V.

   Юленька охотно бывала у Сусанны и мало-по-малу забрала над ней силу, хотя это и могло показаться очень странным со стороны. Невозмутимый характер Юленьки подчинял себе жившую порывами Сусанну, которой необходима была известная поддержка, необходим, наконец, просто такой человек, который умел бы слушать ее и умел бы противоречить. Такое противоречие, как диссонансы в музыке, было необходимо для нея. Раньше, когда не было Юленьки, Сусанна заставляла выслушивать свои тревоги, жалобы и счастливый бред Покатилова, но он был мужчина и не мог во многом понимать ее.   Юленьку особенно интересовали те таинственные визитеры, которые появлялись на даче Доганских в определенные дни и даже часы и о появлении которых Сусанна, повидимому, знала вперед, потому что очень ловко предлагала, "своей" компании какую-нибудь прогулку или пикник, а сама оставалась дома под каким-нибудь предлогом. Сам Доганский иногда тоже оставался, а, чаще отправлялся вместе с другими. Юленька догадывалась, что все другие знали, кто такие были эти таинственные незнакомцы, но старались не подать вида и только заметно чувствовали себя не по себе, особенно Теплоухов, который отсиживался у себя на даче или тащился вместе с другими. Установившееся в кружке равновесие как-то вдруг терялось. Теплоухов грыз ногти, Роман начинал к кому-нибудь придираться, oncle до одурения сосал сигару за сигарой, и только один Доганский; оставался прежним Доганским.   Раз, оставшись на даче тоже по неожиданной болезни, Юленька видела, как к даче Доганских подехала карета, а из нея вышел какой-то прихрамывавший старичок; немного погодя на извозчике приехал какой-то странный господин, не то купец, не то промышленник; купец побыл немного и уехал, а карета стояла часа три. В другой раз приезжал уже другой старичок и тоже в карете, потом какой-то толстый господин в шелковом цилиндре и два инженера в мундирах. Было ясно, что у Сусанны были какия-то важныя дела с этими таинственными посетителями, и старички особенно интересовали Юленьку. По всей вероятности, это были важныя птицы, если даже Теплоухов изгонялся на время их визитов. Сусанна после каждаго припадка такой необыкновенно таинственной "болезни" несколько времени казалась усталой и недовольной, капризничала и придиралась, но как-то всегда случалось так, что в самую дурную минуту появлялся Чарльз, и жизнь текла своим чередом.   Юленька очень любила слушать павловскую музыку, но oncle всегда неохотно соглашался, на такое безобидное и совсем уж невинное удовольствие и постоянно ворчал, если Юленька начинала к нему приставать. В течение лета компания в полном составе была всего раз десять, не больше, и это Юленьке доставляло настоящее удовольствие, потому что она любила поглазеть на собиравшуюся в концертной зале отборную дачную и петербургскую публику. Здесь было все видное, что оставалось на лето в Петербурге и его окрестностях. Появление Сусанны всегда вызывало совершенно особенное движение в этой публике; ее, очевидно, знали, как замечательную красавицу, которая так резко выделялась своею жгучею восточною красотой среди остальных петербургских красавиц. Юленьке нравилось входить в залу или толкаться среди публики по аллеям именно вместе с Сусанной, потому что за ней всегда следовал восторженный шопот; девушкой иногда овладевало нехорошее и тяжелое чувство зависти к Сусанне, и она начинала мечтать с открытыми глазами, что этот таинственный шопот относится не к Сусанне, а к ней, Юленьке, и что все мужчины оглядываются именно на нее, делают такия глупыя лица, глупо улыбаются и толкают друг друга локтями.   Раз, когда Юленька сидела рядом с Сусанной на одном из такях концертов, осторожный шопот, раздавшийся за их спинами, заставил ее сначала покраснеть до ушей.   -- Это та?-- спрашивал один голос.   -- Да...-- лениво ответил второй.   -- Значит, к ней и ездит этот?   Первый голос назвал одно очень известное имя, и Юленька сейчас же поняла, что это известное лицо был один из старичков, ездивших к Доганской.   