Хадар сжал её плечи, привлёк к себе так, что она чувствовала его дыхание на своей щеке.

— Я люблю ножи, — неожиданно ласково произнёс он. — Нож, как продолжение моей руки. Он достаёт гораздо дальше, чем могу я. Он придаёт силу и власть. Ты ведь тоже это почувствовала? Скажи, Найра.

— Что сказать? — пролепетала она.

— Ты взяла нож, и все сразу стали тебя слушаться, уже никто не мог отмахнуться и назвать дешёвой шлюхой. Они делали то, что ты говорила. Это так приятно — стать госпожой, — Хадар склонил голову к её шее, едва не касаясь губами.

Найра почувствовала, как ею овладевает странное состояние зачарованности — его голосом, чёрными глазами, в которых метались огни факелов, ощущением рядом сильного мужского тела.

— Вспомни, как твои руки держали нож, — прошептал Хадар ей на ухо. — Каким он был, Найра?

— Гладким, — едва слышно ответила она.

— Отполированным многими ладонями, — продолжил агент.

Он дотронулся пальцем до её ладони, и Найра невольно сжала её в кулак.

В тот же момент ей показалось, что она чувствует в ладони нож. Широкий кухонный, каким привыкли нарезать ломтями хлеб.

— Вспомнила? — спросил Хадар, коснувшись её мокрой щеки и убрав прилипшие волосы.

Она кивнула, всё глубже погружаясь в состояние пограничное с реальностью. В мыслях бледным огоньком вспыхнула мысль: «Сыворотка правды…»

Но Найре было лень додумывать её до конца. Она глядела по сторонам и видела, что камера размывается. Найра и всё вокруг будто попали в огромную каплю воды. Она наклоняла голову к правому плечу, и камера тоже смещалась вправо; наклоняла к левому, и камера съезжала влево.

— Теперь давай поговорим о Магде, — проворковал ей на ухо Хадар.

— Давайте, — ответила Найра, заколдованная происходящим.

— Я знаю, ты не хотела убивать её, — неожиданно шепнул Старший агент.

Она радостно кивнула: наконец-то он поверил!

— Магда ревновала к тебе Гая, — продолжал Хадар. — Она узнала, что он часто бывает у тебя в Весёлом доме.

— Правда? Узнала? — удивилась Найра.

— Да. Ты намного красивее её. Гай любил тебя больше, и она захотела тебя убить.

Девушка подняла на него глаза и потрясённо спросила:

— Откуда вы знаете?

Он вновь взял Найру за руку и погладил её пальцы.

— Слушай меня, — сказал Хадар. — Нож. Он был в руке Магды. Она ревновала к тебе Гая. Хотела тебя убить.

Он сжал руку Найры в кулак:

— Но ты не дала ей этого сделать.

— Не дала, — повторила Найра.

— Ты остановила её.

В душе Найры всколыхнулся протест.

— Я убежа…

— Конечно, сама бы она уже не остановилась, — согласился Хадар. — Ты увидела на столе нож. Гладкий, отполированный многими ладонями. Тебе нужно было выйти наружу, только выйти. Но она тебя не пускала. Ты взяла его, у тебя не было другого выхода.

Неожиданно камера закружилась перед глазами, Найра будто покатилась с огромной горы у которой не было ни начала, ни конца, и остановилась в доме Магды. Да, это точно он: очаг в полу, травы на стенах…

Раздался голос Хадара, который звучал сверху и снизу, как будто говорил сам дом:

— Посмотри на свои руки, Найра. Доверься им.

Она опустила глаза и увидела в своих руках нож: широкий, с гладкой, отполированной рукоятью, широким клинком. Этот нож не был создан для битв, им нарезали хлеб, чтобы накормить голодных. Найра точно видела его раньше, только никак не могла вспомнить где.

— Осторожно Найра, — окрик Хадара ударил её словно кнутом. — Она у тебя за спиной! Защищайся!

Что-то коснулось её спины.

Найра в испуге развернулась и вслепую рубанула ножом. На пол к её ногам упала Магда. Её старое платье быстро пропитывалось на груди кровью, полуприкрытые веки подёргивались, будто травница пыталась открыть глаза, но не могла.

Найра выронила нож, и он с глухим стуком упал на пол.

— Я убила её, — хрипло сказала она. — Я убила Магду.

