К чему должен стремиться мужчина: создать семью, родить сына, посадить дерево, построить дом. О доме надо уже позаботиться.

Я отпускаю свое желание, небесный фонарик устремляется вверх, горя, как и десятки других, в ночи чудесным заревом. И так же отражается в чёрной глади реки. Выстраивает дрожащую огненную дорожку.

— Я хочу любить и быть любимой, — Кристина заворожённо провожает наш фонарик взглядом. А я, повинуясь внезапному порыву, беру её тонкие, холодные ручки и прячу в своих ладонях.

Ощущение сна, какой-то нереальности, не проходит, нарастает, волнуя и успокаивая одновременно.

Контраст между бешеной работой и этой вылазкой на набережную удивляет, сражает и немного шокирует меня.

Кристина тому виной. Необыкновенная, волшебная девушка моей мечты.

Восемь сообщений от Морковки остаются без ответа. Я подожду, когда дядя Ваня пробьёт номер, тогда я последний раз поговорю с ней. Закрою дверь в те отношения, полные страсти, ярости и остроты. Иногда такое можно делать, можно, но с осторожностью. И недолго.

А для жизни…

Для жизни мне требуется совсем другое…

Я смотрю на Кристину, в ее глаза, наполняющиеся жёлтым светом этого прекрасного вечера. Крепчает мороз.

— Раз хочешь, я сделаю всё, чтобы ты получила это, — шепчу я ей в приоткрытые ждущие губы.

И верю в то, что говорю.

Осматриваюсь с легким удивлением. В основном, это удивление не окружающей обстановке, а самому себе.

Как я оказался в этой квартире?

Сам не понимаю, что-то мистическое, словно продолжение того волшебного ритуала с зажиганием и запуском в небо фонарика желаний.

Обычно девушки приглашают на чай. Но Кристина и здесь умудрилась меня удивить. А казалось, уже удивить меня сложно.

— Ты любишь самолепные пельмени? — спросила она меня после того, как мы чуть не поцеловались возле воды.

Что-то меня удержало от этого шага, что именно, черт его разберет…

Но вот замер в паре сантиметров от ее свежего, чистого личика, вдыхая нежный аромат кожи, пьянея чуть-чуть от остроты момента, его странной невинности.

Словно во временную дыру проваливаясь, где я — мальчишка пятнадцатилетний, и впервые иду с девушкой на свидание…

Хотелось что-то сказать такое… Значимое…

И тут Кристина про пельмени… Какие пельмени еще?

— Пельмени? Самолепные? — я даже переспросил, решив, что ослышался.

— Да, я хочу пригласить тебя на ужин, — взволнованно выдохнула она мне в губы.

На ужин… Домой…

Информация до меня доходила туго, с помехами, словно старая радиоволна через время и пространство.

А уж когда дошла…

— Платон не будет против? — спросил я просто потому, что требовалось окончательно прояснить обстановку.

— Платон сегодня не ночует дома, точнее так скажем, он вообще редко появляется…

Ого…

Нет!

ОГО!

— Потрясающе! Я хочу твои пельмени, Крис! — улыбнулся я и потащил немного смущенную Кристину к машине, пока не передумала и не откатила самолепную пельменную инициативу обратно.

Я не дурак, чтобы отказаться от такого предложения.

И вот теперь, после недолгой дороги, с любопытством оглядываюсь по сторонам.

Квартира трехкомнатная, на седьмом этаже, в новом доме.

Покупал ее еще папа Кристины и Платона. Но папа умер, не выплатив до конца ипотеку, а Кристина окончила университет только-только. У неё два образования, оказывается, она ещё и педагог. И, пока училась, работала учительницей. Сколько получают учителя, ни для кого не секрет, поэтому понятно, что ипотеку она не тянула. Платон поступил сам в университет, на бюджет, но лекции не посещает, прогуливает, засранец, поэтому ему не светит ничего, кроме армии по весеннему призыву. И он уже в горячую точку, в целом, готов уйти, прямо как мой друг Русик…

Аналогия бьет по сердцу, и я думаю, что никуда Платон не пойдёт, с этим можно разобраться. В конце концов, надо с маркетологом пообщаться, возможно, есть программы поддержки молодых специалистов от компаний. Гранты всякие и прочее. Решим вопрос. Образование, пусть и платно, но парень получит.

