В тот день Сергей привез меня в какой-то ресторан с камином в зале. Усадил меня перед камином, заказал нам изысканный ужин. Я влюбилась мгновенно. Мне не нужно было дважды смотреть на него, чтобы поддаться его очарованию. Он красиво ухаживал, сыпал шутками, говорил комплименты. И смотрел так… будто я — единственная девушка на планете. Любая бы клюнула. Они и клюют. Особенно его бывшая. Виолетта Добрынина. Она до сих пор его не отпустила.

Гораздо позже после нашего с Сережей знакомства я узнала, что тогда он еще встречался с ней. Расстался, когда понял, что со мной у него все серьезно. Она до сих пор не может простить этого ни мне, ни ему. Я не нуждаюсь в ее прощении, и все равно неприятно на всех мероприятиях, на которых мы пересекаемся, ловить на себе взгляды, полные ненависти.

Позавтракав, я беру книгу и размещаюсь в библиотеке. Прислуга уже разожгла здесь настоящий камин, и я, кутаясь в шерстяной плед, погружаюсь в очередной мир фэнтези. К счастью, мне никуда сегодня не нужно ехать, и я могу поглядывать на вьюгу за окном в перерывах между чтением.

Час спустя в библиотеку врывается водитель Сережи, Михаил.

— Александра Ивановна, — напряженно произносит он.

— Что-то случилось? — встаю с кресла.

Ох, не нравится мне ни то, как горит лихорадочным блеском его взгляд, ни мои трясущиеся колени.

— Сергей Дмитриевич… он… В общем, самолет упал на взлете.

— Упал? — выдыхаю практически бесшумно и приземляюсь назад в кресло. Накрываю грудную клетку ладонью и сжимаю в кулаке крупный золотой кулон, который гранями врезается в мои побелевшие пальцы.

— Упал, — повторяет водитель.

— А Сережа? — спрашиваю сипло. — Сережа жив?

— Не знаю пока. Мне доложила охрана. Надо ехать в аэропорт, чтобы узнать. Я выезжаю. Подумал, вы бы хотели поехать со мной.

— Д-да, — шепчу. — Я только сейчас. Сейчас.

Начинаю метаться взглядом по комнате, не понимая, что мне нужно сделать. Задерживаюсь взглядом на своих пушистых тапочках цвета пыльной розы. Понимаю, что нельзя ехать ни в них, ни в домашнем велюровом костюме. Но не понимаю, что нужно сделать, чтобы это исправить. В висок колотится мысль, что же я буду делать, если с Сережей что-нибудь случится?

— Частичная потеря памяти, — резюмирует врач после того, как вывалил на меня кучу дополнительной информации.

— Что это значит? — спрашиваю, сжав на груди полы наброшенного больничного халата.

— Это значит, что ваш муж может чего-то не помнить. У него черепно-мозговая травма. Возможно, после того, как окончательно придет в себя после всех манипуляций, память, восстановится. Простите, мне нужно к другим пациентам.

Я открываю рот, чтобы задать еще какой-нибудь важный вопрос, но в голове только белый шум. Я не помню, что нужно спрашивать. Растерянно осмотревшись вокруг, бреду к палате мужа. Приоткрываю дверь и, заглянув, шумно выдыхаю. Прохожу внутрь, закрыв за собой дверь, и становлюсь возле большой кровати.

Кожа Сережи бледная с синевой, на лице гематомы, из носа и рта торчат трубки. Аппарат пиликает, нарушая безмятежную тишину палаты. Раздражает. Будто отсчитывает минуты его жизни.

Сев на стул рядом с кроватью, беру Сережу за руку и прижимаюсь к ней лбом. Плачу и шепотом прошу прийти в себя. Признаюсь в любви, обещаю деток, которых он так хотел. Я готова сейчас отдать все что угодно, только бы он не покинул меня!

Дверь палаты открывается, и я, вытерев слезы, поворачиваю голову. Едва сдерживаюсь, чтобы не скривиться, потому что на входе стоит партнер Сергея, Андрей Сергеевич Добрынин со своей драгоценной дочкой Виолеттой. А эта-то чего приперлась? Посмотреть на то, как умирает мой муж?

— Здравствуй, Александра, — Андрей Сергеевич подходит ближе и качает головой.

— Здравствуйте, — отвечаю и снова смотрю на мужа.

— Как он?

— Пока без сознания. Еще слишком мало времени прошло. Вчера сделали операцию. Сегодня Сережа ненадолго приходил в себя, но меня здесь не было. Врач говорит, что у него частичная потеря памяти.

