Несколько лет Сашка довольно успешно играл в добропорядочного гражданина. Работал наладчиком телевизоров, Алла работала в торговле, потом устроилась на бензоколонку. У них подрастал сын Валерка. Встречались мы теперь редко. Разговаривать о вечном разучились. Меня выводила из себя роль, которую Сашка примерял, встречаясь со мной – роль называлась «жизнь удалась». У Сашки была машина «Жигули», дача под Ропшей, красивая жена, послушный сын, дубленка. У меня, как в песне Высоцкого: «Ни хера. Только толстая пыль на комоде». Одни амбиции и долги. Да ужас, который прятался в будущем и показывал мне оттуда рожи. Слушать в бане, куда мы наведывались периодически, нескончаемый монолог про магнитофоны, дубленки, шапки из собак, джинсы и песцовые шкурки было невыносимо. Про жиклеры и муфты, прокладки и карданы тем более. Я страдал.

Это было время мелких жуликов, расторопных ловчил, ловких пройдох – людей небольшого ума, но смекалистых и ушлых. Санька как-то удачно влился в их ряды и преуспевал. Он не ожлобел, как Серега Петров, и не скурвился. Просто стал скучным и неинтересным. Он жил в своем загончике. Это была низшая лига теневого советского мира. Тут обитали рукастые слесари автомастерских, непьющие официанты ресторанов, водители заправщиков пивом, таксисты, мастера пошивочных дел, продавцы мясных отделов, моряки загранплавания… словом все, кто не дотягивал до 93 статьи УК по морально-этическим соображениям или из страха.

Они любили слова «бизнес», «деловой», «фирма», к одежде относились с религиозной серьезностью, поскольку она свидетельствовала о статусе, задирали нос, жевали резинку, нахальничали и верили, что именно так ведут себя американцы.

А потом американцы действительно пришли. И туземцам стало зябко.

В 90-е Сашка решил разбогатеть. Поступил в бизнес-школу вместе с супругой. Отучился два месяца. Вместо выпускного экзамена ему предложили осуществить первую сделку. Он должен был закупить вагон сарделек в пункте «А» и продать эти сардельки в пункте «Б». Навар покрывал расходы на обучение и жирный кусок сверху можно было вложить в развитие проекта. Сашка собрал всю свою наличность, которая скопилась у них с Аллой за годы ее успешной работы на бензоколонке, и сардельки купил. В пункт «Б» они так и не пришли. Потерялись. Зато к Сашке пришли четверо молодых людей с могучими плечами и в кожаных куртках. Точно таких же показывали по телевизору в сериалах про бандитов. Они забрали у Сашки ключи от новенькой девятки, роскошную норковую шубу жены, магнитофон, хрустальный сервиз, золотишко… Свернули с пола ковер из натуральной шерсти и даже выдрали из-под телевизора на кухне новенькую микроволновку. На прощание сказали, чтоб Сашка готовил квартиру к продаже.

Спасло чудо. Банда, которая и содержала бизнес-школу, развалилась. Большие деньги сгубили. Вожаки перессорились и перестреляли друг друга, а мелкота разбежалась.

Самое потрясающее – Сашка не остыл. Он требовал реванша и готов был продать квартиру и вложить деньги в торговые ларьки. Я буквально умолил его одуматься. Подумать о сынишке, да и о собственной шкуре.

Китыч, прознав про всю эту историю, прокомментировал кратко.

– Не хочешь срать – не мучай жопу.

Помолчав с минуту, он прокомментировал свой заумный комментарий.

– Какой из Сашки бизнесмен? Помнишь нашего Ундерова? Он еще в шестом классе давал списывать Короваеву за рубль. Юрка сам мне рассказывал. А сигареты «Мальборо» толкал за пятерку. Тут талант нужен. А Сашка что? Нюня!

Интересно о деньгах говорил мой приятель и заместитель в газете «Невское время» Боря Хайкин. Его часто подкалывали коллеги за то, что он мается не на своем месте – мол, в банке ему надо было работать, тем более что в начале 90-х он и начинал где-то в этой сфере. Как-то в курилке Боря объяснил этот вопрос коллегам.

