– По коням! – крикнул управляющий, седлая своего скакуна, – его нужно перехватить, пока не встретился со своими!

Позади послышался топот сапог и тяжёлый стук копыт. Фауст снова хлестнул лошадь, и та понеслась со всех ног. Он силился вспомнить город; пришёл с ворот, брёл по прямой улице, и вышел… вышел прямо к сцене, значит, надо ехать кругом! Он продолжал подгонять кобылку, распугивая народ, пересёк площадь и рванул вперёд по центральной улице. Позади послышался треск дерева – балкон около проезда рухнул прямо на дорогу, превратившись в гору горящих досок и ткани. Стук копыт резко оборвался, сзади донеслись едва слышные команды управляющего и недовольный рёв обступившей его толпы. Раздался пронзительный женский вой прямо около сцены; почувствовав от того странное удовлетворение, Фауст обернулся на площадь. За костром балкона не было ничего видно; вся улица позади оказалась в дыму, а несколько человек на дороге лежали без чувств после давки, с отпечатками грязных подошв на спине.

Кобыла скакала без остановок по прямой до самых ворот; они, как и было уже с утра велено, оказались открытыми. Мгновенно промчавшись мимо караульных, покинувших свой пост и бегущих к площади, мастер выехал на тракт, по которому всего девять дней назад въехал в город. Он то и дело оборачивался проверить, нет ли погони, но никого не видал. Они должны были объехать городскую ограду с той стороны и поехать за ним, но как много времени ещё есть в запасе? Каждый раз, когда кобыла замедляла шаг, он снова её поторапливал. Как далеко он сумеет уехать, прежде чем его нагонят городские отряды? Что они с ним сделают, когда окружат в чистой степи, без преград и свидетелей?.. дым от пожара на площади поднимался густыми чёрными клубами; его даже не пытались ещё тушить. Хоть бы Лазаря не наказали за всё это, вдруг подумалось Фаусту. Лошадь уже устала, ей было тяжело, но он продолжал её подгонять. Вдруг вспомнилось, как он бежал из Осочьей. Столб дыма, бег, погоня… кобылка наконец выдохлась и перешла на бодрую рысь. Это было медленно, слишком медленно, чтоб уйти от тренированных армейских лошадей; но на своих двоих Фауст не смог бы ступить и шагу.

– Отдохни, милая, – шептал он на родном, таком сладком для него теперь языке, – отдохни, а потом продолжим, хорошо?.. – лошадка только фыркнула тихонько и продолжила шаг. А она-то посговорчивей, чем Ромашка.

– Останешься со мной, если мы выберемся отсюда? – прошептал он, прижавшись к тёплой мускулистой шее. Держаться в седле не было никаких сил, парень так и лежал на животном, обхватив его руками за тело. Собравшись с силами, он обернулся; ему показалось, что позади на дороге появилась какая-то точка, и он хлопнул кобылку по шее. Та ускорила шаг, но уже не до того резвого галопа, что был вначале. Да и хватило её ненадолго. Похоже, бедняга окончательно устала.

Фауст продолжал то и дело оглядываться назад, но уже долго никого не видал. Когда день разгорелся в полуденный зной, он начал уже успокаиваться, оборачивался всё реже и прекратил подгонять лошадь. Если у неё не будет сил, он и шагу ступить не сможет… они должны были направить погоню по всем дорогам от города, но, похоже, задержка оказалась слишком большой. Дым на горизонте, казалось, становился только гуще и чернее. Пожар только продолжал разгораться. Он вспомнил рухнувший балкон, и столб, и горящие клоки пакли в руках женщин в толпе, и упавшего на землю раненого командира. Выжил ли… да какое мне дело, вдруг со злостью подумал он. Лазаря было жаль; а остальные – да гори они все огнём. И офицер, и управляющий, и толпа с балконом, и особенно эта девчонка. На мгновение ему представилась Розмари, привязанная вместо него к столбу у кострища; и, почувствовав от того наслаждение то же, что и от её объятий в тот последний вечер, Фауст вдруг понял, чего именно от него ждал всё это время отец.

– Эй… эй, – тихонько позвал он лошадь. Та только ухом повела. – Да поторопись же ты! – рыкнул он, чуть ударив её поводьями. Впереди шёл неспешно какой-то одинокий человек, и последний, с кем бы сейчас хотелось встречаться Фаусту – это очередной городской житель, отчаянно желающий справедливости или гостеприимства. Лошадь всхрапнула и ускорила шаг. Фигура впереди махнула рукой и подошла ближе.

– Эй, добрый человек, чего в Ивкальге стряслось, отчего дым такой? Пускают туда?

