Когда снова раздался знакомый скрип, Фауст тихо и обессиленно дремал. Дозорный в дверях несколько раз постучал рукой о стену, и тот поднял голову.

– Наконец-то, – прошептал пленник, – наконец-то ты пришёл.

– Неужели соскучился? – добродушно улыбнулся Лазарь, подойдя к нему. – Ужин дают наконец, – он поставил перед ним тарелку с тем же жирным холодным супом, что и два дня назад. – Что-то задержали сегодня.

Фауст обхватил руками колени с попытках унять крупную дрожь.

– Можно ли горячего чего? – он поднял глаза на дозорного. – Хоть мяты вашей… здесь так холодно. У меня уже жар, кажется.

Паренёк покачал головой.

– Я приношу то, что раздают на всех вас. Никто тебе отдельно греть ничего не будет. Много чести. Слушай… – сжалился он, увидав слёзы бессилия на глазах мастера, – если с утра я смогу на кухне себе взять, поделюсь. Не обещаю. Но постараюсь.

Фауст кивнул, не сводя с него жалобных глаз.

– Заходи почаще, – прошептал он, – кажется, в одиночестве я просто с ума схожу. Дождь этот. Чего люди приходили?

Лазарь помрачнел.

– Люди не понимают, – тихо ответил он, – почему мы тебя от них охраняем. Они хотят мести, и только стены острога мешают им сделать то, о чём они мечтают. Если ты раздумываешь, как отсюда сбежать – поверь, не стоит тебе этого делать. Для твоей же безопасности не стоит.

Фауст кивнул и укутался в простынь покрепче.

– Я так устал, – пробормотал он, – всего пара дней прошла, а я без сил. Когда гонец доедет? У вас дворян сейчас вовсе в городе нет? Как вы ярмарку проводили без властей? Когда…

– Э, хватит, – оборвал его Лазарь. – Слишком много бед сейчас на улицах. Твоя судьба сейчас – меньшее, что волнует управу, уж поверь. Всё решается своим чередом. Ты здесь всё просто с ног на голову перевернул. Вот чего, – он сел на полу и заглянул ему в глаза, – чего тебя заставило трепаться перед девкой, а? Важным хотел показаться?

Мастер тихо рассмеялся – и тут же зашёлся кашлем.

– Чего заставило… настойка грушевая заставила. И глаза горящие, – он покачал головой.

Караульный сочувственно похлопал его по плечу и, вздохнув, поднялся на ноги.

– Вчера они тоже горели, как пришла, – наконец ответил он, – злобой горели, а не нежностью. Наверное, – он повернулся к выходу, – побыть одному и подумать обо всём этом тебе сейчас куда полезней для здоровья душевного, чем пустой трёп. Зайду завтра к тебе с утра. Доживи уж ночь в здравом рассудке.

Тишина после его ухода стала ещё более невыносимой. Даже криков на улице больше не было. Разогнали всех, похоже. Фауст ложился, снова вставал, ходил по комнате, укладывался прямо на пол, но нигде не находил себе места. Иногда он проваливался в бесчувственную темноту, такую же холодную и пустую, как в том самом холщовом мешке. Воспоминания последних дней терзали его в одиночестве ещё сильней, чем раньше. Общий концерт в столице… и кто тут наивен, а? Опять все беды от того, что взял на себя больше. Кругом враги. А можно ли доверять Лазарю? Он слишком уж добр для дозорного. Вот что он завтра принесёт с кухни? Надо будетвелеть ему первым попробовать… Фауст пытался гнать прочь эти мысли, но они возвращались снова и снова. Я же поклялся. И подвёл. Что теперь делать?..

…очнулся Фауст на рассвете, свернувшийся в комок на досках, с мокрыми от слёз щеками и расцарапанным горлом. Он тихо и хрипло дышал, и сил встать со своей никчёмной кровати снова не было.

– Что-то ты с каждым днём всё меньше на человека похож, – раздался тихий голос откуда-то сбоку. Мастер приподнял голову. Лазарь сидел на полу, в руках его была кружка, от которой шла тонкая струйка пара. – Принёс тебе, вот. Может, оклемаешься.

– Сначала ты, – сипло прошептал пленник. Дозорный ухмыльнулся и отпил чуть.

– Вот, гляди, – он протянул кружку Фаусту, – не отрава, хоть на вкус и дрянь редкая. Слушай, я на тебя зла не держу. Мы оба были детьми. Тебе мстить – то же самое, что грудничков резать за то, что их батька в кабаке с кем подрался. Я понимаю, отчего не доверяешь… тем более после этой девки твоей. Но поумерь свою злость, а?

