III.

   -- Калерия, какого я тебе гостя привел!-- с восторгом обявлял Мостов, распахивая дверь своего номера.-- Угадай, кого? Я тебе сюрприз сделал...   -- Ах, Боже мой,-- брезгливо отозвалась полная, высокая женщина, стоявшая посредине комнаты в одном лифе.-- Simon, это наконец невозможно!.. У тебя вечно эти знакомства сюрпризом... Не успел человек приехать в незнакомый город и тащит Бог знает кого. Притом врывается в номер без доклада, точно помешанный... Сколько я раз просила тебя избавить меня от подобных сюрпризов! -- Все это было высказано тем французским языком, каким говорят только приезжающие в столицу провинциалы. Калерия Ипполитовна была в одной юбке; около нея ползала на коленях шустрая столичная модистка с рябым лицом и торопливо примеряла коленкоровый лиф, прикалывая отдувавшияся места булавками, которыя вынимала изо рта. Можно было подумать, что у модистки рот был набит булавками, хотя она ухитрялась с ними говорить и даже смеяться.   Безпорядок в номере был страшный: распакованные чемоданы, груды белья, выкройки, штуки только-что купленной материи по столам, недошитое, принесенное примеривать платье на кресле, чай в бумажке, сахар в пестром шелковом мешечке, только-что начатый ящик с сигарами на окне, тут же арбуз, разбросанныя кругом мелочи дамскаго туалета, целая серия кулечков, картонок и т. д. Словом, получался настоящий хаос, благодаря которому засидевшийся провинциал превращается в столичнаго обывателя. Раздеваясь в передней, Покатилов уже почувствовал этот дорожный безпорядок, и на него повеяло чем-то таким безконечно-родным и знакомым, что перенесло сразу во времена золотого детства, нагоняя воспоминания о поездках на долгих с безконечными станциями, импровизованными закусками, крепким детским сном тут же за чайным столом, знакомым станционным смотрителем и без конца позвякивающим под дугой колокольчиком.   -- Ты напрасно протестуешь на меня, Калерия,-- разсчитанно-громким голосом заявлял Мостов, заглядывая в двери передней.-- Я хотел преподнести тебе некоторый сюрприз...   Калерия Ипполитовна сделала сердитое лицо и уже раскрыла рот, чтобы возразить что-то мужу, как услышала в передней предупредительное покашливание и с институтским визгом скрылась за перегородкой, где стояла широкая кровать. Дремавшая на диване девочка лет четырнадцати проснулась и широко раскрытыми глазами посмотрела на дверь в переднюю, куда рвет лампы, поставленной на комоде, почти не достигал. Из-за драпировки выглянуло строгое старушечье лицо старой няньки Улитушки, которая с утра рылась по чемоданам. Мостов не хотел замечать произведеннаго переполоха и улыбался самою блаженною улыбкой.   -- Милости просим... m-r Брикабрак...-- шутил он, выводя под руку Покатилова из передней.-- Вы уж извините нас, провинциалов, что застали в самый критический момент: кожу меняем...   Мостов засмеялся сухим, скрипучим смешком и даже погладил свою лысину. Девочка вопросительно смотрела то на отца, то на гостя и инстинктивным движением поправила короткое фланелевое платьице, из-под котораго выставлялись уже недетски-полныя ноги, туго обтянутыя дорожными чулками из серой шерсти. Улитушка, всмотревшись в гостя, неожиданно вскрикнула, опустила руки и с каким-то детским всхлипыванием бросилась к ручке оторопевшаго барина.   -- Голубчик... Рома... Роман Ипполитыч... батюшка!-- причитала Улитушка, целуя руку барина, котораго выкачивала когда-то на руках.   "Они там, кажется, все с ума сошли",-- по-французски подумала Калерия Ипполитовна, второпях не попадая рукой в платье.   -- Ну вот, ну вот... я говорил!-- самодовольно повторял Мостов, бегая по комнате маленькими шажками.-- Юленька, это твой дядя... oncle,-- обяснял он дочери.-- Совершенно случайно встретил его... именно, гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда встретится.   -- Не узнаёшь?-- проговорил Покатилов, обращаясь к появившейся в дверях сестре.