Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Понятно. Что еще?

— Я не обнаружил никаких серьезных отклонений в вашем организме. Мне известно, что вас вытащили из лаборатории, где проводились запрещенные опыты, я получил инструкцию найти следы эксперимента или тауматургического ритуала, но ничего не нашел. Вы уверены, что над вами действительно провели какой-либо ритуал?

— М-м-м… был уверен.

— Понятно. На этом в данный момент у меня все, я буду наблюдать вас еще несколько дней, но прямо сейчас сделано все, что необходимо. Настоятельно рекомендую воздержаться от активных действий и в течение ближайших суток сохранять минимальную активность. Прямо сейчас у вас крайне притуплена активность нервных окончаний почти во всем теле, и вы можете не получать адекватные сигналы о воздействии на ваше тело… Ну, возьметесь за горячее и не почувствуете. Например, модуль Таубе вводил вам энзимы при помощи игл, и вы ничего не почувствовали, понимаете?

— Короче, не рыпаться, не хватать руками за все подряд, а просто лечь и лежать?

— Вроде того. Еще мне сообщили, что у его светлости к вам имеется очень серьезный разговор, который также важен и для вас. Вы дееспособны? В состоянии трезво мыслить, отвечать на вопросы и все такое?

— А что, у вас есть подозрения в обратном?

— О, ирония — это хороший признак. Попытайтесь самостоятельно пересесть в кресло-каталку, а мы подстрахуем, если что.

Я сел в кресло без особых затруднений, хотя для виду на всякий случай сделал это медленно и будто бы неуверенно: пусть охрана думает, что я совсем доходяга. Я, конечно, и правда доходяга, но теперь, когда каждое движение не отдает болью, обнаружил в себе кое-какие резервы.

Медсестра повезла меня на каталке по длинному коридору, оба охранника двинулись следом. Коридор, к слову, отделан очень стильно и, видимо, дорого. Вот и большая двустворчатая дверь.

Внутри меня уже ждали аж четыре человека, не считая двух охранников и еще кого-то типа секретаря: граф, те самые двое молодых людей и еще один, средних лет, одетый в рубашку с галстуком и с кобурой подмышкой. Этот, четвертый, оказался единственным очкариком из всех и при этом его внешность показалась мне наиболее невыразительной. Все четверо сидят за столом из очень дорогого сорта дерева, секретарь — тоже с галстуком, но без пистолета — и охранники стоят, секретарь позади четверки, охранники с «ружьями» — у стен слева и справа от меня. Медсестра ушла, у меня за спиной никого нет, и это позволяет мне чувствовать себя чуть комфортнее. Если граф умышленно не стал ставить никого вне моего поля зрения — тогда моя ему за это признательность.

— Добро пожаловать во владения Дома Айзенштайн, — сказал тот, кого я определил как графа. — Я — глава дома, Ригвальд Айзенштайн, а это мои сыновья Рутгер и Эрих, и начальник моей службы безопасности Харриман.

— Спасибо. Представиться, как вы знаете, не могу. Как Брунгильда?

— Спасибо, что спросили, она под опекой высококлассной бригады медиков и сильного целителя, так что вы можете совершенно за нее не беспокоиться. Я так понимаю, вы не помните даже своего имени?

— Я не помню совсем ничего. Как будто до того момента, как я открыл глаза на лабораторном столе, меня вовсе не было.

— Вы пришли в себя уже после эксперимента? — уточнил очкарик с галстуком, Харриман.

— Да.

— Тогда какие у вас основания полагать, что эксперимент уже был проведен, если вы этого не помните и медик не нашел никаких отклонений?

— Полнейшая потеря памяти — недостаточный признак?

— Нет. У вас ведь осколочное ранение головы, так что вполне возможно, что вы попали на лабораторный стол с амнезией.

Я хмыкнул.

— Ладно, а слова сотрудницы лаборатории о том, что я — первый идеально удавшийся эксперимент и до меня трое стали слюнявыми идиотами, а еще трое вообще из комы не вышли — это достаточное основание считать меня жертвой эксперимента?

— Они говорили об этом прямо в вашем присутствии?

— Она говорила. По телефону. С кем-то, кого называла «герр Райнер». Да, в моем присутствии, хоть она и не знала о нем.

— Простите, не понял? — удивился Рутгер Айзенштайн, который с пистолетом.

