобы немного отдышаться, затем на бок, вплотную к ней, и Кейли сама повернулась к нему, обняв за шею и поцеловав во впадинку между ключицами. Его кожа была солоноватой от пота, но запах его тела показался ей пьянящим и приятным. Быстрым движением Александр закинул её левую себе на бёдра, и Кейли почувствовала, как его плоть упёрлась ей между ног… Это ощущение сводило с ума. Он был так близко, ещё чуть-чуть, и она снова могла быть наполнена им. От этой мысли Кейли хотелось стонать, и она крепче прижалась к мужу, лаская его широкую грудь ладонью.