– Дай мне его. – Она взяла мальчика на руки и стала обмывать его лицо от копоти.

На берегу они отдышались, она сняла с себя поневу и осторожно вытерла влагу с тела мальчика, достала дедушкину мазь и стала обрабатывать ожоги.

– А книга? Где твоя книга?

Фома вскочил и побежал к пригорку, где они лежали. Скоро он вернулся, неся с собой котомку:

– Вот она.

– А ты смелый.

– Уж так я испугался, что от испуга прям так и побежал.

– Ты тоже охладись и намажь обгоревшее.

Прошло немало времени, прежде чем Найдена смогла помочь раненым. Она узнала мальчика, которого спас Фома. Ему было лет семь, но от постоянных болезней он был щуплый и малорослый. Он чуть было не задохнулся в дыму и сейчас лежал на берегу, бездыханный. Найдена обливала мальчишку водой и растирала ему грудь, чтобы он пришел в себя. Она пробежалась по деревне, но больше никого не нашла. Затем срезала большие ветви с березы и уложила на них мальчика. Когда монашек немного оправился, они побрели вдоль деревни, которая уже догорала. Вдруг между домами увидели маленькую козочку, которая была привязана к колышку и блеяла, что есть силы. Найдена отвязала ее и повела за собой. Коза успокоилась, и мальчик заснул от мерного волочения по земле. Они добрались до дома только ночью, Найдена вела их окольным путем, чтобы не наткнуться на печенегов. Мальчик горел и метался, он страдал от ожогов, да и Фома тоже. Он мужественно молчал. Она уложила больных и, хотя еле держалась на ногах, все-таки наложила на ожоги тряпочки, смоченные отваром, и меняла их всю ночь. Больные успокоились к утру, а Найдена просто заснула за столом, уронив голову на руки. Разбудили ее родные руки.

– Дедушка, ты вернулся… я уж вся извелась.

– Мальчик-то знакомый… из деревни? Я его зимой лечил.

– Деревня исчезла…

– Знаю, Найдена, не мучь себя. Я все видел. – Он застонал и пошатнулся.

– Опять? Глаза? – Она достала какой-то отвар, смочила им тряпочки, наложила на глаза.

– Вот тебе подарочек. – Он протянул ей красивый перстенек – Бери, тебе пригодится. Князь подарил за облегчение.

– Неужели вылечил? Ведь он был совсем плох.

– Не вылечил, а облегчил… Андрея видел. Что вспыхнула? Ждешь? Или красавчика своего?

– Почему моего? Откуда ты знаешь?

– Из-за вас деревню сожгли, по лесу печенеги рыщут, им нужен человек, который ранил княжича. Он молчит, стыдно, что его девчонка ранила. Не хочет тебя выдавать, себе тебя хочет. Да?

– Да, деда… Откуда…

– Кобил на него. Не пойму я его – то ли любит, то ли просто присвоить хочет. Не может простить тебе, что ты его не захотела. Горит весь. Ох, пропадешь ты с ним… Прошу, иди к Андрею. Всего не могу тебе рассказать. Мала ты еще, не поймешь меня.

– Ни к кому я не хочу идти. Я замучилась, запуталась. Я ничего не понимаю. Из-за меня погибли люди, Фома мне сказал, что я крещеная. Мне мальчика и тебя надо выходить. Ты же слепнешь…

– Я не боюсь ослепнуть, я и так все вижу… сердцем. Мальчика сам выхожу. Тебе надо спасаться, ты можешь попасть в руки хана, он найдет тебя или княжич…

Она молчала, опустив голову. Мальчик завозился.

Старик остановил ее:

– Сейчас просто успокойся.

– Я пойду к Мокоше, посоветуюсь.

Она собрала в платок еду и вышла из землянки. Фома хотел выти за ней.

Дед остановил его:

– Пусть сама решит, а ты, паренек, отлеживайся. Вот молока попей.

