Тянусь к маске, желая снять, но Морковка ловит мои пальцы, неожиданно крепко сжимает тонкой ладонью:
— Нет! — шепчет твердо, — нет! Ты обещал!
И столько яростного предупреждения в ее шепоте, что я сдаюсь. В самом деле, обещал… Пока подожду, потерплю…
— Но вообще, это неравные условия, Морковка, — хриплю я, в наказание мягко шлепая девушку по сочной попке, — ты знаешь, кто я… А я — нет… Чего боишься?
— Тебя… — неожиданно признается Морковка, — боюсь… И хочу… Так хочу…
Последнее слово у нее с таким грудным стоном вырывается, что я больше не могу говорить. Всего, с ног до головы, пронзает возбуждением, и терпеть уже не получается!
Да и на прелюдию времени не остается! Прямо перед глазами — темная стена с белеющим циферблатом часов.
И у нас остается час!
Нельзя терять ни минуты!
Я тянусь губами к её лицу, и ловлю очередную приятную мелкую дрожь. Колючую и возбуждающую.
Тело реагирует на Морковку слишком ярко. Самоконтроль растворяется в нахлынувшем желании. Голова отключается, а руки точно знают, что нужно делать.
Она моя!
Я уже брал её! И, несмотря на лошадиную дозу спиртного, выпитую тогда, на корпоративе, помнил, как это было круто!
Провожу ладонями по шее, ниже — к груди, к бедрам, наваливаюсь, жадно прихватывая зубами нижнюю пухлую губу.
Специально не накрасила, знала, куда идет, предусмотрительная Морковка какая…
Это будет горячий час.
Может, самый горячий в моей жизни.
А потом я узнаю, кто она такая.
Глава 11
Первый же наш поцелуй запускает горячие флешбеки из того бешеного вечера на корпоративе, и, даже если бы я сошел с ума и все еще сомневался, что женщина, с которой я сейчас обнимаюсь, не Морковка, то этот поцелуй бы окончательно все расставил на свои места.
Потому что меня накрывает одновременно узнаванием, радостным и долгожданным, и бешеным, струящимся по венам с дикой скоростью, желанием.
Ее губы знакомы и незнакомы.
Черт, если бы я не был так мертвецки пьян тогда!
Сейчас в голове весь хмель, которого, собственно, и было-то не особо много, окончательно выветривается, и происходящее ощущается с кристальной ясностью.
С яркими, острыми вспышками кайфа.
Ее губы, мягкие, чуть подрагивают под моим напором. И это — остро, это — кайф!
А кожа — атласная, куда нежнее ее блядского платья. И это — тоже остро! И тоже кайф!
И пахнет она так, что словно в облаке сладости нахожусь! Ка-а-а-айф!
Я не удерживаюсь, выстанываю ей свое удовольствие в беспомощно раскрытый рот и ловлю огненный ответ.
Черт, ощущаю себя сейчас, словно опять на корпоративе, и в моих руках незнакомая пока до конца Морковка… И все еще можно изменить…
Сжимаю сильнее, уже не боясь напугать страстью. После того, что между нами было, поздно осторожничать. Да и не для этого собрались тут.
Морковка тихо и дико возбуждающе смеется мне в губы, и, словно приглашая быть поактивнее, чуть выгибается и обхватывает меня сильнее ногами, запрокидывает голову, позволяя припасть губами к тонкой нежной шее.
И стонет… Черт… Столько удовольствия… А это я ее еще даже не трахаю!
Ее кожа пахнет одуряюще, сводит с ума.
Жадно скольжу губами по тонкой шейке, захлебываясь в ощущениях. Морковка тоже не отстает, тянет пиджак с плеч, ощупывает, явно испытывая от этого свой тактильный кайф. Мне стыдиться нечего, разряд по боксу в молодости и постоянные тренировки в зале держат в нужной форме. И женщинам я нравлюсь, чего уж скрывать.
Правда, обычно в приложении к тем благам, что могу дать.
Морковка, пожалуй, одна из немногих, а в последнее время и единственная, кто интересуется именно мною, как мужчиной, не просчитывая мою финансовую рыночную стоимость. Осознание этого добавляет удовольствия и драйва.
Меня так давно не хотели просто так! Просто потому что нравлюсь! Позволяю стянуть с себя пиджак, расстегнуть рубашку. Затем укладываю Морковку на столешницу и, глядя в расширившиеся от возбуждения глаза, медленно расстегиваю брюки.
