Гней кивнул. За отсутствием выбора это казалось единственным разумным решением. Мост кончился, ворота по эту сторону открывались с таким же мерзким скрипучим звуком, от которого шумно вспорхнули все птицы с окрестных деревьев. Дозорные кивнули им на прощание и отдали команду в башню. До развилки было всего несколько шагов. Гней повернул налево, Фауст – направо.

– На новолуние в столице? – улыбнулся первый.

– На новолуние, – Фауст приложил ладонь к сердцу. – Не опоздай! Нас, верно, весь город ждать будет, с такой-то подготовкой по округе.

– Не опоздаю, – пробормотал Гней, повторив прощальный жест, – и не надейся.

Пронзительный скрип прервался глухим стуком. Ворота закрылись. Пути назад больше не было.

На вёрсты вокруг расстилалась необъятная степь. Ветер в сторону реки не давал никакой надежды на облака или хоть лёгкую прохладу. Пока позади было ещё видно дозорные башенки вдоль Левсан, Фауст был спокоен. Хотя незнакомые пейзажи вокруг вызывали у него почти детский восторг, всё же было неуютно. Полдень давно уже прошёл, а он так и не встретил пока никого: для жителя густонаселённого города-порта это было непривычно и странно. От его шагов по дороге периодически бросались врассыпную мыши-полёвки, да один раз он, похоже, спугнул жаворонка, сидящего в высокой желтоватой траве. Не выдержав, он сел прямо на дороге и достал из своего узелка карту, расстелив её на земле.

– Так, – бормотал он, водя пальцем по листу, – ежели я пошёл сюда, а прийти надо… так-с, отсюда по бумаге всего пара… – по всему выходило, что до ближайшей деревни он доберётся только к позднему вечеру, и то, если не будет останавливаться на привал. Весть была неутешительной. Вздохнув, Фауст принялся складывать карту.

– Милок! Эй, милок! – вдалеке показалась фигура, медленно и прихрамывая приближающаяся к нему. – Не помогёшь, а?

– Я не… – он не сразу сообразил, что отвечать теперь стоит не на родном языке, кашлянул и исправился, – конечно, бабуль. Что нужно?

Бабка подошла к нему ближе, вглядываясь в края тропинки. В руках она несла корзину, на дне которой лежала горстка грибов.

– Да наклоняться больно, – пожаловалась она, – а есть-то надо что. Коль тебе по дороге, мож пройдёшь со мной, подмогёшь?

Фауст хлопнул глазами. Умом-то он понимал, что пара дней в Империи, и чужой язык он будет слышать, как родной; но сейчас исковерканные простым говором слова были для него почти незнакомыми.

– Пойдём, конечно, бабуль, – он вздохнул, сунул карту в свёрток и взгрузил его себе на плечи. – Далеко отсюда живёшь? Мне бы до ближайшего городка дойти засветло.

Та, охнув, покачала головой.

– До Ивкальга тебе не меньше дюжины дней чапать. А до Осочьей-то мы до темени доберёмся с тобой, коль тебе она зайдёт. О, глянь-ка, – она указала на грибок в стороне, – тут он, родимый. Сорвёшь мне?

– Странное название, – пробормотал мастер, наклоняясь к земле, – на флоосское не похоже.

Бабка развела руками.

– Так мы ж на границе, милок. Фратейцев здесь небось чаще видим, чем святейших, чтоб им пусто было, князей.

Фауст сорвал гриб и поднялся, внимательно посмотрев в корзинку.

– А, если не секрет, они тебе зачем? – подозрительно спросил он.

– В огороде посадить. Ты дурак, милок? – заботливо уточнила бабулька. – В суп кинуть, чтоб хоть чем свеклу разбавить.

– Не советую, – он достал из корзины один из грибков. – Это не дождевик, а чумной сверчок. Видишь, пятна на ножке. Помрёшь через два дня после своего супа. Даже скотине на корм не сгодится.

Бабка поднесла гриб к глазам, чтоб рассмотреть повнимательней, охнула и бросила его на землю.

– И остальные тоже, – велел Фауст. – И лицо не трогай, пока руки не умоешь, – он отобрал корзинку и высыпал её содержимое в траву. Бабка проводила грибы немного печальным взглядом: похоже, вкусный суп её сейчас привлекал всё же больше, чем долгая жизнь.

– А ты что же, – спохватилась она, – лекарь, что знаешь про отраву?

– Я не лекарь, – смутился парень, – я мастер. Исследователь. И фокусник. Я больше по руде и камням, а не по грибам или болезням, но и про них чуть знаю.