Разговаривавшие разбирали красоту Сусанны в совершенно особенных выражениях, как говорят о лошадях или о собаках, и смеялись. Собственно имени Сусанны не было произнесено, но Юленька чувствовала, что говорили о ней, потому что вблизи не было других дам. У Юленьки даже позеленело в глазах; она долго сидела неподвижно и боялась повернуть голову, чтобы не встретиться глазами с шептавшимися мужчинами.   "Так вот почему oncle так неохотно отпускал меня на эти концерты" -- думала Юленька.-- Отчего же он не сказал мне прямо, обыкновенным человеческим языком? Вот глупый человек! "   Вернувшись из концерта, Юленька в тот же вечер напала на oncl'я без всяких церемоний и потребовала категорических обяснений.   -- Для чего тебе?-- упирался oncle.-- Просто не желаю, чтобы ты бывала на этих концертах -- и только.   -- Не бывала с Сусанной... да.   -- Пожалуй...   -- Потому что Сусанна может меня скомпрометировать?   -- Вот это ты уж вздор говоришь,-- протестовал oncle, отмахиваясь обеими руками.-- Откуда ты взяла это?   Юленька засмеялась и разсказала oncl'ю все, что происходило в концерте.   -- Что же, и опять-таки вздор,-- решил oncle.-- Бывает у Сусанны и этот старичок, но из этого еще ничего не следует. Она действительно пользуется известным влиянием, ну, все равно, на кого бы там ни было, и реализует это влияние. Если к ней приезжают, так приезжают по делам; можешь быть спокойна.   -- Почему же ты, в таком случае, не желаешь, чтобы я бывала в обществе вместе с Сусанной?   -- Ах, какая ты глупая девчонка, Julie... Ну, вот ты была, наслушалась разных гадостей, что же, это тебе доставило удовольствие? Подальше от лишних разговоров лучше.   Успокоившись относительно Юленьки, oncle теперь всецело был занят своими лошадьми, которых готовил на царскосельския скачки. Конюшня оставалась в Петербурге, а в Павловске было только открыто временное отделение. Старик рано утром отправлялся к лошадям и проводил там все время до завтрака; при нем чистили лошадей, выводили и проезжали. Слабостью oncl'я являлась четырехлетняя серая кобыла "Шутка".   На последния скачки вызвался ехать на ней Зост, который ездил порядочно, хотя лошади у него были плохия. Это было очень приятно oncl'ю, и он часто советовался с молодым человеком. Сусанна тоже была довольна и сшила своими руками Зосту голубую шелковую шапочку.   День скачек в Царском Селе заставлял всех волноваться, кроме Теплоухова, который остался в Павловске. Юленька уехала на скачки с oncl'ем, а Сусанна -- с Покатиловым. На скаковом кругу они выбрали ложу недалеко от тотализатора.   День был серый, но не дождливый. Публики собралась масса. В середине круга прислуга вываживала лошадей, закрытых попонами. В ложе сидели Покатилов, Сусанна и Юленька. Сусанна сегодня была бледнее обыкновеннаго и отыскивала глазами Зоста, который еще не являлся. Это бесило Покатилова, и он сидел в углу ложи с злым лицом. Юленька несколько раз оглядывалась на него и едва улыбалась глазами; ее забавляла разыгрывавшаяся комедия. Oncle несколько раз появлялся в ложе, вытирал лицо платком и торопливо уходил; его серая шляпа мелькала то среди гулявшей публики, то у тотализатора, то где-нибудь в ложе.   "Чорт бы взял все эти дурацкия скачки!" -- сердито думал Покатилов, наблюдая специальную публику, собравшуюся в ипподроме со всех сторон.   Покатилову сделалось ужасно скучно; ему давно надоела эта улица, ведь онь носил ее в собственной крови. Между прочим, он узнал двух "королей в изгнании", корреспондента Бегачева, а потом целый ряд женских лиц полусвета.   -- Роман, кто в той ложе, которая от нас налево, третья с краю?-- спрашивала Юленька.-- Вов еще oncle раскланивается.   -- Это Мансуров, Илья Ильич, один нн ваших королей.   -- А с ним кто, то-есть какая дама?   Сколько Покатилов ни разсматривал в бинокль даму Мансурова, но только и жал плечами; это была какая-то новинка,-- Дай мне бинокль!