-…Здесь тоже нужно нечто такое. Что-то библейского масштаба… Чтобы все поняли, кто прав, а кто не прав, — шептал он, продолжая сидеть на корточках возле колодца-арыка. — Именно так… Своеобразный перст Бога…

В голове возникали грандиозные картины разрушенных вражеских селений, вызванных рукотворными потопами, селями, каменными обвалами. Он представлял, как над резиденцией Джавада летают дельтапланы, и подростки с них бросают пакеты дымовой и удушающей смесью. Внизу в этот момент корчатся от боли и задыхаются люди, они бросают ружья и сабли. Еще Ринат видел самого хана Джавада, который ползет в удушливом дыму и падает без сил у ног победителя. Страшная в своей силе и жестокости картина, предвещавшая скорое наступление нового века с его невиданными по разрушительной силе войнами. И именно он, пришелец из будущего, несет все это, прикрываясь красивыми словами и громко говоря о правде, справедливости и милосердии. Как все это похоже на его будущее…

— Боже, что это я, в самом деле… — Ринат покачнулся и, потеряв равновесие, схватился за замшелое бревно. — Ей Богу урод какой-то… Это же люди, мои люди… с которыми я хочу строить совсем другой мир…

Странно, очень странно выглядело все это со стороны. Заросший бородой до самых бровей горец весьма и весьма сурового вида в бурке сидел на корточках у арыка и что-то шептал, время от времени начиная поливать землю перед собой водой. Таинственно, наводило на очень необычные мысли. Охранник имама, видимо вообразивший невесть что, отгонял от Рината шедших мимо односельчан. Любого, кто желал поприветствовать имама лично, парень тут же останавливал и начинал ему что-то горячо втолковывать. Последний тут же возводил руки к небу и быстро уходил прочь. Уже позже Ринат узнал, что он, оказывается, просил у Аллаха богатого урожая для своих людей.

— Нельзя же так… Должен быть другой путь, — никак не мог успокоиться он.

Это не был приступ нытья или непонятной жалости к самому себе. Просто Ринат со всей ясностью осознал, что он пытается бороться с жестокостями этого мира и несправедливостью этого общества еще большей, просто нечеловеческой жестокостью. Это ли он хотел на самом деле? Точно ли приведет этот путь к новому миру на Кавказе и, вообще, в одной большой стране? Неужели ему придется раз за разом топить все в крови — сначала в горской, затем в русской, еще позже — в английской, турецкой или немецкой? Ведь тем самым он замыкает круг вселенского насилия, делая его, поистине, бесконечным.

— Хера вам всем! — буркнул Ринат, резко поднимаясь на ноги. — Б…ь, здоровенного хера… Советский инженер и так вас всех научит Родину любить — и горцев, и дворян, и крестьян, и князей, и императоров. Хватит крови.

Следующие несколько дней Ринат развил такую бурную деятельность по подготовке нового похода, что многие из его окружения не раз поминали бранными словами Джавада. Мол, из-за этой скотины имам потерял покой, заставляя круглыми сутками напролет заниматься воинскими упражнениями, готовить припасы,

Широкая равнина за селением теперь весь световой день была заполнена сотнями мюридов, которыми в поте лица отрабатывали упражнения на групповую сплоченность и дисциплину. Поделённая на десятки, конная лава совершала многократные единообразные перестроение под надзором наибов, которым Ринат передал свое видение результата. Итогом должно было стать более или менее четкое выполнение приказов рядовыми мюридами в бою. Нужно было заставить горцев забыть об индивидуальном бое, который был одновременно их и сильной, и слабой сторонами. Каждый должен понять, что он частичка одного большого организма — святого воинства имама Шамиля и, соответственно, действовать, как часть единого целого. Нужно было забыть об анархизме, яром индивидуализме в сражении… К сожалению, слишком мало было времени для этого. Считай, совсем и не было времени…

С северной стены селения все это время «кучковались» около пяти десятков особенно крепких мужчин, с литыми кулаками и косой саженью в плечах. Отбирая их, Ринат говорил, что именно они будут первыми штурмовать стены аула Джавада. Едва прозвучали эти слова, завязалась такая куча мала, что впору было за голову хвататься. Ор поднялся до небес. Горцы начали выяснять, кто самый храбрый, кто достоин первым ворваться в крепость. Зазвучали первые оскорбления и вызовы померяться силами. Кто-то уже успел съездить по лицу и получить в ответ. Еле-еле удалось все это утихомирить. Ринат в процессе этого так орал, что голос сорвал. Когда же слов и аргументов не осталось, чего уж греха таить, и сам пару носов своротил.

