— У вас кашель и наверняка болит горло. К тому же прошло всего несколько часов, как вас бил озноб. Может быть, не стоит говорить? Отложим это?

Он покачал головой, упрямо сжав губы в тонкую линию. Кейли снова увидела знакомого угрюмого капитана Стоуна.

— Нет, я в порядке. Моя голова прояснилась. И я должен оправдаться перед тобой, иначе, в случае чего, всё кончится, а мою исповедь так никто и не услышит.

Он намекал на собственную смерть? Кейли поёжилась, ощутив холодок по спине. То, о чём он думал, было ужасно, так что же там ещё таилось в глубине его разума?

— Прости меня за случившееся, — произнёс он, затем поморщился и утёр рукой глаза. — Прости, что испугал… На самом деле я этого не хотел. Вернее, хотел, но не этого.

— Вы были не в себе из-за лихорадки… но я ещё никогда не была так напугана, — девушка обошла кресло и медленно опустилась в него, согнув ноги.

— Да, я знаю.

— Я бы никогда не подумала, что вы так поступите. Мне было больно и страшно.

— Понимаю.

Ощутив ком в горле, Кейли изо всех сил сдержала гнев, потому что его сочувствие казалось ей неискренним и лживым. Она сжала пальцами краешек халата и процедила сквозь зубы:

— Почему вы это сделали? Почему вы пытались сделать это тогда, в первый раз, хоть и не любили меня?

Мужчина молчал, опустив голову так, что она не видела его взгляда, и это взбесило её ещё сильнее.

— Говорите же со мной, раз решились!

— Речь тут вовсе не о любви, Кейли…

— Я знаю, чёрт возьми! Так в чём же дело? Вы всё твердите, что понимаете меня, хотя это я перенесла все эти… эти унижения! Это я рыдала тут и пыталась отбиться! Вы просто животное, если не умеете контролировать свою похоть!

— Я знаю…

— И, что хуже всего, я ощущаю себя полной дурой, ведь всё это из-за вашей болезни, так что я даже разозлиться не могу…

— Из-за болезни, так ты думаешь? — тут он поднял к ней глаза. — Да, я забылся, и от лихорадки у меня помутился рассудок, но если ты думаешь, будто я не хотел тебя взять, ты не права.

Кейли вспыхнула, но попыталась сделать вид, что это её не задело. И что её сердце вовсе не забилось чаще.

— Вы меня не любите, — произнесла она тихо. — Я вам не нужна, я вас не интересую…

— Поначалу так и было, признаю. Но ты давно уже не ребёнок… и интересуешь меня куда больше, чем кажется…

— Хватит! Перестаньте! Я не верю! Я всё это время была для вас пустым местом, иначе…

Александр ухмыльнулся и смочил кончиком языка иссохшие губы.

— От тебя трудно избавиться, ты не знала? Ты вообще осознаёшь, насколько ты желанна?

Кейли ощутила, как вспыхнули щёки, и захотела обругать его, закричать, разозлиться, но не успела.

— Нет, откуда же тебе знать. Ты росла, как роза под колпаком, холёная и любимая, всеми обожаемая. Никто и пальцем не тронул тебя, никто и не посмел бы. Ты даже не замечала, как этот гад, Стивенс, смотрел на тебя там, в саду…

— Да как вы смеете?!

— Не знаю, что ты сделала, как именно ты этого добилась, но там, в Южной Америке, я постоянно о тебе думал, — он вымученно улыбнулся, словно сам себя за это презирал. — Ты снилась мне так, что я рассказать не решусь. Ты мне неинтересна? Ха! Сейчас это даже забавно звучит…

— Вы лжёте…

— Как вернулся в Фаунтинс, только об этом и думал. Отторжение, презрение, жалость — всё куда-то вдруг исчезло. Я хотел тебя, и тут я не лгу. Я хотел, и я сдерживался, потому что ты этого не заслужила. Я слишком много боли тебе причинил, чтобы претендовать на твою невинность… А сегодня ты вдруг оказалась в моей постели да ещё и обнажённая! Ты хоть понимаешь, как это подействовало на меня?

Он вновь закашлял, прижав ладонь к груди, и Кейли хотела было встать, чтобы подать ему воды, хотя её всю уже трясло от его откровенных слов. Александр остановил её жестом руки. Затем приступ прекратился.

— Я сам виноват, что так вышло…

— Так вышло! — возмутилась она. — О чём вы вообще тут толкуете! Бред! Если бы вы действительно хотели, вы бы пришли ко мне раньше и сказали о своих чувствах напрямую! Но в итоге едва не изнасиловали!

