— И повозки есть, и телеги. Но это к старосте надо, господа. До храма идите, а там не заблудитесь.

Сид кивнул, в трех словах описал ситуацию подбежавшему Берту. Тот думал недолго:

— Значит так. Шестеро остаются охранять повозки и следят за лошадьми. Лир, возьми кого-нибудь из своего отряда, двоих или троих, неважно. Вы и Фрид пойдете со мной, посмотрим что у них тут есть, если купим, потом ещё и посылки погрузить нужно. Остальные свободны до вечера, — мужчина нахмурился, крикнул вдогонку убегавшим парням, — Чтоб все были в седлах через четыре часа! Опоздавшие будут своим ходом догонять!

Тайла ухватила под руку румяную круглощекую Лику и принялась подгонять меня:

— Быстрее! Ну, Аля, у нас мало времени!

Я спешилась, передала поводья воину из отряда Сида и направилась вслед за девушками.

День смерти Дарела приходился на какой-то из последних дней осени. Я никогда не видела как его празднуют, обычно в это время я прекращала ездить с заказами и готовилась к долгой зиме.

Мы недолго шли рядом с Бертом и сопровождавшими его воинами, потом свернули, немного поплутали и в итоге вышли на небольшую широкую площадку.

Видимо, здесь собралась вся деревня. Задрав головы, люди смотрели на высоченное этажа в три соломенное чучело — оно напоминало мужчину в красной рубахе и серых штанах. На ветру развевались черные полоски ткани, заменявшие чучелу волосы, черты лица прорисованы с особой тщательностью и вроде даже с изяществом.

Из толпы вышел высокий худой мужчина, что-то крикнул и швырнул горящий факел. Солома вспыхнула, пламя накрыло фигуру, схватив в объятия без шанса освободиться.

Грянула музыка, люди двинулись ближе к чучелу. Отовсюду уже слышались песни, звенел смех.

— А потом что? — спросила любопытная Нора у Тайлы.

Девушка повела плечами.

— Дождутся, пока полностью не сгорит. Потом развеют пепел по ветру.

Сердце гулко стучало где-то в горле, словно готовясь выпрыгнуть. Я сжимала ладонь на рукояти меча и смотрела как течет краска по соломенному лицу. Губы, растянутые в улыбке, смазались, будто рот перекосился от боли.

Бесспорно, рисовал лицо чучелу настоящий мастер. Во дворце мне доводилось видеть уже это лицо на портретах — разница практически незаметна. Может, поэтому так жутко глядеть на него? Всё-таки мы родственники, в чертах есть сходство. Будто сейчас в огне горит мое тело…

— Аля, куда ты? Аля!

Тайла кричала, махала руками, привлекая внимание, но я не оборачивалась. Люди расступались, едва завидев меня. Не разбирая дороги, я мчалась так быстро, словно вовсе не касалась земли.

Остановилась я, лишь когда горящее чучело исчезло из вида.

Жадно хватая ртом холодный воздух, я стояла возле двухэтажного здания, которое расположилось у подножья холма вдали от деревни. На табличке у входа красовалась змея в атакующей стойке.

Вытянув шею, я разглядела за домом железную калитку и прямоугольники черных камней.

Да-а, унесло же меня, однако. С другой стороны, здесь не слышно песен и нет людей.

Я сняла плащ, положила его на ступеньки крыльца и села. По вискам катился пот, горло жёг проникающий внутрь холод.

Что со мной? Джаф советовал забыть о предсказании. Знал, что на мне это так отразится?

За спиной хлопнула дверь.

— Простудиться не боишься? Заходи, раз пришла, — сказала девушка в серой храмовой одежде, напоминающей балахон. Яркими пятнами выделялись золотистые кудри, спадающие с плеч, и медная цепочка с украшением в виде змеи, символа Амриэль. К груди незнакомка прижимала стопку бумаг.

— Да, — откликнулась я и встала. Лучше зайти, если действительно не хочу простудиться.

— Я не ожидала, что кто-нибудь придет. Обычно в праздники в храм никого не заманишь, — она фыркнула, сдула со лба челку и, подумав, сунула мне бумаги, — Подержи-ка. Я сейчас.

Девушка вернулась минуты через три с охапкой цветов лимары в руках. И как успела столько нарвать? Теперь уже мне пришлось удерживать дверь для неё.