-- Извини, пожалуйста, что не во-время... это все твой супруг виноват.   Калерия Ипполитовна бросилась на шею к брату и горячо обняла его своими полными руками; она говорила что-то такое безсвязное и даже в порыве чувства приложила несколько раз платок к глазам.   -- Ведь двадцать лет не видались, Роман,-- говорила она, разсматривая брата.-- Ты, пожалуйста, не обращай внимания на безпорядок... Вот твоя племянница, Юленька...   -- Очень приятно познакомиться,-- ласково проговорил Покатилов, протягивая Юленьке руку.   Девочка стояла теперь около него и колебалась, следует ей поцеловать дядю или нет.   -- Что же ты, Юленька, не поцелуешься с дядей?-- разрешил ея сомнения отец и опять засмеялся.--Это наш русский обычай...   Покатилов с удовольствием поцеловал протянутыя пухленькия губки хорошенькой племянницы и почувствовал, что он начинает потеть. В номере было жарко, да и проявления родственных чувств для него были такою неожиданностью.   -- Однако куда вы забрались, господа?-- с усталым видом проговорил он, очищая себе место на диване.-- Я хочу сказать, что уж слишком высоко... Я просто задохся, пока поднимались по лестнице.   -- Мы это только на время,-- оправдывалась Калерия Ипполитовна, поправляя какую-то упрямую пуговицу, никак не хотевшую застегнуться на ея полном бюсте.-- Просто не знали, где остановиться... Впрочем, это пустяки, устроимся помаленьку.   -- Я могу вам рекомендовать очень приличныя chambres garnies,-- проговорил Покатилов, внимательно разсматривая сестру.-- Почти в центре города и недорого.   Произошла неловкая сцена, какая переживается при встрече давно не видавшихся родственников. Не знали, что говорить, или говорили те безсвязные пустяки, какие повторяются в таких случаях; неловкия паузы сменялись взрывами общаго разговора, когда начинали говорить все разом и перебивали друг друга.   Лакей принес кипевший самовар, и этим окончательно разрешилась общая суматоха. Пока Калерия Ипполитовна была занята около самовара, Покатилов внимательно разсматривал ее через пенснэ и в результате пришел к тому заключению, что от прежней красавицы в сорок лет не осталось почти ничего: фигура заплыла, лицо было черезчур полно дряблою полнотой, около глаз и рта появились мелкия морщинки, темные глаза потеряли влажный блеск, кожа на лице, на шее и на руках утратила прежнюю матовую свежесть. Но что всего хуже -- Калерия Ипполитовна, кажется, еще не могла помириться с скромною ролью солидной семейной женщины и держала себя, как все отставныя красавицы, слишком привыкшия быть всегда красивыми. Покатилов даже пожалел про себя сестру, особенно ея темные глаза -- фамильную покатиловскую особенность; все Покатиловы хвалились красивыми глазами, и Юленька напоминала мать именно с этой стороны.   "Неужели и я так же страшно состарился за эти двадцать лет?" -- думал Покатилов, принимая налитый стакан чая из рук сестры и чувствуя на себе ея пристальный взгляд.   -- Как ты однако постарел, Роман,-- заговорила Калерия Ипполитовна, точно отвечая на мысли брата.-- Я, право, не узнала бы тебя, если бы встретила где-нибудь на улице.   Покатилов почувствовал первую родственную царапину, но Симон Денисыч так преуморительно начал разсказывать о своем путешествии по Петербургу, о редакции "Искорок", о "Брикабраке", что все невольно улыбались, и даже Юленька лениво щурила свои большие бархатные глаза.   -- Это у нас вечная история: приятныя неожиданности, знакомства сюрпризом...-- слегка журила мужа Калерия Ипполитовна.-- Ах, да, собственно зачем же ты, Simon, попал в редакцию "Искорок"?   -- Я? А нужно было сделать подписку, я и решил,-- врал Simon, причем лицо у него как-то вытянулось и сделалось такое жалкое.   "Эге! врет да и боится",-- подумал про себя Покатилов, улыбаясь глазами.   