— Верно…

— А теперь говорите, будто с ума сходили от страсти, хотя никогда этого не показывали?! Да к чёрту! Я не понимаю, что за игру вы ведёте!

— Нет никакой игры… только сдержанность…

— Вы не видите себя со стороны! Как ничтожны ваши оправдания!

— Знаю…

Кейли не могла больше этого выносить: она вскочила и подбежала к постели, будто фурия с растрёпанными волосами и гневным взглядом.

— Хватит поддакивать! Что вы знаете?! Ничего вы не знаете! Вам не понять меня! Вас когда-нибудь унижали? Хватали и зажимали рукой рот, чтобы вы не могли кричать? Шарили руками по всему телу? Вы плакали хоть когда-нибудь от бессилия и ощущения, что вы лишь чья-то вещь? Ну?! А иначе вы никогда не…

— Я понимаю.

Когда он произнёс это, когда посмотрел на неё и сжал губы, гнев Кейли моментально утих. Глядя ему в глаза, она стала осознавать, что он только что сказал. Как он это сказал. Постепенно до неё дошёл смысл…

Его глаза — те самые голубые глаза, в которые она когда-то влюбилась без памяти — вдруг наполнились слезами. Но он не плакал. Просто сидел прямо, откинувшись на подушки. Две слезы скатились по его щекам. Одна упала на ключицу, другая впиталась в губы.

Кейли словно молнией ударило. Она отпрянула назад, сделав пару неловких шагов, и прижала ко рту руку. Она вдруг всё поняла. И на мгновение ей показалось, будто она стала падать в пропасть.

— Нет! Нет, нет, не-е-ет… не может быть…

Перед глазами всё закружилось, и девушке пришлось опереться о подлокотник кресла.

Кейли всё продолжала бормотать, скорее, чтобы убедить себя, будто он врал. Но глаза не могут врать. Она снова взглянула на мужа. Он не шелохнулся, и его лицо стало болезненно белым. Его опять трясло.

— Что вы… что ты такое говоришь? — прошептала девушка спустя пару минут. — Такого быть не может!

— Ох, твои слова… да Богу бы в уши…

— Я не верю… я не хочу верить…

— Справедливо.

Справившись с потрясением, Кейли медленно подошла к постели и присела рядом по левую руку от Александра.

— Как это может быть… то, о чём ты говоришь?

Он больше не смотрел на неё. Теперь его взгляд был устремлён вперёд, на дверь спальни. Когда Александр заговорил, его голос, наконец, потерял болезненную хрипотцу:

— Моя мать всегда была слаба здоровьем… и не слишком заботливой. Родного отца я совсем не помню. От него осталась лишь фамилия и долги за дом, который у нас отобрали. Я даже не помню, как Эшбёрн появился в нашей жизни… но он появился. И всё было неплохо. Да, они не любили друг друга, я это чувствовал, но ничего не мог поделать. Потом родился Джордж, и почему-то Эшбёрн не захотел заниматься его воспитанием. Возможно, потому что мать переключила всё своё внимание на малыша. Оттого он был и остаётся неженкой…

На мгновение на губах мужчины мелькнула улыбка, тёплая, искренняя, но она быстро угасла.

— Мне было десять лет, когда мать окончательно слегла. Она так быстро уходила от нас, и мы даже оглянуться не успели, как опустела поначалу её постель, затем вся комната… Джордж был совсем маленьким, он почти её не помнит. А вот я… я запомнил каждую деталь. Даже звон колоколов в день похорон. Как будто я слышу его до сих пор… Отчим горевал… но как-то по-своему… Мы его тогда почти не видели. А затем всё изменилось. И полгода не прошло, как в доме стали появляться какие-то незнакомые люди. И много, много женщин… Очень много… Один раз я не мог долго уснуть. Пошёл по коридору и услышал за дверью его спальни голоса. А потом какая-то женщина громко закричала…

Ненадолго он зажмурился, словно это воспоминание причинило боль. Кейли заметила пот, выступивший у него на лбу, и как его пальцы сжались в кулаки. Александр продолжал глухим голосом:

— Я испугался и всё же открыл незапертую дверь… Не трудно догадаться, чем он занимался с той женщиной. Я лишь увидел их голые тела на постели и, помню, застыл на месте. А перед тем, как ринуться назад, я случайно поймал его взгляд… Боже… мне никогда не забыть этот взгляд.