– Я не… Гней, это ты? – ошарашенно прошептал Фауст и резко потянул за поводья. Кобыла отозвалась недовольным ржанием и тотчас остановилась; он едва через голову её не перелетел. Отдышавшись, он снова обхватил лошадиную шею и осторожно сполз на землю, едва не упав. Загорелый юноша в голубом расшитом платье, стоящий перед ним, только присвистнул от удивления.

– Ничего себе! Вот не ожидал тебя тут встретить. Откуда у тебя лошадь? А ты… чего ты в таком виде? – подозрительно протянул Гней, рассматривая имперскую рубаху, и тут опустил взгляд на штаны, порванные и опаленные, через которые просвечивали ожоги на коже. – Светила небесные, Фауст, что с тобой случилось? – ахнул он.

Бросив на землю свою тетрадь с амулетом, которые так и лежали в сведённых до боли пальцах, Фауст, шатаясь, подошёл к нему и крепко обнял.

– Как же я рад тебя видеть, – прошептал он, – поехали назад. Поехали скорей.

– А столица? Концерт? – мастер не понимал. – Почему ты едешь из города? Это ты там устроил?

Почувствовав, что сейчас рухнет на траву, Фауст опёрся на него руками и чуть отстранился.

– В городе нам не рады, Гней, – прошептал он. – Поехали, надо перед развилкой перехватить остальных.

– Почему ты думаешь, что они ещё не в Ивкальге? – нахмурился тот. – Может, вы просто не повстречались на улицах? Они ж должны были раньше всех добраться.

– Нет… нет, – пробормотал Фауст, отойдя обратно к лошади. – Их нет. Они бы пришли на казнь.

– Казнь?.. что там произошло? – прошептал Гней. – Где твоё платье? Твои глаза… – он коснулся его щеки. – У тебя жар… как в таком состоянии ты вообще добрался так далеко один?..

Мастер покачал головой. Опершись на лошадиный бок, он тяжело задышал и махнул рукой на лежащие в траве вещи.

– Забери их, пожалуйста. К себе забери. Нет сил… И садись тоже на лошадь. Нам надо торопиться.

Тот не стал сопротивляться. Подсадив приятеля, Гней поднял тетрадь с медальоном, сунул их в свёрток, который он нёс за плечами, и сел позади. Кобылка того, кажется, даже не заметила. Хотя, если на ней обыкновенно ездили снаряжённые кольчужные воины, то их вес, действительно, был для неё легче лёгкого.

– Ты что-то совсем выглядишь паршиво, – нарушил наконец тишину Гней. – Может, посмотреть тебя?

Фауст качнул головой.

– Нельзя останавливаться, – пробормотал он, – как пересечёмся с остальными… так можно. Не сейчас. Сейчас нельзя.

– Как пересечёмся – так обязательно, – мастер нахмурился, – складской работник из меня, право, всё-таки лучше, чем врач, но из тебя-то лекарь ещё хуже. Пообещай, что сразу направишься в храм Медицины, как только приедем в Аркеи.

Фауст снова мотнул головой.

– Нет… мне нужно к родителям. И в приёмную. Должен доложить… напали на послов, – он закашлял и продолжил хрипло, – что-то нужно сделать.

– Эй, эй, это не твоё дело, – Гней похлопал его по плечу, – ты пошлёшь доклад, его выслушают и примут меры. Но не ты об этом должен беспокоиться. Сейчас думай только о своём самочувствии. Хочешь, расскажу пока, что у меня произошло за эти дни?

Не услышав ответа, он приободрился и чуть хлопнул кобылку, которая тотчас перешла на более резвый шаг.

– Меня в деревушке-то нормально приняли, – начал он, – им больше фокусы и игры Марковы зашли, чем мои обычные номера. Но зато оказалось, что у них недавно нового старосту поставили, вот прям на днях, и я попал прямо на праздники! Ну ничего ж себе, а? Встретили лучше, чем у нас на окраинах, – похвастал он, – прямо в управе постелили! В коридоре, правда, но извинялись и с собой ещё…

– Замолчи, – прошипел Фауст.

Гней вздрогнул, услышав непривычный повелительный тон. Ему хватило ума не пытаться сейчас продолжать разговор. Пробормотав слова извинений, он снова взялся за поводья. На солнечном свету, в жарком воздухе степи и без такого привычного уже влажного сквозняка Фауст, едва прикрыв глаза, падал без чувств. Если б не сидящий позади Гней, вовремя подхватывающий ослабевшее тело, то рухнул бы с лошади. Короткие сны, приходившие к нему, не приносили покоя. Он снова видел солдат, и Агнешку, и Ису. Если поймали степных воров, то и в Осочья, верно, уже вся разодрана в клочья после прихода войск.