Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Это было начало конца. Дальше – хуже. В Ольгу в ее НИИ влюбился начальник! Как раз из этих… хлюпиков в очках. Серега набил ему морду прямо у заводской проходной. Хлюпик заявлять не стал, но Ольга подала на развод. Серега начал пить, ходил мрачный, как демон. Грянула перестройка, и тут он забухал по-настоящему. Словно нарочно, у Ольги все складывалось отлично, дочка подросла и папу на дух не переносила. Злость копилась в его душе, и, наконец, он зарезал на кухне соседа по коммуналке, который сделал ему замечание из-за не выключенного света. Один только раз ударил сгоряча простым столовым ножом, который валялся на кухонном столе, и – прямо в сердце. Из тюрьмы Серега вышел через семь лет инвалидом, в самый разгар 90-х. Жить было не на что. Решил продать жилье. Взял задаток за свою комнату сразу у двух конкурирующих банд и ушел в запой. Бандиты сообразили, что их кинули, сговорились и зарезали Серегу где-то на пустыре, ночью.

Второй этаж. Две соседки – Галя и Люба, вроде бы сестры. У Гали было лилово-черничное лицо от политуры, у Любы – красное от давления, и железные зубы во весь широкий рот. Откуда их занесло на Народную – Бог весть. Не скандальные, прибитые жизнью, бездетные. Мужья, как и положено, законченные алкоголики. Сгинули где-то в лагерях на счастье всем жильцам. Галя стеснялась своего лица и всегда ходила, склонив голову. С соседями не общалась. Люба, напротив, улыбалась по любому поводу своей железной пастью, и угощала ребят конфетами «Старт», если была при деньгах. Сестры сгорели заживо в строительной бытовке на стройке, после сильной пьянки. Взрослые говорили об этом шепотом, вздыхали. Жалко было непутевых, но добрых теток.

Третий этаж – тихая, интеллигентная семья алкоголиков, у сына – церебральный паралич. Четвертый этаж – шизофреничка. Дама строгая, с высшим образованием, муж – геолог. С соседями заносчива, с детьми криклива. Узнали, что она «ку-ку», когда она голая выскочила на лестницу, фотографируя спичечным коробком ошалевших жильцов. Попрятались, вызвали скорую. Больше я эту тетю не видел. Пятый этаж – тихая женщина-лимитчица. Выпрыгнула из окна после того, как сожитель, которого она возлюбила и берегла от всех напастей, оказался психом и набросился на нее с ножом.

Но самый яркий персонаж – дядя Толя. Дети с нашего дома хорошо помнили его. Возвращаясь домой в сильном подпитии, дядя Толя задорно пел народные частушки и отплясывал чечетку совсем как популярный герой из фильма «Неподдающиеся». Невысокого росточка, крепко сбитый, в неизменной кепке, с перебитым носом, шальными глазами, которые в подпитии легко становились бешеными, непутевый скандалист, одинокий, он никогда не унывал, любил детей и всегда угощал нас конфетами. Любил только вот подраться. Не прощал обиды ни от кого и всегда бил первым. Мужики во дворе знали это и редко приглашали его на партию в домино, но он и на стороне находил приключения и частенько объявлялся во дворе с лиловым фонарем под глазом.

Как-то раз (я учился уже классе в четвертом) у нашей парадной стопились милиционеры с собакой. Жильцов они тихо, но требовательно просили подождать входить в дверь. На втором этаже были слышны истошные вопли. Дядя Толя (рассказывали) кричал из-за двери, что живым не сдастся. Потом (опять же рассказывали) милиционер ловко открыл дверь отмычкой и в квартиру впустили собаку. Раздались крики, выстрел, шум борьбы. Народ внизу ахнул. Я стоял в толпе и видел, как распахнулась дверь. Дядя Толя вышел в наручниках, с разбитыми губами, поддерживаемый с двух сторон хмурыми милиционерами. Он притормозил, оглядел нас, двор, и крикнул: «Прощай, Народная!».

Оказалось, что накануне дядю Толю оскорбили возле пивного ларька мужики, да еще и побили за строптивость. В сильном гневе дядя Толя прибежал домой, схватил свое охотничье ружье (он имел охотничий билет) и бросился к ларьку. Неподалеку были проложена по какой-то надобности траншея. Дядя Толя залег в ней, как заправский снайпер, и первым же выстрелом картечи пробил сердце молодому человеку в милицейской форме – это был сержант милиции, простой псковский парень, недавно дембельнувшейся из армии. Вторым выстрелом был ранен случайный прохожий. Убедившись, что только что поставил жирную точку в своей непутевой жизни, дядя Толя заметался по дворам, но в конце концов все-таки прибежал домой. Собака легко взяла его след и привела опергруппу к убийце.