За чаем долго перебирали петербургских родственников и общих знакомых: tante Агнеса все возится со своими канарейками и собачками, oncle Николай Григорьевич скоро займет видный пост при министерстве, belle soeur Barbare вышла замуж за второго мужа и т. д.   -- Я ведь редко бываю у них и, право, немного могу сообщить вам новаго,-- говорил Покатилов.-- А ты, Калерия, когда отправишься к maman?   -- Да я уже была у ней... все такая же,-- как-то неохотно ответила Калерия Ипполитовна.-- У других я еще ни у кого не была, потому что нельзя же в наших костюмах смешить добрых людей, а к maman завернула по пути. Она все на тебя жалуется, Роман.   -- О, это безконечная история. Нас с maman трудно и разсудить,-- с легкою гримасой ответил Покатилов, предчувствуя удар.   -- Да, кстати, что твой журнал?-- спрашивала Калерия Ипполитовна с самою невинною физиономией.   -- Какой журнал?   -- Ах, да, виновата: газета, а не журнал. В последнем своем письме, которое я получила от тебя ровно пять лет тому назад, ты писал о "своей" газете, как о деле решенном, потому я и...   -- Это тебя, вероятно, maman научила?-- вспыхнув, спросил Покатилов.   -- Чему научила?   -- Надеюсь, что мы отлично понимаем друг друга и без обяснений... Тебе просто нравится по старой привычке запускать шпильки. Мало ли есть неудавшихся проектов и предположений, что еще не говорит за их несостоятельность или за то, что они не сбудутся. У меня и теперь есть свои виды и надежды...   Произошла маленькая размолвка. Покатилов не остался в долгу и отплатил сестре тою же монетой, намекнув ей на ея собственное положение не у дел. Калерия Ипполитовна вспыхнула и тоже замолчала. Симон Денисыч попытался-было их помирить, но жена так взглянула на него, что он только запыхтел носом. Юленька давно уже дремала в уголке дивана и смотрела на дядю слипавшимися влажными глазами и кончила тем, что заснула тут же на диване, так что Улитушке пришлось увести ее за драпировку в безсознательном состоянии крепкаго детскаго сна.   -- А ведь я не знаю хорошенько, почему и как вы сюда приехали,-- спрашивал Покатилов.   -- Я все, Леренька, разсказал,-- поспешил предупредить Мостов виноватым голосом,-- и про Сусанну и про Доганскаго. Роману все это необходимо знать, потому что... потому что...   -- Потому что ты, Симон, неисправимый болтун,-- докончила Калерия Ипполитовна, пожимая плечами.-- Кому-то интересно слушать наши семейныя дрязги? Конечно, Роман не осудит тебя, а всякий другой просто посмеялся бы над тобой. Ты,-- я это предчувствую,-- непременно уронишь и себя и нас в общественном мнении.   -- Да ведь я только Роману это сообщил, а чтобы постороннему человеку -- никогда! Я умею молчать, сделай одолжение...   Калерии Ипполитовне самой хотелось разсказать все брату, но теперь она сочла своим долгом немного поломаться, прежде чем приступила к изложению всех обстоятельств дела. Разсказ Мостова подтвердился в главных чертах, конечно, с той разницей, что был расцвечен и раскрашен мастерски, как умеет разсказывать глубоко и безповоротно обиженная женщина.   -- Собственно говоря, я, пожалуй, на Сусанну и не сержусь,-- говорила Калерия Ипполитовна, делая безстрастное лицо,-- потому что разве возможно сердиться на девчонку, которая сама не знает, что делает?.. Да дело и не в ней, а тут есть некто Богомолов, он тоже недавно сюда приехал, ну, у нас с ним были свои счеты, вот он все и устроил. Втерся каким-то образом к Теплоухову и теперь вертит им, как куклой... да!..   -- Но ведь у Теплоухова главным поверенным по всем заводам, кажется, Мороз-Доганский?-- спросил Покатилов.   -- Да, но это ничего не значит, потому что этот Мороз-Доганский такой человек... одним словом, сам чорт его не разберет! Мы всегда были с ним в самых лучших отношениях, и вдруг такой пассаж...   -- Действительно, странно... А какие у вас счеты с Богомоловым были?   -- С Богомоловым?.. Ах, даже разсказывать не хочется: совершенные пустяки. Он, собственно, юрист, ну, и в пику заводам Теплоухова поднял дело о какой-то киргизской земле, будто бы захваченной Заозерскими заводами. Но это все вздор. Богомолову только нужен был предлог, чтобы заявить себя. Он самолюбив до крайности и мечтает о себе Бог знает что и, кажется, думал занять место Симона, но ошибся в расчетах.   -- К этому нужно прибавить только то,-- заговорил Симон Денисыч, начинавший уже дремать,-- что Леренька, когда Богомолов приехал к нам в Заозерье еще совсем молодым человеком, приняла и обласкала его, как родного... Леренька вообще покровительствует молодежи, потому что от молодежи зависит все будущее государства. Так, Леренька?   Этот разсказ заставил Калерию Ипполитовну закусить губу, чтобы не выдать своих чувств: этот Simon сегодня положительно невозможен и несет чорт знает какую чушь.   -- Одним словом, у нас вышла довольно крупная история,-- продолжала Мостова, не отвечая на вопрос мужа.-- Богомолов проиграл дело о земле и бросился хлопотать в Петербург, а здесь каким-то образом успел познакомиться с Теплоуховым, втерся к нему в доверие и, конечно, постарался первым делом отблагодарить нас за старую хлеб-соль. Это ведь всегда так бывает...   -- А по-моему тут сам Теплоухов больше всех виноват,-- вставил свое слово Симон Денисыч.-- Помилуйте, позволить себя водить за нос первому встречному прощалыге... Моя совесть, по крайней мере, совершенно чиста, и я ни в чем не могу себя обвинить: я служил двенадцать лет на Заозерских заводах верой и правдой... да!..   -- Simon, разве кто-нибудь сомневается с твоей честности?-- устало заметила Калерия Ипполитовна.-- Если против нас сложились так обстоятельства, то нужно переносить терпеливо все невзгоды.   -- Что же, вы здесь думаете совсем остаться или только на время?-- спрашивал Покатилов.   -- Конечно, на время!-- с живостью ответила Калерия Ипполитовна.-- Мы уже отвыкли настолько от жизни в столице, что она нас будет престо тяготить... А пока, конечно, можно устроиться и в Петербурге; к тому же и Юленьке необходимо докончить свое образование. Ты куда это, Роман? Оставайся ужинать с нами...   -- Нет, благодарю, как-нибудь уж в другой раз,-- отговаривался Покатилов, взглянув на часы.-- Да у меня и дело есть...   -- Какия же дела могут быть ночью?-- спросила Мостова.   -- Ах, какая ты странная, Калерия!-- вступился Мостов.-- Да ведь Роман журналист, и у него всегда работа кипит...   -- Да, я и забыла... Однако, Роман, скоро ли мы будем читать свою собственную газету, а? Я дала себе слово не выписывать никакой газеты до тех пор, пока ты не сделаешься сам редактором...   -- Дело за пустяками, Леренька,-- отшучивался Покатилов.-- Ты там в Сибири, наверное, накопила денег, вот и поделись ими со мной, и газета будет у нас завтра же.   -- А много тебе нужно на газету?   -- Да на первый раз тысяч пятьдесят за глаза будет, Леренка... Дело самое верное и даст, по крайней мере, триста процентов на затраченный капитал.   -- Как жаль, что я не имею возможности воспользоваться таким удобным случаем нажить себе миллион,-- ядовито заметила Калерия Ипполитовна.   -- А вот Симон Денисыч разскажет, сколько у тебя денег,-- кольнул, в свою очередь, Покатилов, выходя в переднюю.   -- Я ему не могу запретить говорить,-- обидчиво ответила Калерия Ипполитовна.   Когда дверь затворилась за петербургским братцем, Калерия Ипполитовна сделала злое лицо и, грозя пальцем, проговорила:   -- Если да ты когда-нибудь разболтаешься о наших средствах кому-нибудь, я ухожу от тебя сейчас же... Понял? Постарайся не доводить меня до крайности и всего больше старайся не развязывать языка вот с этим братцем Романом. Мы ведь совсем не знаем его, а мне он кажется таким подозрительным, и maman то же самое говорит. Уж одна профессия чего стоит...   -- Помилуй, Леренька, что может быть почетнее профессии журналиста?   -- Ах, отстань, ради Бога... Ты ничего не понимаешь!