Постригшиеся же назывались не иноками, но рабами Божиими, о чем свидетельствует Дионисий Ареопагит, восьмой ученик святого апостола Павла, в письме к одному монаху Димофилу, называя его рабом Божиим и невольником, совершенно отсекшим свою волю и предавшим всего себя воле Божией. И как раб не свободен у господина своего, так и инок никогда не бывает праздным в служении Богу, но беспрестанно служит Ему день и ночь — хвалением, благодарением, молением, пением, бдением, пощением и богомыслием. Вот истинные дела раба Господня. Вся добродетель христианского совершенства и всех заповедей и совершенств Божиих в иноческом житии заключается в добровольном убожестве, чистоте, послушании. Господь же наш Иисус Христос — зеркало всякой добродетели и ее учитель, свет совершенства, источник чистоты. Ибо Сам Он родился от Пречистой Девы и Сам жил в девстве и чистоте до самой смерти вольной. И когда висел на Кресте, поручил Пречистую Деву, Матерь Свою, ученику и девственнику. Сам возлюбил добровольное убожество: богатый Бог родился в убогих яслях, от убогой Девы, убого пожил Он в мире и не имел где главу приклонить (см. Мф. 8, 20). Убогим и нагим умер на Кресте Тот, Кто одевается «светом, яко ризою» (Пс. 103, 2). В послушании Он провел жизнь от рождения своего, «послушлив был даже до смерти, смерти же крестныя» (Флп. 2, 8).
И с тех пор послушание в славной Церкви Христовой узаконено Самим Богом. Иноки дают обет перед Богом и с клятвой обязуются хранить эти три добродетели христианского совершенства: чистоту и девство истинное, убожество добровольное и послушание нелицемерное, а также исполнять прочие добродетели, которые от этих трех, как от главнейших, рождаются.
Иноческое житие разделяется на три части, или три чина: первый — общежительные иноки, второй — скитские; и третий—уединенные пустынножители. Встречается между ними и четвертый, называемый «упадлый». Это — самовольники, по-разбойнически живущие; каждый из них свое имущество имеет и по влечениям своей воли поступает. Они живут без всякого чина и закона, лицемерят, а не иночествуют, как сказал Кассиан. Иноки же, живущие по чину, должны украшать себя всякою добродетелью: смирением, целомудрием, терпением, любовью, постом и молитвой.
Потому молю иночествующих: не будьте рабами лености и гнусности, но, в страхе и трепете соделывая спасение свое (Флп. 2, 12), ум украшайте богомыслием, ибо это дело истинно честное и свойственно истинно иночествующим. Не дремание и сны любите, но молитву прилежную устами вашими творите. Не тленных благ временного века ищите, но вечных благ будущего. Если это исполнишь, тогда будешь истинным рабом Божиим. А Господь твой говорит: где Я, там и слуга Мой со Мной воцарится во славе Царствия Моего (см. Ин. 12, 26). Этого Царствия и всех нас сподоби, Христе Боже наш, да хвалим Тебя вместе с Отцом и Духом Святым ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Устав старца Паисия 5
Преосвященнейший, Богом избранный и поставленный архипастырь и вы, боголюбивейшие архиереи, которых Бог поставил пасти Церковь Свою в этой православной христианской молдовлахийской земле!
Я, последнейший раб Преосвященств Ваших, стоя перед священнолепными лицами Преосвященств Ваших и всего собора и желая рассказать в этом кратчайшем и неразумном слове о себе, последнейшем, о том, как все братья собрались о имени Христовом ко мне и друг ко другу, и о нашей жизни, молю Преосвященство Ваше долготерпеливо выслушать мой рассказ, подражая благоутробию и долготерпению Божию, снисходя данной Вам Богом премудростью к грубости моей, человека простого и невежественного.
В юности моей я имел большую ревность и любовь к иноческому житию и, оставив мир и все, что в мире, принял начало иноческого образа в моем отечестве — Малой России. Затем почувствовал ревность к странствованию, чтобы с большим удобством служить Богу. Оставив свое отечество, я пришел на знаменитую Святую Афонскую Гору и поселился под монастырем Пантократор в некой каливе в безмолвии, где и мантию сподобился принять.
