Хоронили, как армия хоронит генерала, погибшего в походе. Смертью предводителя не остановить потока человеческих воль, спаянных одной целью и повязанных пролитой кровью. Пока есть цель, коллективная воля, злость и некуда отступать, какая разница, кто верховодит ордой. Любой сможет.

«Вот тут ты, Максим Владимирович, в корне не прав! В том и проблема, что ни одно место пусто не бывает. Ни одно! А знал бы, какая конкуренция идёт за первые места, так вообще бы заткнулся. Даже в «Крестах» всякий мечтает лечь на шконку «смотрящего», потому что на ней, у окна, свежим воздухом обдувает. Привилегия должностная, так сказать. Авторитет он и там не только духом, да тонкой материей питается, а вполне конкретными жизненными благами живёт. За них и грызня идёт. А за что ещё, если живём один раз и только на этом свете?!»

И опять из-за проклятых «Крестов» мысли подбросило, как на колдобине, и приземлило совсем уж не туда. Андрей Ильич вдруг отчётливо вспомнил нательные крестики. Новенькие нательные крестики у погибших «пехотинцев».

Всего за неполные две недели завалили восемнадцать «правильных пацанов». Системы в их гибели не усматривалось, входили в разные группировки, специализировались в разных направлениях, лично не контактировали, даже уровень авторитетности и стаж не совпадали. Короче, восемнадцать не связанных друг с другом эпизодов. Можно списывать на уличную преступность, можно на мелкие внутренние разборки. Если бы не точное совпадение по количеству и «качеству» погибших в Орске и Новокузнецке. И грянувшие вслед за несистемным отстрелом прицельные выстрелы по авторитетам.

На нательные крестики, фигурировавшие в описях, обратил внимание следователь районной прокуратуры, включённый в бригаду Колосова. Молодой пацан, глаз ещё не замылен, голова интригами не перегружена… Но дальше трёпа на совещании, на котором Андрей Ильич присутствовал в качестве «смотрящего от Москвы», дело не пошло. Кресты были у всех нехристей. Только у семерых — новенькие. Вот и не среагировали.

«А пацан-то въедливый, за таким глаз да глаз нужен, — подумал Андрей Ильич. — Пусть пробьёт по своим каналам, крестились ли семеро убитых, если да, то когда именно. Если в один день, да ещё в одной церкви, тогда аврал объявлять надо. Только… Только «покрестить» их могли уже после смерти».

Мысль так обожгла его, что Андрей Ильич охнул от боли. Он лихорадочно сунул руку в карман за мобильным. Но усилием воли разжал пальцы.

«Не спеши, — приказал себе он. — Пусть Колосов работает. Проспит след — его проблема. Пацан в его подчинении, при свидетелях версию выдвигал, с меня взятки гладки. А вот в Орск и Новокузнецк звоночек сделать надо. Но до утра потерпит. Если и там крестики в деле фигурируют, то бессонница гарантирована очень и очень многим. А когда пойдёт первая волна паники, потребуется светлая и трезвая голова. И надо чтобы она была моей».

Открылась дверь, в купе, балансируя с двумя стаканами кипятка в руках, вошёл Максим Владимирович.

— Полное самообслуживание за наши же деньги, — улыбнулся он, ставя стаканы на стол. — Итак, чаек!

Он наклонился, из полураскрытой сумки достал железную коробку чая.

«Артист!» — хмыкнул Андрей Ильич, проследив за движениями Максима Владимировича. Как тот не таил, а всё-таки невольно проступали хищная пластика и гибкая сила циркача.

— А пить мы будем не труху из пакетиков, а как полагается, натуральный настой правильно собранного и правильно высушенного чайного листа. И как полагается, горячим. Вы же любите горячий чай?

Андрей Ильич кивнул. Странно, но вместе с попутчиком в купе вошло умиротворение и покой. Тревога улетучилась сама собой.

— И сладкоежка вы, конечно же, ужасный.

— По фигуре видно?

— По всему. — Максим Владимирович раскрыл коробку рахат-лукума. — Угощайтесь. А я пока с чаем поколдую.

Андрей Ильич вскользь наблюдал за быстрыми, уверенными движениями соседа, живой мимикой лица, и пришёл к заключению, что сидит перед ним чрезвычайно опасный тип.

