А что касается ваших добрых подвигов, вверяю вас, любезные мои чада, Господу Богу для защиты и покрова, чтобы Он защищал вас от всякого зла душевного и телесного, и покрыл от всякого смущения вражеского, и даровал вам одно такое богоугодное дело — пресвятое послушание — со страхом Божиим, по приведенному выше духовному моему поучению, основанному на Святом Евангелии и засвидетельствованному святыми, с терпением в душеспасительных подвигах совершать. Знайте, что ненавидящие Христа иудеи проповедь пророков и святых апостолов услышали и много чудес Христа Спасителя нашего видели, но им не отдали предпочтения и не согласились ходить по пути Божию, но еще — увы! — невинного Христа Бога нашего, окаянные, мучили и смерти предали. А язычники, и не зная истины, уверовали и нареклись блаженными сынами Божиими (см. Ин. 20, 29). Вас же да удостоит Бог, как в этой маловременной жизни в душах ваших принять от Христа Спасителя мир, божественную радость, так и по прошествии этой жизни в Царствии Небесном вместе с ликами ангельскими наслаждаться вечно неизреченной радостью и сынами Божиими именоваться (см. Мф. 5, 9).

По-отечески ваш молитвенник к Богу и усердный доброжелатель, духовный ваш отец Паисий 21 июля 1775 года

О любви своей к нему. И о том, чтобы не искать чести и богатства. И какую любовь отеческую подобает иметь настоятелю. О тихом и безмолвном пребывании в обители. О том, чтобы иметь время для чтения отеческих книг и молитвы в келии. О книгах отеческих, переведенных с греческого языка. И еще о некоем хулителе умной молитвы.

Писание святыни вашей, посланное ко мне, недостойному, через честных отцов, монахов Климента и Иоанникия, я с радостью получил и прославил Бога за здоровье ваше и богоугодное пребывание, и написанное ко мне после внимательного прочтения уразумел.

Прежде всего вы сообщаете мне о вашем невыразимом страдании и печали, случившихся по следующей причине: некоторые, не внимая своему спасению, сильным своим лжесловесием настолько будто бы смутили душу мою и настроили сердце мое против вас, искреннюю любовь ко мне имеющих, что совсем разорвали союз любви с моей стороны. И сообщаете мне подробно, какое попечение об освобождении братьев наших вы имели и какой подавали им об этом совет, который воистину помог бы им получить освобождение, если бы они ему последовали. Но поскольку они, поверив своему мнению, отринули ваше о них попечение, потому и подверглись заточению.

Отец святой, поверьте мне, не только это ваше известие, но и непрестанная ваша ко мне любовь удостоверяют меня в том, что вы в случившемся с братьями нашими отнюдь неповинны. И они о святыне вашей никоим образом не упоминают, когда пишут письма свои, но плачут и рыдают и от всего сердца и от всей души пред Богом и предо мной исповедуют, что во всем случившемся они сами повинны за свое непослушание мне. Ибо они в какой-то мере насиловали волю мою.

Ибо Афанасию — мать престарелая, а Феофану — отец престарелый писали и слезно молили, чтобы они потрудились их посетить и к монашескому житию привести. Братья, показав мне их письма, со многими слезами долгое время просили у меня позволения пойти к своим родителям и исполнить на деле их прошение. Я со многими слезами увещевал их оставить такое намерение и на всемогущий Промысл Божий возложить это дело. Однако спустя некоторое время, снизойдя к прилежному их прошению, я позволил им пойти, послав с ними брата Амвросия ради духовного наставления. Преподавая же им благословение на путь, я со слезами сказал: «Более уже, возлюбленные мои братья, в настоящей жизни мы друг с другом не увидимся, разве только Бог всемогущий явит чудо, да сподоблюсь я, окаянный, еще узреть вас в этой маловременной жизни». И в самом деле Бог попустил мне это претерпеть за мое недостоинство и лишиться лицезрения превозлюбленных чад моих духовных. И они, вспоминая об этом и плача, — сами на себя, а не на кого-то иного вину возлагают и со многим смиренномудрием, великодушием и благодарением претерпевают это попущенное им по неисповедимым судьбам Божиим искушение.

