— Чёрт возьми, — я поворачиваюсь к Ронану. — Ты, — он приподнимает бровь, как будто провоцируя меня надавить на него, — просто, пожалуйста, пожалуйста, не убивай никого, пока я с ним разговариваю? Мексиканцы… непостоянны.

Ронан поднимает руки в знак капитуляции.

— Я бы и не подумал об этом.

— Это всё равно что наблюдать, как спичка зависает над баком полным бензина, — я бросаю взгляд через его плечо на Донована и ещё одного мужчину, всё ещё слоняющегося поблизости. — Ладно, входите, — говорю я им тоже, потому что я блядь знаю, что Ронану здесь понадобится телохранитель. Я провожу их в гостиную и прошу горничную принести им напитки, прежде чем пойти искать Гейба.

Я нахожу его в кабинете, стоящим спиной к двери. Повсюду разбросаны бумаги, стул лежит на боку, а разбитая лампа валяется на полу. У него был небольшой припадок.

— Повзрослей, Гейб, — говорю я, закрывая за собой дверь.

— Мы так не поступаем, Мила, — он смотрит на меня. — Он — враг.

— Думаешь, я этого не знаю? За это я и перерезала ему горло. Или ты не заметил повязку у него на шее? Это, блядь, должно было его убить.

— Я не упустил из виду, как ты, блядь, на него смотришь! — он свирепо смотрит на меня. — Какого хрена ты делаешь?

— Он спас меня. Я благодарна, — говорю я, защищаясь.

Гейб делает шаг ко мне, мышцы на его челюсти сжимаются.

— Так благодарна, что тебе пришлось с ним трахнуться? — он прикусывает губу, когда его взгляд опускается на разорванную рубашку.

— Не то чтобы я не трахалась с ним раньше, — я вскидываю руки в воздух. — Сплю с врагом, если ты забыл.

Я не знаю, почему я так сильно это отрицаю. Мне придётся уйти отсюда вместе с Ронаном. Я знаю это. Я должна просто сказать Гейбу, но от выражения его глаз слова застревают у меня в горле. В глазах Габриэля я буду предательницей.

— Я не грёбаный идиот, — он проводит руками по лицу. — И это не то, как мы поступаем. Только не в этой семье. Только не в этом чёртовом картеле! — он качает головой, его ярость выливается в сердитое рычание, когда он разворачивается и пересекает комнату. Он роется в ящиках, прежде чем вытащить дробовик.

— Прекрати! Ты умрёшь прежде, чем подойдёшь к нему ближе чем на десять футов, и ты это знаешь.

— О, конечно, он же ёбанный бог.

Он протискивается мимо меня, ударяя дверью о стену. Прежде чем я успеваю пройти в дверь, я слышу одиночный выстрел, прежде чем что-то с грохотом падает на пол. Когда я заворачиваю за угол, то обнаруживаю Ронана, держащего Гейба мёртвой хваткой, дробовик на полу и пулевое отверстие в стене. Оба человека Ронана целятся Гейбу в голову.

— Ради всего святого, Габриэль. Ты никогда, блядь, не слушаешь, — я выплёвываю в его адрес череду проклятий, пока он ловит ртом воздух. — Ронан, отпусти его.

Глаза Ронана вспыхивают, и его хватка усиливается.

— Я должен убить тебя, мексиканец, — шепчет Ронан ему на ухо, прежде чем бросить его на пол. — Пора уходить, Камилла.

— Мне нужна минута, — печально говорю я, наблюдая, как Гейб пытается отдышаться.

— Пять минут. — Ронан смотрит на часы, когда сворачивает в коридор, его ботинки стучат по кафелю. Я жду, пока не услышу, как открывается и закрывается дверь, прежде чем посмотреть на Гейба, всё ещё лежащего на полу.

— Сколько видео с моими изнасилованиями прислали папе, Габриэль? Сколько раз тебе приходилось оставлять меня с врагом? Потому что мы не можем позволить себе выглядеть слабыми, ведя переговоры, а принудительное спасение — это самоубийство, — я крепко зажмуриваю глаза. — Но он пришёл за мной, Гейб.

— И? — крича, Гейб, шатаясь, поднимается на ноги. — Это делает его богом?

Я откидываю голову назад и вдыхаю.

— Нет, это делает его мужчиной, который любит меня, — шепчу я.

— Большое, блядь, дело, — он вскидывает руки в воздух. — Не веди себя так, будто это не то, чем ты занимаешься. Трахаешь мужчин и заставляешь их влюбляться в тебя, чтобы сделать их слабыми. Это не…

— Я люблю его! — на мгновение воцаряется тишина. — Я люблю его, — говорю я тише.