– Что вы понимаете в деньгах, щеглы? Деньги надо любить! По-настоящему. Вот в нашем банке работал один мужик. Так вот, когда он однажды увидел зараз несколько миллионов долларов наличными, в пачках по десять тысяч, то упал в обморок! Натурально сомлел. Еле откачали. Вот это любовь! Только такие и добиваются успеха. Остальные плохо кончают. Куда мне! В свое время родитель сказал мне мудрые слова: «Боря, в России – самые красивые женщины в мире. Помни об этом, когда тебя будут соблазнять уехать». Помнил! Сейчас, правда, стал позабывать. Намедни Надька пригласила в гости. Я, как джентльмен, купил «Виагру», намыл шею, надел чистые трусы, а потом подумал: «А зачем я поеду к Надьке? Буду жрать эти вредные таблетки? Пыхтеть, как пацан? Чтоб рассказать потом про свои подвиги Иванову? Так я и так могу ему это рассказать!» Ну, и не поехал.

– А при чем тут деньги? – спросил кто-то.

– А при том! Вставать на них должен без «Виагры».

Сашке наконец и «Виагра» перестала помогать. Он вымучивал разные проекты, придумывал хитрые схемы, ловчил по-мелкому, страдал по-крупному и в конце концов стал пить запоями. Чтобы вынырнуть из запоя, стал принимать транквилизаторы, с которыми сдружился еще со времени гибели брата. А потом – опять пил.

Незадолго до его гибели я взял Сашку к себе на работу в «Вечерку» водителем. Появление его в редакции произвело фурор!

– Михаил Владимирович, мы его боимся, – жаловались молоденькие корреспондентки. – Он не маньяк? Ходит как зомби и желтый весь.

И это про Сашку, на которого еще лет пятнадцать назад заглядывались женщины, которому я завидовал на танцах, потому что, если объявляли «белый танец» и от толпы отделялась красивая девичья фигура и через танцпол направлялась к нам с Сашкой, я мог даже не сомневаться, к кому она протянет руки. Теперь он был и правда не просто жалок, но и жутковат. Ходил он и впрямь, как зомби, деревянной походкой, и при этом скалился, хотя, возможно, думал, что улыбается. Вероятно, от транквилизаторов движения его были заторможены. Как он умудрялся при этом водить машину – Бог весть. Но однажды я стал свидетелем, как во время движения он бросил руль и стал рыться в своем бардачке в поисках сигарет, напрочь позабыв про дорогу. Я схватил руль, заругался… Сашка виновато скалился – губы его не слушались, он теперь только скалился и лучше было на это не смотреть.

Я решил спасти Сашку. Вел душеспасительные беседы, подбрасывал деньжат. Потом мне пришла в голову блестящая идея. Как-то во время летнего рабочего дня мы загрузились с ним в нашу «четверку» и отправились по местам боевой славы – в Невский лесопарк, стало быть… Я был уверен, что воспоминания пробьют корку уныния в Сашкиной душе и он наполниться живительными соками, воспрянет духом!

В лесопарке было тихо, душно, безлюдно.

– А помнишь? А помнишь? А помнишь? – щебетал я, указывая рукой в наши достопримечательности, от которых у самого щипало в глазах. – Помнишь, как здесь ты закатил в лоб снежком Борьке Христианчику, так что он на задницу сел? А помнишь, как на великах в апреле тут рассекали? Батька твой потом колесо у меня чинил. А лося видели вон там, помнишь?

Чудесная жизнь, подлинная, восхитительная, счастливая, воскресла в моей душе, и я поразился, когда глянул на своего друга. Он был мрачнее тучи. Он страдал!

Назад мы ехали молча. Я понимал, что моя затея не удалась, но не придавал этому значения. Ничего! Страдания иногда необходимы, они становятся толчком к перерождению в новую жизнь.

Увы, новая жизнь так и не случилась. Через неделю Сашку нашли в Неве. Экспертиза показала – самоубийство. После гибели брата Сашка боялся воды и часто признавался мне в этом.

Китыч, мой мудрый в своей простоте Китыч, узнав новость, лишь покачал головой.

– Я всегда говорил – «колеса» до добра не доведут. Лично я, кроме наших традиционных русских напитков, ничего не потребляю. Старый проверенный кайф! У нас в бригаде один деятель какие-то специальные грибы жрет. Ядовитые! Я говорю: «Андрюха, сдохнешь ведь! Давай лучше по стакану портвешка?» Улыбается… А Сашку ты напрасно отвез в лесопарк. Ему ведь почему плохо стало? Потому что ты напомнил ему, как было хорошо. Кем он был – и кем он стал. Особенно на твоем фоне. Это его и добило. Ведь ты помнишь, каким он был франтом? Каким крутым себя считал? Ну и… не выдержал.