Фауст медленно сел на кровати, не сводя глаз со своего охранника. После первого же глотка горло сначала обожгло горько-душистым паром, а потом резко стало легче. Когда кружка опустела, он понял, что уже, кажется, может снова говорить.

– …ты хороший человек, Лазарь, – наконец ответил он. – Почему ты здесь служишь? Неужели для тебя не нашлось другого занятия по сердцу?

Тот пожал плечами.

– У нас не в почёте измена семейному делу. Все мужики в роду всегда шли на службу. Неплохое состояние сколотили, дом отгрохали вон на краю Ивкальга. А я… – он покачал головой, – я слишком труслив, чтоб на войну идти. Не понаслышке ведь знаю, что там ждёт. Поэтому я здесь. А ты – как там сказал? Королевским оружейником станешь, да? А сам приехал в чужой город на ярмарке выступать. Что семья-то про то говорит?

– Семья недовольна, – Фауст улыбнулся неловко, – я же почти два десятка лет учился. Ни дня покоя. У храмовых учеников нет отдыха. Но, знаешь… радостные лица зрителей мне куда больше нравится видеть, чем сутулые спины своих учителей. На меня возлагали когда-то надежду. Но я устал. Очень устал.

– Но всё равно рассчитываешь на наследство?

Он кивнул.

– Да. Я думал закончить с концертами в ближайший год-два. Смогу снова вернуть себе доброе имя в глазах старших, – он улыбнулся. – Наверное, когда вернусь домой, то…

– Если вернёшься, – тихо ответил Лазарь.

– Что?..

Дозорный вздохнул и отвёл взгляд.

– Вчерашняя толпа, – начал объяснять он, – они не успокоились. Они пошли громить рынок. К управе пришли… их даже угомонить некем, понимаешь? У нас стоит, конечно, полк, но он тоже…

– …служил девять лет назад, – прошептал Фауст. Дыхание перехватило, ладони взмокли, и снова пришлось сжать кулаки, чтоб унять дрожь. Как хочется опять ударить стену. Лазарь покачал головой.

– Командование в управе пытается найти способы их утихомирить и вернуть порядок, но с гневом толпы тяжело справиться. Люди требуют, чтоб тебя им немедля выдали.

Вот как. В голове стало на удивление ясно и пусто. Весь хоровод мыслей, что терзал его последние дни, испарился за мгновение.

– Если меня убьют, – размеренно и спокойно сказал Фауст, – начнётся война.

– Э, не настолько ты важная птица, – покачал головой охранник. – Сам ж сказал, что тобой недовольны. Я могу представить, как флоосский дворянин собирает последних подданных, чтоб отомстить за смерть непутёвого сына. Но твои земляки… для вас личная выгода значит куда больше чести. Есть ли такие деньги, которые заставят твою семью сложить стяги и замолчать?

– …вероятно, – признал он. – Тысяч восемь-десять золотом.

– Значит, за десять тысяч золотых можно купить спокойствие в Ивкальге, – грустно отозвался Лазарь. – Уж поверь, это немного для городской казны. Знаешь, я ведь намного глупей тебя. Ну там по части этих ваших наук. Читаю только по слогам, – он усмехнулся. – Но сдаётся мне, что в политике и отношениях человеческих я понимаю куда больше учёного оружейника. А теперь, – он тяжело поднялся, – уж прости, но пойду-ка я с обходом по остальным своим подопечным. Чай, не ты один в одиночестве-то сидишь.

– Стой, – Фауст поднял голову, услыхав такой знакомый и больной для него скрип петель, – стой. Сюда едут мои друзья. Мастера из города. Что вы будете делать, когда они въедут к вам? Отправите сюда? Запросите за меня выкуп? Что?

– А кто сказал, что они пройдут за ворота? – тихо ответил дозорный. – Город оцеплен на въезд и выезд. Сейчас любой чужак может стать искрой, от которой всё вспыхнет. Им, верно, подкоп придётся делать, чтоб внутрь зайти. Каков шанс, что они не развернутся обратно?

– Значит, вы всё продумали, – мастер закрыл глаза. – И никакой возможности, да? Князю ведь никто не писал?

– Девчонка сказала, что ты ждёшь кого-то, – признал Лазарь, – но город закрыли только вчера. А что до письма – так я про то не знаю, не положено мне. Я слышал, что хотели отправить. Потом слышал, что хотят всё сокрыть. И не знаю, какое решение стало последним. Честно скажу тебе, не хочу врать или обнадёживать попусту. Должна вмешаться очень серьёзная сила, чтоб дело разрешилось в твою пользу.