Он откидывает голову назад, проводя пальцами по волосам.

— Уходи.

— Нет.

— Уходи, чёрт возьми! — он вздыхает. — Забирай своего бледного грёбаного лорда и убирайся нахуй из этого дома.

— Пошёл ты, Габриэль. Думаешь, я хотела этого? Я попыталась убить его, когда поняла это. Тебе когда-нибудь приходилось убивать кого-то, кого ты любишь? Это чертовски больно. Но я сделала это, потому что влюбилась во врага.

Он хлопает в ладоши.

— Ну что ж, поздра-блядь-вляю! Но ты, еб твою мать, не убила его.

— Он привёл мне Себастьяна, — шепчу я. — И ты точно знаешь, что это значит. Так что ненавидь меня, если хочешь, Габриэль, но это то, что есть.

На какой-то момент у него отвисает челюсть. Его ноздри раздуваются. Я вижу, как он борется с эмоциями так, как может только Габриэль.

— Кортез? — шепчет он, и я киваю. Наступает долгое молчание, которое, кажется, тянется вечно, прежде чем его подбородок опускается на грудь. — Я никогда не буду ненавидеть тебя, но я никогда не соглашусь с этим. Кортез или нет, — он фыркает, прежде чем снова поднять на меня взгляд, его глаза наполняются слезами. — Ты не можешь доверять русским, Камилла. Независимо от того, что он сделал для тебя, ты не можешь доверять ему, — он качает головой. — Почему ты не могла влюбиться в просто плохого парня, как все остальные? Почему это должен был быть русский дьявол?

— Потому что я плохая. Так что, конечно, я влюбилась в самого дьявола, — я вздыхаю. — Я не доверяю ему, но думаю, что он мне нужен.

Мне неприятно признаваться в этом своему брату, потому что с тех пор, как погибли наши родители, я всегда была такой безжалостно сильной. Он ничего не говорит, потому что, я полагаю, на самом деле сказать тут особо нечего. Габриэль всегда будет ненавидеть Ронана, и у него есть на то причины. Меньшего я от своего брата и не ожидала.

Я делаю шаг вперёд и целую его в щеку.

— Я вернусь. Оставляю картель в твоих умелых руках, — его глаза встречаются с моими. — Я люблю тебя, младший братик, — а потом я отхожу от него, иду в офис и беру одну из кредитных карточек, прежде чем выйти из дома.

Не знаю, что я делаю, но во второй раз всего за пару недель сама моя сущность разрывается надвое. Я ухожу от всего, что я знаю и люблю, ради Ронана Коула. В прошлый раз я выбрала Габриэля, но что, чёрт возьми, мне делать, когда моё сердце так бесспорно тянется к Ронану, а этот ублюдок не умирает? Предательская слеза скатывается по моей щеке, и я сердито смахиваю её, подходя к машине.

— О, осталась ещё одна минута, — говорит Ронан, когда передо мной открывается дверь машины.

Я забираюсь на заднее сиденье, и его рука ложится мне на бедро. Когда машина отъезжает, я наблюдаю, как дом исчезает из виду. Понятия не имею, когда я вернусь, и эта мысль печалит меня, но я сделала свой выбор.

На сегодняшний день моё будущее связано с непостоянным Русским рядом со мной. На сегодняшний день…

РОНАН

Мысли о Всаднике не давали мне уснуть во время обратного полёта в Россию. Кем бы он мог быть? Кто его крот? Я на грани безумия, пытаясь собрать всё это воедино. После душа Камилла проспала большую часть полёта и молчала всю дорогу через Москву — возможно, это из-за чувства вины?

Нет, это просто смешно.

Игорь беспокойно ёрзает на сиденье напротив нас. Тонкий румянец покрывает его лоб, и я задумываюсь… Он виноват? Действительно никому нельзя доверять. Когда машина заворачивает за угол, Камилла кладёт руку мне на колено.

— Скучала по России, да? — я улыбаюсь, и она закатывает глаза.

Через окно я замечаю столб дыма, поднимающийся в мрачное небо. Я выпрямляюсь на своём сиденье, придвигаясь поближе к стеклу.

— Что это?

Лимузин подъезжает к золотым воротам и останавливается. За воротами нет ничего, кроме тлеющих обломков. Мой пульс стучит у меня на шее, перед глазами всё плывёт из-за внезапного скачка кровяного давления.