— Ты записываешь? — спросил Хадар у кого-то невидимого.

— Да, господин, — ответил ему мужской голос.

Найра потёрла глаза: руки были перепачканы в крови. Она в исступлении начала тереть их друг о друга и о платье, но крови становилось только больше. Она сочилась из ладоней, капала на земляной пол, и сама становилась землёй.

— Я не хотела! — закричала Найра. — Она первая на меня напала. Я только хотела уйти! Всего лишь уйти! Но она меня не пускала!

Она зарыдала.

Комната вновь начала меняться: исчезли полки с кувшинами, пучки трав на стенах, очаг. Найра вернулась в камеру. Она тут же посмотрела на свои руки — они были чисты. Девушка огляделась по сторонам: страж стоял у стены, свидетель исчез, Хадар с недовольным лицом сбивал с каблука налипший кусок глины, писарь торопливо скрипел пером по свитку. Найра была безграмотной, и непонимающе уставилась на странные крючки и галочки, густо заполнявшие свиток.

— Что случилось? — тихо спросила она.

Не обратив внимание на её вопрос, Хадар обратился к писарю:

— Долго ещё?

— Заканчиваю, господин Старший агент, — сказал тот, не поднимая головы.

— Тогда без меня.

Хмуро сдвинув брови и, ни на кого не глядя, он вышел из камеры. В этот миг Найра поняла, что пропала.

Найра изнемогла от слёз и затихла, лёжа на тощей подстилке из раздавленного цеплюча. Она не понимала, почему такая тяжёлая кара коснулась именно её; за что Праматерь оставила Найру в своей милости.

Она не была умной и учёной, не могла мысленно вознестись к трудам философов и найти утешение в их великих изречениях. Она была диким цветком, выросшим в пыли городских улиц, и знала одно: её скоро казнят. Уходя, страж сказал, что с казнью долго тянуть не станут. Завтра, может, послезавтра.

С тех пор одна мысль не давала Найре покоя: если бы ей удалось спрятаться в лавке торговца за корзинами, агенты пробежали бы мимо, и теперь она не сидела бы в каменном мешке — всеми преданная, брошенная и забытая. Вновь и вновь перед глазами Найры вставала картина: она забегает в лавку, бросается к защитному убежищу и видит там Миру. Мокрозява что-то говорит ей и мотает из стороны в сторону головой, а в это время в лавку забегаю агенты. Если бы Миры там не было! Если бы она не помешала Найре спрятаться за корзинами! Найра не хотела об этом думать, не хотела вспоминать, но память сама круг за кругом возвращала её в то место.

— Это из-за неё! — в исступлении прошептала она. — Из-за Миры меня поймали!

Найра зажмурилась так сильно, что перед глазами вспыхнули оранжевые пятна, но даже это не помогло.

У Миры-то сейчас, наверняка, всё хорошо. Сидит себе в покое и тепле и вспоминает, как схватили Найру, а её саму не заметили. Она ведь тоже пряталась за корзинами: почему-то от кого-то.

Внизу в двери поднялась заслонка и рука стража запихнула в камеру тарелку с бурой кашей, кусок хлеба из отрубей и кружку с водой. Найра тяжело поднялась, подошла к двери взяла тарелку. При одном взгляде на еду её затошнило. Она поставила тарелку на пол, взяла кусочек хлеба и кружку. Вернулась на подстилку и стала есть хлеб, отщипывая его по крохотным кусочкам. Из глаз опять потекли слёзы. Они капали на хлеб, впитывались в безвкусный мякиш, делая его солоноватым.

Какой она будет, её казнь? Найра представила, как её в длинном небелёном рубище — одежде смертников — выведут на площадь Правосудия, заполненную людьми. Там будут мужчины, которые платили ей за любовь и женщины, проклинавшие шлюх из Весёлого дома. Все они будут смотреть на Найру, выкрикивать проклятия и, может, даже бросаться гнилыми пхали. Стражи поведут её по людскому коридору, поднимут на помост, где уже установлена виселица. Палач повернёт Найру к толпе, чтобы она в последний раз взглянула на лучи улиц, разбегающиеся от площади и Башню, за одним из окон которой прячется подлый Хадар.

— Я невиновна! — закричит она. — Я никого не убивала! Поверьте мне.

Неожиданно палач встанет перед ней на одно колено и объявит: