«Ну, хоть что-то!» — удовлетворенно отметила Анна, поднимаясь из-за стола и направляясь в кабинет директора.

Честно сказать, ей не хотелось встречаться с ним с глазу на глаз. Не то, чтобы она боялась. Вовсе нет. Но у нее имелся определенный опыт общения с Дамблдором, и, надо сказать, это был негативный опыт. Они редко, когда сходились с директором во мнении по обсуждаемым вопросам. Чаще конфликтовали, не переступая, впрочем, черты, за которой начинается «вооруженное противостояние». И сейчас, как обычно, Анна не ожидала от этой встречи ничего хорошего. Пререкания, взаимные обвинения и, в конечном счете, абсолютно неконструктивный диалог. Но делать нечего, приходилось делать хорошую мину при плохой игре, и общаться так, как если бы между ними все обстояло просто замечательно. Однако, на этот раз Дамблдор смог ее по-настоящему удивить. Едва они оказались в его кабинете, он предложил ей сесть в одно из двух кресел, поставленных друг напротив друга около разожженного камина.

«Приглашение к разговору на равных? — предположила Анна. — А максимальный комфорт должен, по идее, снизить уровень конфронтации? Неплохо, директор, и неожиданно. Что ж, посмотрим, поговорим, погреемся у камелька, раз приглашают…»

День был, и в самом деле, пасмурным. То и дело начинал идти дождь, и резко упала температура воздуха. В северной Шотландии с опережением графика начиналась полноценная осень, так что разговор у камина можно было рассматривать, как жест доброй воли.

«Жест засчитан, — улыбнулась она мысленно. — Я здесь. Ваше слово, профессор!»

— Анна, — начал директор разговор, ради которого, судя по всему, пригласил ее в свой кабинет, — буду искренен. Я знаю, что в последние годы у нас с вами сложились весьма непростые отношения, и виновником такого положения дел, в большой мере, являюсь именно я.

«Ничего себе?! — Удивлению Анны не было предела, но лицо она, естественно, держала, так что знать, о чем она думает, собеседник не мог. — Кажется, в лесу сдох кто-то особенно большой».

— Что именно вы хотите этим сказать, Альбус? — спросила она с едва ли не равнодушной интонацией.

— Именно то, что сказал, — сверкнул Дамблдор стеклами своих очков-половинок.

Анна подозревала, что этот прием был придуман и разучен Дамблдором много лет назад, уж очень естественно он выходил у директора, и так раз за разом.

— Хочу только уточнить, Анна, — продолжил между тем Дамблдор, — что в большинстве случаев мое поведение было продиктовано, как мне казалось, благими намерениями и стремлением к общему благу. Другое дело, что из этого вышло.

«Самокритично, — признала Анна. — Но к чему он ведет? Ведь есть же у его признаний какая-то цель?»

— Я много думал об этом в последнее время, анализировал те или иные моменты наших взаимоотношений, пытался посмотреть на свои поступки вашими глазами, и должен сказать, что я не остался доволен тем, что обнаружил. Слишком часто моими поступками руководили ложные представления о ваших целях, Анна. И, кроме того, как часто бывает в жизни, случались так же досадные недоразумения, ошибки, просчеты и обыкновенное недопонимание. Поэтому, собственно, я хотел бы объясниться с вами сегодня по поводу тех неурядиц, которые мешают нам стать, пусть не друзьями, но хотя бы союзниками. В преддверии новой войны это было бы, на мой взгляд, оптимальным и наиболее ответственным поступком, как с моей, так и с вашей стороны.

— Полагаю, начать следует с событий 31 октября 1981 года, — сделала Анна свой первый ход.

— Не возражаю, — согласился Дамблдор. — И скажу вам сразу, Анна, я не горжусь тем, что тогда сделал. И дело не только в том, что мои поступки выглядят скверно с этической точки зрения. Я знал, на что иду. Но я ошибся в главном, и эта ошибка может нам всем теперь дорого обойтись.

Он замолчал. Молчала и Анна. Кто начал разговор, тому его и продолжать, таковы правила.

— Скажите, Анна, вы знаете о пророчестве, сделанном в 1980 году Сивиллой Трелони?