Когда я находился там некоторое время, один брат-румын из Немула, по ревности Божией пришедший на Святую Гору, начал понуждать меня своими усиленными просьбами принять его в ученичество, но я, видя немощь и неразумие души моей, много раз отказывался. Однако потом, с одной стороны, видя, как он прилежно молит меня принять его, а с другой стороны, рассуждая, что Святое Писание не одобряет того, чтобы страстный жил сам по себе, и запрещает ему это, я решил с тем братом, как единомысленным и единодушным, избрать средний путь иноческой жизни, то есть жизнь с одним или двумя братьями, поскольку этот путь и Святым Писанием, и богодухновенными отцами утвержден и похвален. Поэтому, презрев свою немощь и неразумие, возложив на Бога всю надежду на свое и брата исправление, предложив Писание Святое как незаблуждающегося наставника ко спасению себе и брату моему, я дерзнул его принять, открывая ему из Святого Писания, что не подобает иметь собственного имущества, даже малейшей вещи, исполнять свою волю или последовать своему рассуждению, но должно со страхом Божиим по силе своей совершать послушание душой и телом. Повинуясь этому учению, брат со всем усердием исполнял его самым делом.
Когда я жил единодушно с этим братом такой жизнью, начали и другие братья сильно меня беспокоить своей мольбой принять их в послушание. Но я долго отказывался, боясь взять на себя такое бремя попечения о душах братьев, которое принадлежит одним бесстрастным. Видя же их прилежную мольбу принять их в послушание, сокрушался сердцем и сожалел о них, не зная, что сделать. Потому, не имея возможности избавиться от их прилежной мольбы, я начал принимать тех братьев по одному в послушание.
По причине умножения числа братьев мы перешли из той каливы в скит святого Константина. Когда же там собралось двенадцать братьев, я начал рассуждать, что наше житие из среднего пути (то есть пребывания с одним или двумя братьями) из-за умножения братии меняется на общее житие, которое, по определению святого Василия Великого, должно начинаться не меньше, чем с двенадцати братьев. Поскольку в маленьком скитке святого Константина мы не помещались, то иждивением христолюбцев, а в большей степени трудами братьев мы заново от самого основания построили более просторный скит святого пророка Илии, чтобы там разместиться, и думали только при таком числе братьев жизнь свою завершить. Но когда закончилась постройка скита и мы увидели, что еще больше начало увеличиваться в этом скиту число братьев, приходивших из мира, из этих стран и из моего отечества, на Святую Гору и имевших ревность к такому житию, так что за несколько лет число братьев увеличилось до пятидесяти (поскольку я никоим образом не мог избавиться от их мольбы принять их в послушание), я начал рассуждать, что Святая Гора, как место хотя и святое, но очень суровое, не посодействует еще большему утверждению такого единодушного и единомысленного о имени Христовом собрания братьев, но из-за крайних нужд, без удовлетворения которых невозможно состояться общему житию, приведет его со временем к разорению. Потому я решил переселиться со всеми братьями в эту богохранимую православную землю ради большего утверждения нашего общего жития. Этот помысл я много раз открывал Святейшему Патриарху кир6 Серафиму, который, сожалея о нашем уходе, захотел было утвердить наше житие в одной святогорской обители, называемой Симонопетра. Однако и это благое намерение Его Святейшества Бог «имиже весть судьбами» не исполнил, так что мы понесли и немалые убытки, поскольку, будучи ни в чем не повинны, были принуждены заимодавцами той обители уплатить до семисот левов.
Рассуждая обо всем этом и боясь, как бы не произошло крайнего разорения нашего жития, которое с Божией помощью, благодаря немалым трудам и потам, достигло такого единодушного совместного друг с другом пребывания, мы устроили совет и все вместе единомысленно и единодушно решили перейти со Святой Горы в эту православную и богохранимую христианскую землю, чтобы поискать для нашей жизни подходящее место. Приняв это решение, мы вышли со Святой Горы и пришли в эту богохранимую землю, возложив всю свою надежду об устроении нашего жительства на общего Промыслителя и Создателя всех Бога, Который по величайшему Своему и неизреченному милосердию вдохнул благодать Свою в сердца благочестивого и христолюбивого, крестоносного и подражающего Христу в милости господаря нашего, воеводы Иоанна Григория Иоанновича, и нашего Преосвященнейшего Великого Господина кир Гавриила, архиепископа и митрополита этой богохранимой земли, и они, Богу уподобляясь в своем милосердии, дали нам для нашего общего жития прекрасный монастырь Драгомирну, выстроенный блаженной памяти Преосвященным архиепископом и митрополитом Сочавским кир Анастасием Кримковичем.