За годы работы в прокуратуре Злобин выработал свою систему, ничуть не хуже, чем у Ломброзо[16]. По незначительным признакам, не бросающимся в глаза обычным людям, он мог определить, какой статье УК соответствует тот или иной человек. Диссертацию на эту тему защищать не собирался, так и оставил личным секретным «ноу-хау», решив, что методика слишком уж личная, по сути базирующаяся на интуиции и тем особым талантом, что зовётся «чутьём».

По совокупности признаков, явно демонстрируемых, тщательно скрываемых и случайно засвеченных, Злобин сделал вывод, что Максим Владимирович убийца.

Они бывают разные: аффективные, идейные и прирождённые.

Аффективных большинство. Просто в какой-то момент в определённых обстоятельствах голову может снести у любого. В каждом сидит зверь, способный убить за добычу, самку или защищая себя. Как говаривал шеф ВЧК Дзержинский: «Если вас не посадили, то это не ваша заслуга, а наша недоработка». Развивая мысль теоретика и практика «чекизма», можно сказать, что, если вы не убили, то это не ваша заслуга, просто вас не допрессовали: люди или обстоятельства.

С идейными всё просто. Как точно заметил Иван Бунин: «Возьмите человека, изымите из него божью душу, вложите на её место динамит — и вы получите террориста». Идей, разрешающих убивать, человечество наплодило множество. И прекрасно научилось осиновым колом засаживать их в головы и сердца человеческие. Стоит только изъять идею, как потоком идут гной и сопли раскаяния. Взять того же Раскольникова.

Прирождённых убийц мало, катастрофически мало. Из них большую часть составляют просто двуногие звери, так и не обрётшие божьи души. Дегенераты, короче. Существа опасные и социально вредные.

Особую группу прирождённых убийц составляют элитные особи с повышенной хищностью. Они умны, обладают тонким чутьём и по-особому жестоки, интеллигентно жестоки, безо всякого аффекта и червоточинки. Как в меру и умно жестоки хирурги. Такие не мучают, не истязают, не наслаждаются насилием и не захлёбываются от безнаказанности. Они просто убивают. Быстро, чётко и без раскаяния. Такие «убийцы божьей милостью» на вес золота во всех спецслужбах мира.

Вычислив прирождённого убийцу элитного класса, Злобин остался совершенно спокоен. Такие типы совершенно не опасны, если ты не их очередная жертва. И можно чувствовать себя, как у Бога за пазухой, если они приняли тебя в свой «внутренний круг».

Максим Владимирович придвинул стакан, над которым поднимался ароматный пар. Стекло тонко постукивало о края подстаканника.

— Пейте, пока не остыл. Этот сорт надо пить непременно горячим, почти кипяток.

Андрей Ильич с подозрением покосился на банку. Таких он ещё не видал, а аромат чая был абсолютно незнакомым.

— И что это за сорт?

— Редкий. — Максим Владимирович первым сделал короткий глоток. — Уникальное сочетание вкуса красного чая и всех свойств зелёного. Название на арабском вам ничего не скажет. Да я правильно и не произнесу.

— Были на Ближнем Востоке?

Максим Владимирович бросил в рот кусочек лукума, посмаковал и лишь потом кивнул.

— Только вернулся. Работал по контракту в одной консалтинговой фирме. Сначала в Иордании, потом в Ираке. Когда запахло войной, перебрался в Иран, потом опять в Иорданию. Затем в Сирию. И под конец — в Судан.

— А почему в Судан?

— Отпуск решил провести с пользой, — пожал плечами Максим Владимирович. — Мечта идиота: проплыть по всем великим рекам. Из Хартума проплыл по Нилу до Каира. Потом ненадолго в Париж. И паромом через Швецию — в Питер.

— Завидую. — Злобин по прокурорской привычке всё уточнять не сдержался и спросил: — А почему такой крюк? В Питер можно из Каира напрямую самолётом попасть. А уж из Парижа и подавно.

— А акклиматизация? — Излишнее любопытство случайного попутчика никак не растревожило Максима Владимировича. Он по-прежнему держал на губах вежливую улыбку. — К нашему, прости господи, лету только в Скандинавии и привыкать.