Она смотрит, настолько поглощенная зрелищем, что даже губки, влажные после поцелуя, раскрывает.
И в глазах ее… Что-то странное в глазах. Что-то слишком уж интимное, такое не показывают случайным любовникам.
Морковка смотрит с невероятным желанием, перемешанным с чем-то тяжелым, болезненным, обреченным даже.
Словно она не хотела бы здесь быть, но никак не может по-другому…
Мне надо бы этот момент обдумать, но…
Потом.
Все потом.
В конце концов, куда она денется?
Раздвигаю гладкие бедра рывком, щелкаю ремнем. Разрываю зубами один из реквизированных у Кирюхи презервативов.
Морковка, словно в шоке, распахивает еще шире свои безумные черные глаза. Усмехаюсь…
Что, Морковка, тоже не все помнишь из вечера корпоратива? Кое-что в новинку для тебя?
Не тороплюсь, давая возможность зрителям насладиться спектаклем.
Мне стесняться нечего, а ей любопытно… Вон, как любопытно, даже глазки легкой сладкой мутью заволакивает…
Нереально восприимчивая мне Морковка попалась! Столько кайфа!
И сколько его еще впереди будет!
Рывком дергаю ее за бедра на себя и, неотрывно глядя в широко распахнутые глаза, вхожу. Быстро, до конца, не жалея, потому что тоже не железный, и эта долгая, длиной в месяц, прелюдия порядком подзаебала.
Хочется отомстить за свои нервы, ожидание, постоянное ощущение, что из меня делают дурака.
И хочется уже потрахаться всласть с женщиной, которая определенно тебе по вкусу. И полностью подходит под темперамент.
А Морковка мне подходит!
Даже очень!
Держу за обтянутые тонкой сеткой бедра, чтоб не дергалась и принимаюсь сначала мягко, а затем все агрессивнее, все сильнее насаживать ее на себя, сразу беря нужный мне жесткий темп.
И кайфую от того, что сдерживаться не надо!
Ей все нравится!
Так гнется, так стонет, так смотрит! От одного этого можно кончить! Но пока рано. Пока тянем кайф. Ох, какой же кайф…
Морковка периодически пытается бунтовать, приподнимается на локтях и тянется ко мне, но я жестко пресекаю самоволие, сейчас мне вообще не нужное.
В памяти опять флешбеки нашего прошлого секса. Мы на диване в моем кабинете… Кажется, ей нравится быть сверху…
Потом. Потом поиграешь, Морковка моя, попрыгаешь на мне всласть… Когда я первый голод утолю.
И потому все попытки подняться — нахер!
Сначала — мне!
Наверно, в памяти навсегда отпечатается эта охренительная картина: полуобнаженная нежная женщина, распростертая на темном дереве стола, запрокидывающая бессильно голову, пытаясь оставить за собой хоть чуть-чуть инициативы, и теряющая ее, теряющая себя в происходящем, и от этого еще желанней становящаяся! Любой мужик знает, что самые сладкие женщины — это те, что отдаются полностью. Те, что не оставляют ничего себе.
Морковка отдается полностью.
И я беру все, что она отдает. Тоже полностью. И еще возьму. Все возьму. До самого донышка.
Мой член, скользящий в бешеном уже темпе в ней, задранное вверх, сбившееся на талии платье, подрагивающий от каждого моего движения нежный животик… Не оторвать глаз!
Все же чуть-чуть перевожу взгляд, ловлю мутное горячее выражение в ее черных зрачках…
Ну давай, Морковка… Теряй себя. А я поймаю.
Наклоняюсь ниже, не прекращая диких, жестких движений, рычу сдержанно:
— Имя! Как тебя зовут?
— Ма… Ма… — стонет она, закатывая глаза, подаваясь бедрами и прижимая все сильнее к себе ногами.
— Маша? Марина?
Ну? Говори, Морковка ты бешеная! Я же тебя до полуобморока затрахаю!
— Морковка! А-а! О-о-о… Боже…
Я злюсь, ускоряюсь, наказывая её за это жёсткими резкими толчками, и снова тянусь, желая маску сорвать, но она не дается, увиливает.
— Обещал! — стонет и перехватывает мои руки, вцепляясь в кожу своим хищным алым маникюром.