— Правда? — Я перевожу взгляд на Добрынина, потому что мне показалось, что в его голосе сквозила заинтересованность. — И как скоро он все вспомнит?

— Прогнозов врач не дает. Сказал, что, может, никогда и не вспомнит.

— Что ж, будем надеяться на лучшее. — Добрынин сжимает мое плечо. — У нас с Сергеем незакрытая сделка, нужна подпись на документах. Ты, как прямая наследница…

— Что вы такое говорите? — я подскакиваю со стула. — Какая наследница?! Он ведь еще жив!

— Тише-тише, Александра, не кипятись. Просто Сережа будет сокрушаться, если сделка не будет закрыта.

— Я не буду ничего подписывать! Скоро он придет в себя и сам все сделает.

— Хорошо. Но затягивать нельзя.

— Да у меня нет доверенности на подписание документов!

— Есть. Сергей сделал. Там не хватает только твоей подписи. Тебе достаточно заехать к его юристу, подписать, и после этого ты можешь участвовать в его бизнесе от его имени.

— Нет, — отрезаю. — И вообще вам пора. Сергею нужно отдыхать.

— Да, мы, пожалуй, поедем. Но ты подумай насчет документов. Хорошая сделка может сорваться.

— Я уже подумала. Поправится, сам все подпишет.

— Выздоравливай, Сереженька, — тихо произносит Виолетта и гладит его по руке, стоя с другой стороны кровати.

Когда только успела туда подойти? Хочется отбросить ее руку, но затевать драку в больничной палате вряд ли хорошо. Так что мне остается только, скрепя зубами, смотреть на то, как хищный красный маникюр соскальзывает с кожи моего мужа, и наконец Добрынины покидают палату.

Заняв свое место на стуле, я глажу руку Сережи и разговариваю с ним. Прошу прийти в себя, не бросать меня, не пугать. А потом так и засыпаю в скрюченном положении. Утром, когда врач приходит на обход, я по его просьбе выхожу из палаты.

— Александра Ивановна, — водитель подскакивает с пластикового стула в коридоре. — Вам нужна помощь?

— Михаил, давайте на пару часиков съездим домой. Хочу принять душ, переодеться и немного отдохнуть.

— Конечно. Пойдемте.

— А вы тут всю ночь, что ли сидели? — спрашиваю, когда мы идем по коридору.

— Нет. Ночью меня не пустили. Я утром пришел. Но ночевал в машине на парковке.

— Не замерзли?

— Нормально, — отмахивается он.

Мы выходим на утренний мороз, и я ежусь, кутаясь в шубку. Набрасываю капюшон и тороплюсь к машине. Михаил открывает для меня заднюю дверь, и я проскальзываю на кожаное сиденье. Едва машина отъезжает от бордюра, мой телефон звонит. Хмурюсь, глядя на фамилию Добрынина на экране.

— Слушаю?

— Доброе утро, Александра, — произносит Андрей Сергеевич.

— Доброе, — отзываюсь осторожно.

— Скажи, ты не передумала насчет сделки?

— Нет.

— Ну ты смотри, конечно, сама. Но твой муж не зря со мной работает столько лет. У меня чуйка на хороши сделки. Если эта сорвется, Сергей будет злиться. Не боишься вызвать гнев мужа?

— Он уже приходит в себя. Скоро вернется к работе. До свидания, Андрей Сергеевич, — отрезаю я и кладу трубку. Откидываю голову на подголовник и прикрываю глаза. — Пираньи, — шепчу в тишину салона.

Дома я принимаю ванну, после чего переодеваюсь в теплый костюм и вязаные носки. Съедаю тарелку горячего супа и ложусь на кровать, чтобы вздремнуть, а просыпаюсь уже когда смеркается. Очень быстро собираюсь и снова еду в больницу, прихватив собранный Мартой Сергеевной ужин в лотке. В палату к Сергею захожу, когда на улице уже темно.

Тихо прохожу к кровати и смотрю на мужа. Его лицо понемногу принимает привычный оттенок, хоть за синяками пока еще сложно рассмотреть. Поставив на прикроватную тумбочку лоток, раздеваюсь и иду в ванную помыть руки. Вернувшись в палату, сажусь на стул и открываю лоток. Вдыхаю аромат своего ужина, и мой желудок урчит.

— М-м-м, жаркое, — тихо стонет Сергей и улыбается.

Быстро поставив лоток на тумбочку, подскакиваю и вглядываюсь в лицо мужа.