Должно быть, весь этот нереальный секс оставил во мне неудовлетворённость, которая заставляет меня воображать вещи без здравого смысла.

Когда Джейн идёт за мной на кухню, я не жалею, что она сразу не вернулась домой.

— Идите в ванную, я пока приготовлю кофе, — настаиваю я. — Примите душ, если хотите.

Мне хотелось сказать ей, что, несмотря на твёрдый тон, мои слова — это не приказ, а пожелание для её благополучия. Я хотел бы сказать ей, что, учитывая особую деликатность ситуации, забота о её деле не может быть отделена от заботы о ней как о человеке. Это две неделимые вещи. Хочу сказать ей, что я не привык к этому и блуждаю впотьмах, и невозможно не ошибиться, но я действую из лучших побуждений. Иначе вчера вечером, когда она неожиданно ворвалась сюда, я бы сказал швейцару не пускать её. Я хотел бы предложить ей довериться мне. Я хотел бы ещё раз извиниться за неудачную шутку несколько дней назад, которая сделала меня слишком похожим на Джеймса Андерсона.

Но вместо этого я просто иду в сторону пространства, где находится моя огромная кухня из чёрного камня и стали.

Джейн выглядит нерешительной, словно не хочет делать ничего, что похоже на подчинение моему приказу. Но она идёт в ванную, ничего не ответив. Я слышу шум воды, и всё это кажется абсурдным.

Я даже не направил её в гостевую ванную. Она убийца, бездомный щенок, ребёнок без сна, сложный клиент, женщина, с которой я не буду спать. Но я не спешу отвоёвывать своё пространство.

Пока заправляю кофемашину, я думаю, — это безумие, скорее всего, отвлекающий манёвр. Отчасти мне жаль Джейн, это правда, и я не против помочь ей. Но мне кажется, — я пользуюсь её присутствием сегодня и сейчас, чтобы не концентрироваться на Лилиан. По-своему это уловка. Как во сне, когда маленькая стеклянная Джейн заменила яркую и чувственную Лилиан.

В любом случае лучше разобраться с этим как можно скорее. Этим всем. Иск и Лилиан. Я хочу выиграть в обоих направлениях.

Шаги Джейн прерывают мои мысли. До меня доносится запах собственного мыла, и, обернувшись, я вижу её не менее помятую фигуру, чем прежде, с мокрым лицом и волосами.

— Я нашла зубную щётку в упаковке, разумеется, я за неё заплачу.

Я вскидываю бровь с ироничным выражением лица человека, который, если бы его заставили принять компенсацию за зубную щётку, предпочёл бы совершить самоубийство. Я протягиваю ей эспрессо и тарелку с ореховыми блинчиками.

— У меня есть греческий йогурт и финиковый джем, но могу приготовить вам и омлет.

— Вы… вы хорошо готовите, — говорит она, немного недоверчиво, будто это всё ещё кажется ей невозможным. Словно я, с моим лицом, телом, манерами и такими деньгами, не имею права знать, как приготовить карбонару или омлет.

Что ж, она не совсем не права.

— Я умею готовить карбонару и омлет, но дальше не продвинусь.

— Мне больше ничего не нужно, спасибо. Кофе достаточно, — бормочет она, продолжая смотреть на всё, кроме меня. Она делает глоток, затем ставит чашку на стол.

— Вы боитесь, что я вас отравлю?

— Эта ситуация… странная, я чувствую себя не в своей тарелке, думаю, я достаточно вас побеспокоила и.… я просто хочу домой.

— Я веду себя так, будто мне что-то мешает?

— Не совсем, но…

— Нет никаких «но», Джейн. Вы бы знали, будь это так. Дайте мне время переодеться, и я отвезу вас.

— Что…

— Нам нужно обсудить, что делать. Во-первых, вам нужно подписать доверенность, чтобы я имел доступ к записям вашего старого судебного процесса. Затем нам нужно поговорить с окружным прокурором. Но перед этим необходимо убедиться, что вы в безопасности. Вам совершенно необходимо найти работу поблизости от дома, и я думаю, что знаю, где её искать.

Правда, знаю. Идея пришла мне в голову внезапно. Поскольку в этой неразберихе отчасти виновата и она, она обязана мне помочь. Неужели своей тирадой она заронила во мне зародыш совести? Тогда ей стоит найти решение.

***

Дит смотрит на меня так, словно я какое-то чудо.