Дело было громкое. Дядю Толю приговорили к расстрелу. Об этом сообщала главная городская газета «Ленинградская правда». Во дворе еще долго спорили, как приводится приговор в исполнение. Почему-то никто не верил, что это делает человек. Пончик до хрипоты доказывал, что существует специальная лестница, по которой приговоренный идет-идет, пока не наступит на ступеньку с подвохом: тогда раздается очередь из автомата и труп скатывается в подземелье, где его опять же автомат и закапывает землей.

Итак, лестница. Пять этажей, пятнадцать квартир, по три на каждом: два убийства, самоубийство, два шизофреника и два ужасных несчастных случаев… Допускаю, что лестница выбивалась из среднего статистического ряда, пусть у остальных жильцов судьба была удачнее, и все же… Не Котлас, не Воркута, не Магадан. Ленинград, благословенные семидесятые годы, развитой социализм, бля…

Глава 11. Первая любовь

Чувствовали ли мы, жители, себя обделенными судьбой или несчастными в этом мире? Тысячу раз нет! Я и по сей день уверен, что у меня было самое чудесное детство на свете, самое лучшее на свете отрочество и самая счастливая юность!

Разве можно забыть, как волшебно пахла трава возле канализационных люков, где даже в самые сильные снегопады и суровые морозы таял снег, а коты со всей округи грели свои брюхи и лапы, съежившись в пушистые комки меха с мерцающими желтыми глазами? Недовольные вороны ходили между ними, вызывая котов на дуэль, но, если мороз был силен, коты не поддавались на провокации и продолжали дремать – согнать их с нагретого места мог разве что дворник с метлой.

Тут, возле люков, мы с Китычем до боли в локтях сражались в ножички. Тут весной собирались пацаны со всего двора и начиналась самая веселая, самая увлекательная, самая шумная игра «в слона и мильтона». Рассказываю. В круг становились двое. Согнувшись пополам, они сцеплялись руками в единое целое. Это и был слон. Рядом стоял «мильтон». В его задачу входило отлавливать желающих прокатиться на слоне: желающими были все, что стояли за кругом и выжидали удобный момент. Если какому-нибудь ловкачу удавалось вскочить на слона, избежав мильтоновских рук – сиди и наслаждайся сколько хочешь. Если мильтон успел тебя запятнать – подставляй свою спину.

На игру вместе с ротозеями собиралось десятки ребят, еще больше взрослых зрителей наблюдали за игрой из окон.

Едва мартовское солнце выжигало на газонах грязно-бурые узоры, а в ушах звенело от воробьиных криков, девчонки тащили откуда-то мелки и баночки от гуталина: начиналась игра в классики. Вообще-то пацаны считали эту игру девчачьей, но посмотрев минуту-другую, как воображалы гордятся своим мастерством, вступали в игру и двор тут же оглашался криками и спорами: «Черта! Котел! Ты уже был! Сам козел!» Девчонки терпели-терпели, но иногда забирали свою банку из-под гуталина и перебирались в другое место, и там рисовали новые классики, но мальчишки находили их и опять хотели вступить в игру. Девчонки высокомерно поднимали носы и злорадно отвечали.

– А чего вы к нам лезете? Играйте друг с другом!

– Чем?!

– Самим надо иметь!

И вечно же именно у них была и банка из-под гуталина, и мелки! И задавались же они! Прямо так и дал бы…

Но мстили им по-другому. Пацаны, сгрудившись в боевую ячейку, начинали глумиться над каждым неловким движением девчонок, смеялись над каждой ошибкой, пока их не допускали в игру. Играли иногда до самой темноты, пока банку еще можно было разглядеть на асфальте.

Если классики надоедали или сил было мало – играли в «хали-хало». До сих пор не знаю, откуда взялось это дурацкое слово. Игра была простая. Человек пять сидят на скамейке. Перед ними стоит ведущий, стучит мячиком об асфальт и менторским голосом выговаривает: «Это такое существо: первая буква «к», последняя «у»» – «Живет в Африке?» – спрашивают со скамейки. – «Нет!» – «В СССР?» – «Нет!» – «Травоядное?» – «Ммм… да!»

23
{"b":"876591","o":1}