– У тебя при себе печать очень уважаемой семьи, – он пожал плечами. – У нечестных людей ей откуда взяться? Если тебе доверился голова Осочьей, то почему мы не должны? – с этими словами он отвернулся и пошёл вверх по лестнице.

– Удивительно, – пробормотал Фауст, – удивительно. Надобно будет записать об этом.

Софочка снова спустилась в комнату с очередной тарелкой супа. Видимо, стоимость обеда по сравнению с лишними десятью медяками была настолько плёвая, что ей совершенно не было жаль сготовленной еды. На вопрос об одежде она отказала категорически, но зато шёпотом подсказала, где можно постираться самому. Впрочем, Фаусту с этим знанием всё равно нечего было делать: к подобной работе он приучен не был, и процесс представлял себе весьма смутно. Так что он просто переоделся в парадное платье зелёного шёлка и принялся отсчитывать деньги, которые был готов потратить на обязательный подарок. Знать бы ещё, что за люди брачуются! Голова, должно быть, богат, раз даже приезжим гостям оплатил жильё, а не постелил у себя. Эх, не ушёл бы тот караульный, можно было б у него спросить. В тоске Фауст продолжил копаться в свёртках, и нащупал коробочку от деда с муравьями. А ведь это неплохой вариант!

– Мне-то оно зачем, – бормотал парень, разглядывая бусины внутри. Камни были не драгоценными, но явно недешёвыми. – Только если матушке отдать. Или Корнелии, – почувствовав на мгновение, что он совсем не прочь был бы подарить эту брошь Феликсу, Фауст чуть смутился и закрыл коробочку. Кажется, это достойный подарок невесте – тем более от человека, которого она увидит в первый раз в жизни. И, верно, в последний.

Улочки в деревне после сна и обеда казались на удивление уютными. Народ сновал в разные стороны, то и дело пробегала очередная девица с кипящими котелками в руках или с лентами и цветами для украшения лавок. Мужики на улицах были посвободнее и уже порядком навеселе. Фауст жадно вглядывался в происходящее вокруг, стараясь запомнить каждую деталь. Праздник напоминал те свадьбы, с которых ушли несколько дней назад они с Гнеем, но здешний размах явно был серьёзнее. Похоже, вся деревня гуляла: ни одного рабочего человека на улицах не было видно.

Управу он нашёл быстро. Здесь она тоже была высоким зданием белого известняка, с чистым просторным двориком, на котором уже был расставлен десяток длинных столов. Похоже, все жители деревни, кроме поваров и дворовых девок, собирались прийти на праздник. Народу во дворе пока было немного: до начала застолья было ещё долго. А на столе-то, на столе! Стояли и чугунки с супами, и каши, и те самые свежие булки, запах которых так привлёк Фауста за воротами, и даже по паре зажаренных поросят. А на небольшом столе, стоящем отдельно – верно, для молодых – был огромный пирог с вылепленными из теста лебедями.

– Эй, парниш, ты тоже гостем? – окликнул его какой-то дедок, сидящий уже у полной тарелки, – или работать? Сил нет, хоть с одним живым человеком бы поговорить, – проворчал он, но тут же смешливо улыбнулся.

– Так вроде рановато пока, – Фауст подошёл к нему и присел рядом. – Слушай, я тут первый раз. Расскажешь про вашу деревню?

Дед подпёр ладонью морщинистую щёку.

– Дак я уеду отсюда к ночи, погулять вдоволь не успею, – подмигнул он, – вот и принялся пораньше. С молодыми всё по договорённости-с. А про Пестовку… да чего про неё говорить? – он задумался. – Живём торговлей да скотиной. Видал сушняки за оградой? Ничего не растёт, уж и бросили это дело. У головы, господина Вивьена, четверо дочерей, и сынишка маленький подрастает ещё. Розу-то, старшую, он давно спровадил замуж в столицу, а Лианна вон себе здешнего нашла, – он похлопал себя по сытому животу. – Богатей знатный, хоть и, честно признаюсь тебе, не сильно его Всесветный умом одарил. У самого двое сыновей, оба в соседнем княжестве, – старик задумался, – вот как раз к ним собрался. А сам-то, сам?

– А я в столицу, – Фауст улыбнулся. Информация от дедка была весьма ценной. Лианна, значит. Надобно будет запомнить, чтоб в грязь лицом не ударить. – Катаюсь по городам, выступаю на ярмарках. Я обычно с огнём волшебство показываю, но здесь, право, не стоит: столы очень уж тесно поставили, места совсем нет. Зато игры знаю! Вы, верно, и не знакомы с такими.