Анна кое-что об этом действительно знала, но знание ее, основывалось на серии книг, написанных госпожой Роулинг, и на фильмах, снятых на основе этих книг. Однако сама она ни одной из этих книг целиком не читала, а фильмы, если и смотрела, то лишь урывками. Так что, во-первых, ссылаться на это знание было бы в высшей степени неосмотрительно, а во-вторых, оно, это ее знание, было весьма неполным и потому, по большей части, бесполезным.

— Нет, Альбус, — покачала она головой. — До меня лишь доходили слухи о каком-то пророчестве. Это все, что я знаю.

— Что ж, так я и думал. И скажу вам сразу: пророчество было. И его, к несчастью, частично слышал Северус Снейп. Он не знал, что пророчество касается Поттеров, и донес его, вернее, тот отрывок, который слышал, до темного лорда. Из-за этого, когда пророчество стало воплощаться в жизнь, Волан-де-Морт начал свою охоту на Поттеров.

— Скажете мне текст этого пророчества? — спросила, тогда, Анна, уже понимая в какую пропасть позволил ей заглянуть Альбус Дамблдор.

— Да, разумеется, — снова сверкнул директор стеклышками своих очков-половинок. — Пророчество гласит:

«Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…»

«Да, это серьезно, — признала Анна, выслушав текст пророчества, — и многое объясняет, учитывая взгляды Дамблдора и его модус операнди. Впрочем, послушаем оппонента. Если ему есть, что сказать по этому поводу, сейчас самое время…»

— Сопоставив пророчество с фактами и узнав, что Волан-де-Морт связал его с Поттерами, я совершил первую грубую ошибку. Я настолько поверил в это пророчество, что решил не прятать Поттеров по-настоящему, чтобы позволить темному лорду их найти. Знаю, сейчас вы в очередной раз уверились в том, что я обыкновенный подонок, мерзавец без совести и чести. Однако, попробуйте все же встать на мое место и понять мои мотивы. Война затягивалась, и мы ее явно проигрывали. Не проходило недели, чтобы не погиб кто-то из маглорожденных или даже из чистокровных, но принадлежащих к светлому лагерю. И в этот трагический момент в мои руки попадает невероятное по мощности оружие. Пророчество, обещающее покончить с лордом Волан-де-Мортом сразу и навсегда. Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что в этом последнем поединке может погибнуть вся семья Поттеров, но соблазн прекратить войну оказался сильнее голоса сердца. Во всей этой ситуации меня смущало только одно: я не знал, кто из двоих детей является Героем пророчества? Ну и заодно, как именно этот ребенок уничтожит Волан-де-Морта? После долгих расчетов, — увы, но арифмантика и пророчества не моя сильная сторона, — я пришел к выводу, что наш чемпион — это Гарри. Не стану вас обманывать, Анна, не имея достаточно точных расчетов, я поддался характерному для нас, волшебников, мужскому шовинизму. Мальчик в роли героя выглядит куда предпочтительнее девочки. Впрочем, я так и не смог понять, как именно маленький ребенок сможет победить грозного темного волшебника.

«Чем дальше в лес, тем больше дров!» — рассказ Дамблдора оказался для нее не то, чтобы полным откровением, но многое из случившегося тогда теперь становилось понятным или подлежало переосмыслению. И да, это была мерзкая история. Что бы ни говорил сейчас Дамблдор, он совершил тогда, возможно, правильный с военной точки зрения, но гнусный поступок. Он повел себя, как лидер и полководец, перестав быть учителем и другом. Да, и человеком в полном смысле этого слова — тоже. Не говоря уже о том, что это был поступок, совершенно не ассоциирующийся с образом Великого Светлого Волшебника.

— Я настаивал на том, чтобы Поттеры прятались «на виду», — продолжил, между тем, старик. — Лили боялась и хотела уехать за границу, но я имел достаточное влияние на Джеймса, чтобы они остались на месте. Поэтому в качестве защиты было избрано заклятие Фиделиуса[2], которое, на самом деле, можно обойти, если знаешь, где именно в широком географическом смысле этого слова спрятан дом.