Один некто на словах сообщил мне о братьях наших то же, что и вы в письме своем мне о них возвещаете: как будто бы они жаловались ему, что от вас претерпели то, что претерпели. Но поскольку в их письмах я этого не нашел, потому такому его сообщению отнюдь не поверил и счел это сообщение за некие праздные слова. Потому и святыню вашу молю: не имейте обо мне такого мнения, будто бы я союз любви с вами совсем разорвал, — да не попустит преблагой Бог мне, окаянному, такое претерпеть. Ведь хотя любви к Богу и ближнему по своему нерадению я отнюдь не стяжал, но знаю и твердо верую, что без любви к Богу и ближнему одной православной верой спастись совершенно невозможно, ибо вера без дел, по Писанию, мертва есть (Иак. 2, 20 и 26). Я должен, если хотя бы малейшую надежду на спасение хочу иметь, с помощью Божией понуждать себя к ней по крайней мере отчасти и ни по какой причине не нарушать любви к ближнему, поэтому и к святыне вашей я должен по заповеди Божией (см. Мф. 22, 39; Мк. 12, 31; Лк. 10, 27) иметь постоянную и никогда не нарушаемую любовь.

Ради большего уверения святыни вашей, по любви Божией представляю вам залог моей душевной любви, какую я прежде к вам имел и ныне имею, о чем знает один Бог. Когда святыня твоя еще в скиту Цыбуканском пребывала, я имел о вас в душе моей такое извещение, что в эти последние дни Бог по благодати Своей явил подобного мужа (то есть святыню твою), который хотящих спастись может и словом и делом наставить на истинный путь спасения. Когда же святыня твоя возымела намерение перейти в монастырь Должешти и об этом просила у меня совета, я отнюдь вам не советовал это делать, боясь всесовершенного вашего душевного и телесного разорения, и сказал вам, что если вы это сделаете, то пойдете в тот монастырь с неизреченной радостью, а оттуда выйдете с неизреченной скорбью, что на самом деле с вами и случилось. После этого вы возымели намерение взять монастырь Берзунец, пришли ко мне в монастырь Драгомирну и прилежно молили меня написать прошение ктиторам, чтобы они дали вам тот монастырь. И по доброму своему произволению, по совести христианской святыня твоя дала обет пред Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом, взяв в свидетели Пресвятую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, что во всем по Бозе будет советоваться со мной и без моего совета ничего не станет начинать и творить, но будет иметь со мной в управлении братьями духовное единомыслие и единодушие и во всем последует правому разуму Священного Писания и учения святых отцов наших.

Я, окаянный, услышав такой обет святыни твоей, данный добровольно пред Христом Богом, возрадовался радостью неизреченной, надеясь, что этот обет ваш пребудет навсегда ненарушимым. И по прилежному моему у тех лиц прошению и дан был вам для постоянного пребывания тот монастырь, в который святыня ваша с братией и переселились всерадостно, и там вы некоторое время по обету вашему советовались со мной. Но спустя немногое время вы совершенно прекратили иметь со мной духовный совет, преступив данное пред Христом Богом свое обещание. И с того времени как бы естественным стало в душе моей о святыне вашей такое убеждение, что святыня твоя уже и до смерти моей не примет от меня совета духовного и житие ваше не будет управляемо по воле Божией, поскольку начали вы во всем следовать своей воле и рассуждению, а не учению святых отцов и начали с тех пор управлять братией странным и необычным управлением.

Во время опасности вы стали защищать себя оружием, а не обращением к всесильной помощи Божией. Во время нападения неприятелей вы не пришли с братией и со всем движимым монастырским имуществом ко мне в Драгомирну (где пробыли бы непродолжительное время и снова возвратились бы с радостью в свою обитель), но, не сообщив мне ни на словах, ни в письме, вышли из этой земли и потерпели немалое и душевное и телесное разорение. Затем опять по ходатайству моему вам был дан в Молдавской земле монастырь Снагов для постоянного вашего в нем пребывания, — переселившись в него, вы таким образом братией управляли, что ужас нападает на меня и при одном воспоминании. Ибо, вместо того чтобы отеческим милосердием, любовью, кротостью, смирением, терпением и долготерпением и благостью исправлять согрешающих братьев, ваша святыня стремилась исправлять их суровостью, жестокостью, немилостивыми и бесчеловечными побоями, узами, темницами и прочими подобающими гражданской власти, а не монашескому чину наказаниями. В монашеский чин постригали вы несвоевременно и в диаконскую и священническую степени возводили не по возрасту, — и то и другое творили вопреки священным правилам Святой Церкви. И хотя блаженные и вечно достойные памяти старцы наши и по Богу духовные отцы и наставники спасения нашего, Василий и Михаил, и прочие ревнители и истинные последователи Слова Божия и учения книг отеческих во все дни жизни своей бегали и удалялись от скверного прибытка, святыня ваша, напротив, всей душой и с ненасытным желанием устремляется к стяжанию серебра и имущества.