– О, – загорелся дедок, – это дело я люблю. Ну-ка, ну-ка, – он отодвинул тарелку. – С чего начнём, пока другие гости не подошли? На деньги али так?

– Давай пока так, – решил парень, – а если кто ещё подтянется, то там уже для азарту надобно будет награду ставить.

Вспомнить игры от Марка было нелегко: Фауст слишком уж часто их пропускал за подготовкой к выступлениям. Но в детстве они иногда играли в простые дворовые загадки, и юноша решился начать именно с них. Он подобрал с земли несколько камешков разного цвета и вручил половину старику. Камнем поострее он еле заметно нацарапал на деревянном столе круг с крестами внутри.

– Смотри, – учил он, – можно класть вот так и так. Чужие сдвигать нельзя. Кто первый из своих составит линию – победил.

Деду игра в колесо зашла. Особенно, конечно, его порадовала первая победа. Едва он начал обыгрывать Фауста, как сразу заявил, что сейчас найдёт ещё игроков, а потом снова подмигнул и вынул один медяк. Парень вздохнул и тоже положил монетку. Раз уж пообещал, что на деньги игры будут, нужно слово держать.

Игроков дед действительно нашёл. К столу начали подходить все незанятые подвыпившие мужики и даже пара девок из тех, кто до того таскал еду. Они доставали по одной соломинке из кучи, стараясь не задеть соседние; ловили найденными во дворе тонкими палочками браслеты и кольца, которые ради игры сняла одна из девиц; мужикам пришлось по душе стоять на время с тяжёлой (но, к счастью, пустой) чугунной сковородой в вытянутых руках. Глядя на них, девки только посмеивались ехидно: они-то со сковородами и чугунками носились уже целый день. Горки медяков росли, перемешивались, ползали по столу, меняя хозяев. К моменту, когда толпа была готова уже перейти к хороводам, столы уже заполнились гостями.

– Ну всё, хорош, – довольно велел старик. Он себе отхапал почти половину всех монет, которые положили остальные. – Вон уже и молодые идут.

Гости, недовольные прервавшимся развлечением, но всё же порядком повеселевшие, разошлись по своим местам. Фауст решил остаться рядом с весёлым дедом. За это время они стали уже едва не друзьями. К меньшему столу подошла сразу несколько человек: богато одетый мужчина в парчовой жилетке, с окладистой бородой и хмурыми бровями; пожилая женщина в белом глухом платье, подвязанном широким поясом; и сами молодые – высокая, чуть смущённая девушка в яркой расшитой юбке с венком на голове, и недобрый, но самодовольный мужчина лет тридцати на вид, в такой же жилетке, что и мужчина рядом. Бородач – это, похоже, голова; а женщина… в родном Мотасе Фауст бы сказал, что это адепт института Порядка, который должен подписать бумаги о браке и передать их в управу. Может быть, здесь обряды тоже проводятся в присутствии жрецов?

Молодые начали свой путь вдоль столов. Гости рядом с ними вставали, желали им доброй и счастливой жизни, вручали подарок и обнимались. Пара не смогла сдержать удивления, увидев незнакомого им человека в заморском платье; однако Фауст вспомнил все светлые пожелания, что он слышал на семейных праздниках, обнял и невесту, и жениха, и растрогал их неимоверно. Лианна осталась в полном восторге от содержимого коробочки, и сразу велела новоиспечённому супругу собрать брошь, чтоб она могла её надеть вот прямо сейчас на свадебный корсет.

«Фух, кажется, пронесло…» – молодые прошли к следующим гостям. Дед вручил им стопку полотенец и букет, которые он мастерски прятал под столом, а женщина за ним – увесистый мешочек с монетами. Те, кто поздоровался с молодыми, садились на место и приступали к трапезе.

– Вот не зря, не зря я заранее начал, – назидательно сообщил дедок, – пока они ходили, всё уже остыло. Ну вот попробуй сам, – он протянул Фаусту кусок запечённой свинины. Мясо, действительно, уже остыло и стало жёстким. Дед воровато оглянулся и, убедившись, что никто на него не смотрит, сунул под стол кусок пирога. Мастер поднял бровь. – Чай, не обеднеют, – шёпотом пояснил старик, – а мне ещё ехать и ехать до соседнего-то города.