Мне историю своей семьи рассказала Кристина еще по дороге домой.

Она вообще выглядела возбужденной и немного нервной, потому и болтала. На брата жаловалась, но чувствовалось, что любит его безумно, что они очень близки.

Меня эта искренняя теплота в голосе и во взгляде Кристины подкупила и заворожила даже.

На полу светлый ламинат. Стены жёлтые. Я теперь знаю, почему. Всё в умиротворяющей пастельно-жёлтой гамме. Кухонька небольшая, уютно и чисто. Большое окно с видом на соседние высотки и светящийся в ночи огнями широкий проспект. Гостиная с выходом на застекленную лоджию. Санузел совмещенный. Все скромно, но мило. И находиться в квартире приятно очень. Возможно потому, что всё новое… А может потому, что продумано до мелочей все, создан уют.

У неё даже тарелки с мелким жёлтым орнаментом.

— Это испанские, мама, когда была жива, купила мне в приданое. — Кристина ловит мой взгляд на посуде, улыбается светло и чисто.

Ей идет эта улыбка, эти цвета, эта кухня и квартира.

И мне ужасно хочется приобщиться к ее миру, стать своим тут. Все же, есть что-то внутри странное, жаждущее тихого места, где можно снять костюм, уложить голову на мягкие женские колени, позволив тонким пальчикам ласково перебирать волосы, и расслабиться, наконец.

Приходит острое понимание, насколько сильно устал. Задолбался. Эта гребаная гонка, эти бабки, договоры, аренды, люди, люди, люди… Тишины хочу.

И самолепных пельменей.

— Пора замуж выходить, раз приданое достала, — я усмехаюсь, рассматривая, как Кристина в миленьком фартуке закидывает в кипящую воду самолепные пельмени.

— Так не зовут, — поддерживает она шутку, не поворачиваясь, помешивая пельмени.

— И хорошо, — говорю я, подходя ближе и вставая за ее спиной.

Кристина маленькая, без каблуков совсем малышка, и русая макушка пахнет свежо и уютно.

Наклоняюсь ниже, неосознанно совершенно, и в этот момент она поворачивается и поднимает на меня свои потрясающие глаза. В них удивление и легкая обида:

— Почему хорошо? — спрашивает она.

— Потому что ты свободна сейчас, — отвечаю я и накрываю ее губы поцелуем.

Кристина слабо ахает, вздрагивает в моих руках и, кажется, хочет отстраниться, но я не позволяю. Оглушенный чистой нежностью ее губ, я усиливаю напор, обнимаю ее, притягиваю к себе и с увлечением исследую доступные мне владения.

— Игорь… Боже… Ох… — она подрагивает от каждого прикосновения моих губ, но не отталкивает больше, покорно позволяя себя ласкать, целовать, чуть прикусывать шею в самых сладких местах. Это так нежно и одновременно горячо, что я совсем теряю осторожность, прижимаю ее к себе сильнее, упиваясь чистотой и свежестью. Она реагирует так, словно у нее мужчины никогда не было, неопытная и очень искренняя, и это подкупает. Завораживает. Её хочется трогать, не торопясь, распаковывать, как самый дорогой, самый желанный подарок. Сейчас во мне нет той дикой похоти, пьяной и безбашенной, что будит Морковка, нет острой болезненной страсти, разрушающей, всепоглощающей. Сейчас я — первооткрыватель, исследователь. И это совершенно новое для мне чувство.

Конечно, я далек от мысли, что Кристина — девственница, но уверен, что опыт с мужчинами у нее совсем небольшой.

Очень нежная она, очень стыдливая. И растерянная.

Не сопротивляется, но и не активничает. Не трогает меня жадно, не лапает, не лезет в брюки. Просто неловко сжимает пальчики на моих плечах, позволяя себя целовать, раскрываясь податливо и искренне.

И меня это заводит! Невозможно заводит!

Настолько, что уже не совсем соображаю, что делаю. Верней, все я соображаю, конечно, но вот планы повременить, не гнать лошадей, не торопиться… Похер на них!

Такая нежная, чувственная девочка в руках! Как тут останавливаться?