— Значит ты решил поступить так, как я предложила? Защитить эту девушку?

— Я её не защищаю, я просто её адвокат. Ты слишком преувеличиваешь.

Мама поворачивается в сторону Джейн, которая бродит по галерее, останавливаясь перед каждым из выставленных монументальных произведений. Сейчас Дит организует персональную выставку молодого художника, который пишет картины циклопических размеров, посвящённые мрачным и упадническим сюжетам. В большинстве это тёмные углы улиц, заваленные мусором, внутренности рухнувших домов, виднеющиеся сквозь уцелевший остов несущих стен, изъеденная термитами мебель в мрачных подвалах, груды разбитой посуды, пронизанные кровавыми лучами света. Похоже, Джейн это притягивает. Она робко пожала руку Дит, а затем словно сбежала в лабиринт залов (закрытых для посетителей в этот час).

— Она интересная девушка, — замечает Дит. — Если бы не шрам, она была бы очень красивой. Похожа на маленькую итальянскую Мадонну. В ней есть что-то милое и трагическое. И она явно влюблена в тебя.

— Не вмешивайся, Дит.

— Обещай мне, что будешь осторожен.

— По-твоему, всегда есть что-то, чего я должен остерегаться. Что на этот раз?

— Не позволяй её увлечению перерасти во что-то другое. Ты сказал, что она переночевала у тебя?

— Что я должен был сделать, выгнать её? Разве не ты мне предлагала ей помочь?

— Конечно, но тогда я не знала, как она смотрит на тебя. Ты должен помочь ей, и убедится, что она не теряет из-за тебя голову. Это будет нелегко, но я верю, ты справишься. Я просто не совсем понимаю, чем я могу тебе помочь.

— Найди ей занятие в галерее. Ей нужна работа.

— Ты действительно принял это близко к сердцу.

— Да ладно, Дит, посмотри на неё, ей бы посочувствовал сын Сатаны. У неё за плечами ужасная история. Ей предстоит изнурительный суд, на котором её будут препарировать и обращаться с ней как с сумасшедшей шлюхой. И она не может продолжать работать по ночам, иначе рискует, что этот мудак снова будет её доставать. Так что, раз уж я оказался в такой ситуации, то в том числе и благодаря твоему промыванию мозгов, из-за которого почувствовал себя виноватым, сотрудничай и дай ей какую-нибудь работу. Джейн живёт в двадцати минутах отсюда, так что сможет легко добираться до дома.

Дит делает нечто бесконечно странное: она протягивает руку и ласкает меня, словно я ребёнок.

— Я горжусь тобой, мой мальчик. О, я не сомневаюсь, что некоторые из твоих доводов по-прежнему ошибочны, но у меня такое чувство, что в глубине души ты действительно хочешь ей помочь. Хорошо, я постараюсь найти для неё какое-то занятие. Однако позволь мне повторить: не позволяй ей влюбиться в тебя. Я не знаю её прошлого, но не сомневаюсь, — она уже достаточно настрадалась. Джейн не заслуживает того, чтобы ей разбили сердце.

Я бросаю на Дит раздражённый взгляд.

— Меня не волнуют фильмы, которые она режиссирует. Я хочу докопаться до сути, заставить засранца заплатить, доказать твоему милому бывшему мужу, что он не единственный принц в гильдии, и устроить Эмери с его манией величия тяжёлые времена. Любые побочные эффекты меня не волнуют.

— А какую роль в этом уравнении играет Лилиан?

— Никакой.

— Уверен?

— Лилиан не имеет к этому никакого отношения. Она имеет отношение только ко мне.

На лице Дит появляется обычное выражение «я не согласна, но изо всех сил стараюсь не начинать войну, потому что я современная мать, которая не вмешивается». Она морщит нос, поджимает губы и изображает искусственную улыбку.

— Не буду спрашивать, что ты имеешь в виду, — наконец произносит она, — потому что боюсь ответа. Как я думаю, ты уже знаешь. А теперь также знаешь, что я думаю об этой маленькой грустной девочке.

Инстинктивно я поворачиваюсь к Джейн. Она неподвижно стоит перед картиной, которую я увидеть не могу. Сжав кулаки, Джейн словно загипнотизирована. Ведомый тем же инстинктом и из любопытства я подхожу к ней ближе, и не могу ни задаться вопросом, не является ли судьба чем-то вроде злого лучника, который пускает стрелы, предназначенные поразить самое больное место.