Она и не заметила, как дошла до капища – долетела, охваченная смятением. Вот ее названый отец все знает о ней, о ее странной встрече. Ей было стыдно и страшно. Как теперь жить, как смотреть волхву в глаза? Какая-то случайная встреча соединила ее с Изяславом неразрывной нитью, и она это поняла. У нее было ощущение, что через поцелуй он вдохнул в нее какое-то новое восприятие жизни, более яркой, опасной. Она стала чувствовать свое тело, грудь. Тревожно просыпалась по ночам, как будто от прикосновений своего раненого молодца. Теперь она знала, что он жив, и это наполняло ее жизнь особым смыслом. Однако страшное происшествие, участницей которого она стала, отрезвило ее. Мир противится их связи, все началось с крови, смертей и несчастий. Увидев безразличного деревянного идола в женском облике, Найдена немного растерялась. Почему-то раньше лицо любимой богини казалось ей осмысленным. Она убрала поляну, очистив ее от лесного сора, разложила свои подношения: почти драгоценное куриное яйцо, хлеб, сыр. В порыве отчаяния упала на колени перед своей матерью, ведь другой у нее не было.

– Матерь Мокошь, посоветуй, что делать. Куда идти? Кого любить? Как людям помочь? Дай знак, Мокоша, дай знак…

Она стала шептать какое-то заклинание. Но вдруг неожиданно почувствовала себя младенцем, лежащим на руке матери. Она увидела свою человеческую мать так близко и подробно, что перестала чувствовать время. Ее мать была молода и красива, тихо улыбалась своему ребенку. Найдена увидела каждый волосок в бровях кормящей, через ее тонкую кожу разглядела кровеносные сосуды, шевеление розовых губ. Это было удивительное ощущение родства, тайной связи. Найдена даже узнала тонкий аромат материнского молока, витающий вокруг. Вдруг совсем рядом с ее головой просвистела стрела, разрушая чувственное видение. Пролетела и вонзилась прямо в голову деревянного идола. Послышались крики и гоготанье печенегов. Она вскочила и побежала, прячась за деревьями. За поляной была чащоба, пробиться по ней на конях было невозможно. А она знала здесь каждый кустик, стараясь ступать неслышно, Найдена словно растворись в лесу.

– Мокоша, я все поняла, благодарю.

Она ворвалась в землянку, когда Фома помогал деду перевязывать мальчика, он стонал.

– Собирайся, печенеги рядом. Книгу не забудь. Вместе в монастырь пойдем. Прости, деда.

– Уходи, спасешь всех нас. Они скоро будут тут. Хорошо, что уже темнеет, не найдут.

Они выбежали из землянки и растворились в темноте.

– Батюшка, не пущу, лучше убей, не пущу. – Добрыня ползал по полу, загораживая выход, схватил Изяслава за ноги. – Ну, что ты сделаешь, что?

Изяслав стоял посередине вежи, держа в каждой руке по одной кривой сабле.

– Убьют, видит бог, убьют!!! Что я князю скажу, что княгинюшке? Подумай, проведи переговоры, как отец учил. Не бери оружие. Ну, что ты мертвый сделаешь?

Когда Изяслав увидел в стойбище толпу избитых, измученных, полуживых русских людей, увидел, как их начали делить между собой печенеги, отрывая детей от матерей, таща женщин вглубь селенья, он завыл от бессилия. Страшное осознание того, что он виноват в этом насилии, уничтожило его. Он заскочил в вежу, бросился к оружию и остолбенел. Что делать? Старик был прав. Он положил оружие, одну саблю начал прятать на теле.

– Помоги, старик.

Старик дрожал, привязывая саблю мягким поясом к телу. Принес воду, Изяслав умылся.

– Сядь, батюшка, подумай, что будешь говорить.

Княжич опустил голову, крики детей и женщин не стихали. Боль горела в нем, он не увидел в этой толпе знакомой девчонки, но это говорило о том, что она могла погибнуть. Ему было безумно жаль родных людей, которых он защищал, попал в плен и теперь оказался бессилен. Уже второй раз. Мало того, он должен быть терпеть семью, которая собирается его использовать, как жеребца, для улучшения потомства.

– Господи, вразуми, помоги найти слова. – Он перекрестился и вышел из вежи.

Хан скучал, теребил длинный ус. Ничего интересного он сегодня не увидел. Добыча была очень скромная, он ничего не взял себе, отдав все воинам. Пусть потешаться рабами. В вежу ворвался Молодой. Они давно не говорили, хотя видели друг друга каждый день. Брат бросился ему навстречу. Изяслав остановился перед ханом:

– Зачем ты напал на деревню? Мой отец придет и отомстит за этих людей.

– Я должен был найти твоего обидчика. Кто это? Тебя ранили в грудь, значит, ты видел этого человека. Раз ты, великий воин, не смог защитить себя, значит, это опасный человек. Он может напасть и на моих воинов.