— У нас тут огород есть с лекарственными травами. Очень удобно, — пояснила девушка. Цветы она удерживала с трудом, то и дело роняя на пол по несколько штук.

— Яла! Где мои бумаги?! — из глубины здания раздался грозный мужской голос.

Ойкнув, Яла выхватила пачку и, стараясь не выронить всё, помчалась на крик.

Покачав головой, я медленно прошлась по храму. Изнутри он выглядел как всегда — статуя богини на постаменте, вокруг бронзовые подсвечники, небольшой алтарь для подношений, чуть в стороне стол, на котором в широкой коробке лежали свечи.

Я взяла одну, выпрямила погнутый фитиль, коснулась им горящей свечи и уставилась на крохотный танцующий огонек.

Амриэль сказала, что я повторю судьбу Дарела. Я оглянулась на сгустившиеся сумерки за окном, на рыжую точку едва виднеющегося отсюда костра.

Неужели… Неужели моя судьба — такая?

Я поставила зажжённую свечу на свободное место.

Дарел всех спас тогда. Люди не выиграли бы войну с вампирами, отдать город было лучшим решением. Впрочем, могла бы я так легко говорить об этом, если бы в том городе на корм вампирам остались мои близкие?

Он не думал о себе, а беспокоился о подданных. И наверняка знал, что его будут ненавидеть.

Правильного выбора не существовало. И Дарел кто угодно, но не предатель.

Обхватив руками плечи, я села возле постамента.

Может, богиня хотела сказать, что мне нужно будет сделать похожий выбор? Только смогу ли? Смогу отказаться от своей жизни в пользу империи, зная, что получу не благодарность, а ненависть при любом раскладе?

Мне не хватит духу. Не знаю даже, что должно произойти, чтобы я решилась на подобное.

Перед уходом я собрала подвядшие цветы с пола, отряхнула их и положила на стол. Погруженная в раздумья, выбрала из получившегося букета один, покрутила в руке. Бледно-оранжевые лепестки напоминали язычки угасающего пламени.

Произнеся короткую молитву, рядом со свечой я положила цветок.

Если всё, что мне рассказывал Джаф о загробной жизни, правда, то Дарелу плевать ненавидят его или принимают. И меня он тоже не видит и не слышит. Но всё-таки…

— У тебя не было другого выбора, — зашептала я, глядя на дрожащий огонек свечи, — Рано или поздно я всё исправлю. Обещаю.

Уже на пороге я обернулась. Капли воска падали и застывали на белых полупрозрачных лепестках.

Вместо цветка лимары, растущего на каждом огороде, у свечи лежал хрупкий, словно выточенный изо льда, белоснежный аллимис — цветок редчайшей красоты.

Мое обещание было услышано.

Высоко в небе сверкали огоньки звезд. Над головой звенели, сталкиваясь друг с другом, покрытые льдом ветки. Копыта лошадей тонули в плотном белом тумане и хотя магические огни, плывущие по воздуху, давали достаточно света, чтоб не спотыкаться, на большее его не хватало — повозки впереди превращались в смазанные силуэты и лишь скрип колес давал понять, что обоз ещё движется единой колонной.

Господин Берт соврал, когда сказал, что не станет ждать отставших. Но так вспылил, что приказал отправляться в дорогу ночью. По его подсчетам обоз выйдет на тракт уже в обед, где и остановится на привал. Мужчина понял, что погорячился, когда нас со всех сторон окружила лесная стена, но раскаиваться и сворачивать уже было поздно.

Я зевала, покачиваясь в седле. Ужасно хотелось спать, однако я держалась. Другие же держатся, даже девушки, из-за которых и разозлился Берт, и то хлопают покрасневшими глазами и не спят.

На их месте я давно бы накрылась плащом (а лучше двумя) и завалилась спать. Правда, ветер, бросающий в лицо горсти снежинок, срабатывал не хуже ведра ледяной воды на голову. Холод проникал через перчатки, забирался под плащ — и надвинутая до бровей шапка не спасала.

Справа от меня ехал Фрид. Парень, похоже, единственный не страдал от недосыпа и холода. Он почти не следил за дорогой, смотрел только на деревья, хмурился и что-то бормотал про себя.