-- сердилась Юленька.   -- Да ведь я видел ее: худенькая, тоненькая,-- обяснял Покатилов.-- Лицо как у птицы. Да вон к нам oncle идет; он тебе разскажет.   -- Господи, да ведь это Инна!-- вскрикнула Юленька, опуская бинокль.-- Нет, не может быть. Урожденная никуда ея не пускает, а тут вдруг одна в ложе с Мансурогым.   Подошедший oncle подтвердил, что это действительно Инна, которую он видал в номерах Зинаиды Тихоновны.   -- Так я пойду к ней сейчас,-- обрадовалась Юленька, вскакивая.-- Вот сюрприз!   -- Гм... да...-- неопределенно замычал oncle и толкнул Покатилова локтем.   -- Julie, может-быть, будет лучше, если ты не пойдешь к ним,-- заметил Покатилов, понявший все.   -- Это что такое?-- удивилась Юленька.   -- Так. Одним словом, я обясню тебе после,-- нашелся наконец oncle.-- Бедняжка компрометирует себя, а Илья Ильич сидит как на угольях. Чорт знает, что такое получается.   Сусапна сделала вид, что не слыхала этого разговора, и смотрела в противоположную сторону, где расхаживали два английских жокея в цветных жокейских шапочках. Этот разговор неприятно подействовал на нее, точно говорили о каком-то очень близком для нея человеке. Она почувствовала сейчас свое фальшивое положение и что, может-быть, она тоже компрометирует Julie.   -- Нет, я пойду!-- сказала Юленька и даже побледнела от охватившаго ее волнения.-- Мне все равно, и никто не имеет права вмешиваться в мои личныя дела! А ты, дядя, меня проводишь.   -- Хорошо, хорошо,-- бормотал oncle, оглядываясь.-- Только у меня полон рот дела: нужно увидать одного жокея, потом -- на тотализатор... Ах, вот и наш Чарльз!   Зост, действительно, подходил к ложе. Он был в своей жокейской шапочке и в низких жокейских сапогах с желтыми отворотами; летнее верхнее пальто скрывало остальной костюм. Плотно сжатыя губы и легкий румянец говорили о том волнении, которое англичанин старался подавить в себе.   Под шумок разговора Юленька ускользнула из ложи, и ея шляпка мелькнула уже в ложе Мансурова. Да, это была Инна в какой-то необыкновенной шляпе с загнутым полем, с двумя браслетами, надетыми поверх перчатки, и в необыкновенно пестром костюме. Она с каким-то детским всхлипыванием расцеловала Юленьку и проговорила:   -- Странно, почему твой дядя не сказал нам, что ты здесь.   -- Он хотел сделать тебе сюрприз.-- ответила Юленька.   -- Да? Как это мило с его стороны... Ах, виновата, вы незнакомы: Илья Ильич Мансуров, ха-ха!   -- Мы здесь сошлись знакомыми незнакомцами,-- ответил Мансуров.   -- Да, да. Как это все смешно!-- лепетала Инна, бойко повертывая своим носиком.-- То-есть смешно там, у вас в номерах. Все отлично знают друг друга и прикидываются незнакомыми. Ах, как мне весело, Юленька, если бы ты знала!   Мансуров видимо смущался и все поглядывал на Юленьку как-то сбоку, точно не узнавал ея.   -- Илья Ильич! Вас ждет Николай Григорьич вон там, у трибуны,-- проговорила Инна с детской улыбкой, счастливая, что может распоряжаться таким большим человеком.   -- Это что же такое?-- заметила Юленька, указывая на широкую спину удалявшагося Ильи Ильича.   -- Это?.. Долго разсказывать, а пока с тебя будет совершенно достаточно, что Илья Ильич женат и давно хлопочет о разводе... Говоря правду, еслиб я знала это, то, конечно... Ну, да теперь все равно, он такой славный и так балует меня! Ах, Юленька, если бы ты знала, что было с maman, когда она получила мое письмо... Ведь я бежала из номеров вместе с Людмилой. Чего же, в самом деле, ждать? Прокиснешь в старых девках... Вот что: приезжай ко мне. У нас маленькая-маленькая квартирка, то-есть у меня. Тебя, может-быть, удивляет мое легкомыслие, да?   -- Право, не знаю, что даже и сказать тебе... Во всяком случае я за тебя.   -- Я это знала!-- с гордостью проговорила Инна, и на глазах у ней выступили слезы.-- Я всегда, всегда тебя любила, Julie.   Раздавшийся звонок заставил Юленьку возвратиться в свою ложу, где она нашла Романа и Сусанну с сердитыми лицами. Они смотрели в разныя стороны.   -- Ну что, довольна?-- сердито спрашивал Покатилов.   -- Да. А вас, кажется, безпокоит мое поведение?   -- Смотрите, пожалуйста, сейчас начнется,-- вмешалась Сусанна, не оставляя бинокля.   -- Вон и Чарльз,-- указывала Юленька.-- Какой он маленький отсюда!   Зост проехал шагом мимо них и улыбнулся. Жокейский костюм шел к нему. Лошадь поводила ушами и заглядывала на других лошадей, которых приводили под уздцы. Чарльз подехал к сборному пункту ровным галопом.   У Сусанны стоял в глазах туман, когда толпа замерла и вдали послышался топот скачки.   Когда топот начал приближаться, Сусанна взглянула на скакавших и теперь ясно разсмотрела свою голубую шапочку. Кто-то крикнул: "Молодец Зост!". На втором круге Чарльз одного за другим начал обходить скакавших и пришел к столбу первым. Его встретили аплодисментами и громкими криками; oncle махал шляпой, мужчины стучали палками, а дамы лорнировали победителя.   Этот успех совсем опьянил Сусанну, и она жадными глазами следила за голубою шапочкой, мелькавшей в толпе. Но Чарльз не пришел к ним в ложу. Что это значило? Сусанна даже покраснела и почувствовала себя такою жалкой и несчастной, точно вот эта ликующая толпа отняла у нея Чарльза.   -- Это его oncle не пустил к нам,-- шопотом обяснила Юленька, сжалившись над Сусанной.-- Ведь сейчас пойдет "Шутка"!   -- Нет! Он мог прийти... он должен был прийти!-- шопотом же ответила Сусанна.   Скачка кончилась для oncl'я самым неприятным эпизодом: когда подан был сигнал флагом, "Шутка" "закинулась". Oncle рвал на себе волосы. Все было потеряно, потому что Чарльз сильно натянул поводья. Старик пришел в ложу красный от волнения и только махнул рукой   -- А где же Чарльз?-- спросила Сусанна.   -- Он уехал домой... Ведь я его предупреждал: "Не затягивайте поводьев! "Шутка" этого не любит". Теперь что я буду делать?   -- Покатилов, вы меня проводите,-- сказала Сусанна, поднимаясь,   Покатилов повиновался и молча подал руку.   Когда они вышли, Юленька захохотала:-- Это, наконец, смешно гоняться за этим мальчишкой!   Всю дорогу Сусанна тяжело молчала. У ней осталась еще надежда, что Чарльз проедет на дачу и там дождется ея, но на даче никого не было.   -- Вы теперь можете быть довольны,-- говорила Сусанна, накидываясь на Покатилова,-- Видите, как со мной обращаются?   -- Успокойтесь, Сусанна Антоновна... Это просто недоразумение,-- обяснял Покатилов,-- Хотите, я сезжу за Чарльзом?   -- Вы -- идиот, Покатилов!   -- Да... это правда.   Сусанна вдруг затихла и посмотрела на Покатилова тем беглым взглядом, который его заставлял дрожать. Да, он чувствовал, что теперь она ближе к нему, чем когда-нибудь. Они были совсем одни. Покатилов помог снять летнюю накидку, уродил зонтик и опомнился только тогда, когда остался в комнате один. Сусанна ушла в спальню. Дверь оставалась раскрытой, и Покатилов машинально вошел туда. Сусанна стояла перед зеркалом и не повернула головы. Спальня была устроена шатром из шелковой полосатой материи, и в ней всегда был полусвет. Покатилов присел на низенький табурет и смотрел на нее полными любви глазами.   -- Покатилов...   -- Я...   -- Вы мой единственный друг, и поэтому я мучаю вас... да!.. поймите меня и простите...   Он быстро поднялся и сделал шаг к ней. Счастливый своим безумием, он смотрел на нее остановившимися глазами. Потом эти чудныя руки обняли его шею, и он чувствовал на своем лице дыхание полураскрытых губ, не смея шевельнуться. Но это счастье продолжалось всего одно мгновенье: она точно проснулась и отскочила от него.   -- Зачем вы здесь... в моей комнате?-- в ужасе шептала Сусанна.-- Кто вам позволил?   Ему страстно захотелось убить ее в этот момент, чтобы разом покончить все. Он теперь ненавидел ее и готов был на самую отчаянную выходку. Кровь стучала в висках, руки похолодели.   -- Вы меня оскорбляете,-- тихо проговорила она и закрыла лицо руками.   Он повернулся и вышел из комнаты так тихо, точно боялся кого-то разбудить.