– То-то, смотрю, платье нездешнее, – пробормотала бабка. – У нас-то образованных с огнём не сыскать в деревнях. А зачем в Ивкальг путь держишь?

Юноша пожал плечами.

– На ярмарку, представление дать. Если в вашей… Осочьей люди тоскуют, и их развлеку.

Бабулька приобняла его за плечи и развернула в сторону от моста.

– Сам Всесветный мне тебя послал, милок, – улыбаясь, сказала она, – давно к нам учёные лекари не захаживали. Мож останешься у нас на пару деньков, ась? У нас недавно вояки прошли, деньга водится. И представление своё покажешь, и подсобишь чутка, кому надобно.

– А чего надобно-то, бабуль? – осторожно спросил Фауст, шагая вслед за ней по дороге.

– Да по мелочи всякого, – она бодро зашагала вперёд. Сейчас, когда больше не было нужды вглядываться в обочину, походка её стала куда более скорой. – У Бениты нога никак не заживёт, Мар кашляет, что дышит, у Фестера что-то бычки все полегли… а София-то, София! – спохватилась она, – она ж мне и сказала про грибы-то! И её посмотришь, не убудет с тебя. Мы уж заплатим, что скажешь, милок. Нам со столицы-то небось не приезжает никто, кому ж мы нужны там…

Фауст совсем сник. Вот здесь бы Гней пригодился с его медициной. А он-то что сможет им посоветовать? Промыть рану, не есть острого и следить за питьём скотины? Как будто они сами до этого додуматься не могут. Наверняка уже всё перепробовали, раз от горя готовы обратиться к первому встречному.

– Как звать-то тебя? – вдруг заинтересованно спросила бабулька. – Я Агнешка.

– Фауст, – он по привычке приложил было кулак к груди, но вовремя спохватился и чуть кивнул в знак приветствия. – Ты здесь с рождения? Проведёшь меня, к кому нужно?

Агнешка беззвучно чуть пошамкала губами, будто пробуя новое слово на вкус.

– А сам откуда? – подозрительно сощурилась она. – С моста ж идёшь. В заграницу ходил?

Парень растерялся. К такому вопросу он не готовился.

– Я, ээ, с запада. Городок на побережье почти, – он махнул рукой в сторону моря. В принципе, он не соврал: Мотас действительно стоял на дельте реки далеко на западе. Что это другое государство, Фауст решил пока не говорить. Очень ему не понравилась подозрительность, с которой бабка рассматривала его платье. Похоже, придётся где-то раздобыть здешнюю рубаху. – А за границу по работе ходил.

Бабка одобрительно закивала.

– Ну да, ну да, учёные люди везде нужны, везде почёт имеют. Свернём-то в туда, милок, – она потащила его напрямую в степь, где была притоптана широкая тропа. – Дорога до деревни кругом идёт, а здесь напрямик пройти можно будет. Небось и с Фестером-то встретимся по дороге, должен тёлочек своих пасти. Покумекаешь с ним чутка.

Агнешка не замолкала ни на мгновение. Она рассказала Фаусту все слухи деревни за последние пару дней, похвасталась успехами соседского правнука, который уже научился ходить и дразнит соседских гусей, ткнула на цветок, который недавно случайно кинула себе в пирог («я егой-то срезала вместе с укропом, да не заметила. Пока живая, но мож что надо от него ещё съесть? Да полдюжины дней уж прошло»). Один раз они встретили угрюмую коровку, которая брела по степи и жевала пожухлые колосья, а после – мальчишку, который отвязывал коз от колышка. Когда начало смеркаться, и впереди заалели огни деревеньки, Фауст уже знал про её жителей всё: кто на ком женился, кто чем болеет, как отпраздновал именины дочери стоящий во главе подручник, и почём нынче мясник берёт за молочного поросёнка – с его двора и с чужого за разделку.

– У вас нет никаких оград? – удивился мастер, когда они дошли до первого двора. Бабка снова пристально на него посмотрела.

– А зашто нам ограды? Чай, все свои. У ваших морей другие порядки?

Он задумался. Ему одновременно хотелось и узнать побольше об образе жизни имперцев, и избежать вот этих подозрительных взглядов. Похоже, стоит просто всё записать и обдумать в одиночестве. Все свои… это что же, любой человек может заявиться к другому домой просто так? В Мотасе каждый дом огораживался ровно настолько, чтобы ни у кого даже мыслей не возникло зайти на чужую землю. Зато здесь какое раздолье с садами и огородами! Он никогда в родном городе не видал столько зелени вокруг домов: тесная застройка не позволяла разгуляться, и всю свободную землю заполняли сарайчиками и кладовыми.