— Она говорила по телефону в своем кабинете по телефону, а я сидел в ее платяном шкафчике.

Харриман спросил:

— Вы самостоятельно освободились от оков и выбрались из лаборатории?

— Да.

— Каким образом?

Тут у меня мелькнула интуитивная идея не выдавать детали, и я ответил:

— Отчаяние придает сил.

— Порвали наручники? Сильны. А дверь как открыли?

— Нажал на дверную ручку, дверь открылась.

— Дилетанты, — ухмыльнулся Рутгер.

— А дальше?

— Спрятался в кабинете, в шкафу. Подслушал разговор. Заколол сотрудницу отверткой, внезапно напал на двух охранников, которые шли меня «убирать», и тоже убил. Переоделся, взял их оружие и ворвался в совещательный зал с экспериментаторами. Во время перестрелки как раз свет и пропал на несколько секунд, что меня очень выручило.

Айзенштайны принялись переглядываться, и граф заметил:

— А вы, видать, не робкого десятка, да? А… чем было спровоцировано ваше нападение на научный персонал?

— Желанием отомстить и подороже продать свою жизнь. В тот момент я не знал, ни где я, ни что делать, ни где выход и сколько на пути к нему препятствий, как не мог знать, что меня вот-вот спасут.

— Ну что ж, полагаю, вопрос о том, готовы ли вы сотрудничать с нами, чтобы призвать Райнеров к ответу, излишний?

— Я бы предпочел насадить их на вертел и зажарить на медленном огне, но за неимением такого варианта пусть будет, как получится.

— Но у нас по-прежнему проблема, — заметил Эрих Айзенштайн. — Мы не знаем, в чем обвинить Дом Райнеров. Наличие всем известных отклонений в организме — доказательство. А как выстроить обвинение, не зная, какой был поставлен эксперимент?! Эх-х, говорил же я — надо было и мне пойти с Бруни! Я бы в два счета там все взломал и слил данные! Может, и она меньше пуль поймала бы!

— Эрих, у тебя не тот уровень подготовки, — одернул сына граф. — Не тот профиль. Риск был слишком велик…

— И напрасен, — добавил я. — Вы бы ничего не слили, Эрих, потому что к тому моменту, как Брунгильда пробралась в комплекс, сливать было уже нечего. Я уничтожил все данные эксперимента и резервное хранилище тоже.

— Господи… как?!!

— Элементарно. Стер без возможности восстановления. Эта сотрудница отвечала за компьютерную сеть в том числе, в ее кабинете был компьютер. Делов-то.

— Как вы получили доступ?!

— Если вы про пароли — то я подсмотрел ее пароль, когда сидел в шкафу, — соврал я.

— И… зачем?!

— Затем же. Желание нанести максимально возможный ущерб.

Граф негромко рассмеялся:

— Вот уж браво так браво. Брависсимо, я бы сказал. Что было дальше?

— Потом во время перестрелки появилась Брунгильда и выручила меня, хотя я, возможно, справился бы и сам. К тому времени она уже усыпила внешнюю охрану, а вот с ней я не справился бы точно… Так что в итоге нам удалось выбраться из комплекса без помех.

— Хм… А внутри еще оставался кто-то живой?

— Разве только «белые халаты», я не проверял, кто мертвый, а кто прикидывается. Появились новые приоритеты, задача всех убить отошла на задний план.

— Однако же… Итак, герр Неизвестный. Наш план таков: вначале мы устанавливаем вашу личность, затем, вероятно, пытаемся подключить к делу службу безопасности Рейха.

Рейха… Итак, нацисты победили и преспокойно дожили по появления персональных компьютеров и смартфонов, еще и магами где-то разжились. Дерьмово. Одна надежда — что они не захватили весь мир.

— Герр Айзенштайн, я так понимаю, вы действуете в полулегальном ключе, да?

— Нет, полностью легально. Через СБР, следствие, суд и все такое прочее.

— А операция Брунгильды — она тоже законна?

— Если вы говорите о проникновении на нелегальный объект, где проводятся бесчеловечные и запрещенные опыты — то да, это вполне законно. Защита нашего Рейха от врагов, в том числе внутренних — право любого гражданина Рейха, а для Дома Айзенштайн это и вовсе прямой долг.

7
{"b":"875367","o":1}