Отобранным в число штурмовиков, Ринат лично подобрал экипировку. Заставил снять здоровенные мохнатые бурки, величественно выглядевшие, но стеснявшие движение. Вместо них каждый получил короткие, примерно до пояса, полушубок-фуфайку, в которой было удобно и бой вести, и лазить по лестнице. Под верхней одеждой у штурмовиков были кольчуги. У кого не было, получили самодельные пластины кованного железа для защиты груди. Из оружия у них были длинные 60-сантиметровые кинжалы и по четыре пистолета. Последние крепились в специальную нагрудную перевязь, которые за несколько дней сшили женщины в нужно количестве. Пистолеты пришлось собирать почти по всему войску. Больно уже дорогим было такое оружие.

Импровизированным штабом для него стала здоровенная палатка, установленная в стороне от селения. Отсюда открывался прекрасный вид на тренирующиеся войска, часами носящиеся по равнине, как лоси. Именно сюда он время от времени вызывал своих наибов, тренировавших сотни, и давал им ЦУ, что тоже редко происходило спокойно. Иногда из палатки такое слышалось, что «уши вяли».

-…Ты, муфлон бородатый, совсем глухой⁈ Тебе чего было сказано⁈ Сначала нападение, а потом ложное отступление! — ревел Ринат на одного из наибов, который никак не мог взять в толк, почему он должен отступать, а не нападать. — Ложное, б…ь, отступление! Это специально делается, чтобы выманить противника из крепости, а потом ударить по нему!

Через час он кричал уже на другого, что был еще более далек от понимания военного искусства.

-…Ты почему своего соседа не поддержал? Атака же шла на вашем фланге. Видел ведь, что ему во фланг заходят, — кричал Ринат, видя искреннее недоумение своего наиба. — Что ты говоришь? Что? Одному больше чести? Б…ь! Вас же всех по одному перещелкают! Сколько раз повторять нужно, что действовать только во взаимодействии! Только во взаимодействии! Козерог ушастый! Чего не понятного в моих словах⁈

Потом пришел черед третьего наиба, который не хотел признать полезность рассыпного строя. Выкатив глаза из глазниц, уперся, как баран. Мол, никогда настоящий сын гор не будет кланяться пулям. Он смело пойдет на врага с обнаженной в руке саблей. И пусть Аллах рассудит, жить ему или нет. Вот как с такими воевать? Ему же результат нужен, а не красивая смерть, о которой будут слагать легенды.

-…Заткни рот! Умнее Всевышнего себя считаешь⁈ Не нужна ему твоя смерть! Понял, гоблин лохматый⁈ — напирал он на хмурившегося наиба. — Конная лава должна быть разреженной! Там же стрелков на стене тьма! Еще пушки на башнях! Совсем что ли не дотумкиваешь⁈ Постреляют вас, как кроликов!

И такое было почти с каждым из его наибов. Все были истые храбрецы, готовые с одной шашкой выйти на десятерых мужчин с ружьями. Дети гор боялись лишь того, чтобы их не заподозрили в страхе. Именно это заставляло их карабкаться на самые высокие скалы, бросаться в ледяные потоки горных рек, объезжать самых диких жеребцов. Проблема возникала лишь тогда, когда нужно было действовать вместе, осмотрительно и не торопясь. Тогда начинался разброд и шатание, мерение заслугами. А кому это сейчас нужно было?

Здесь же, в палатке, у него был сооружен большой макет селения хана Джавада с башнями, саклями, окруженными стенами. Все было выполнено с максимальным приближением к действительности. Стены были изготовлены из небольших камешков, крыши хижин — из пучков соломы, деревья — из веточек. Кто-то даже фигурки стрелков и всадников выточил из дерева. С особым мастерством были вырезаны горцы в папахах, целившиеся в невидимого врага.