— Уже много лет лучшие учёные умы бьются над тем, как можно стабилизировать разлом. Но их усилия пока не принесли никаких результатов. — Мужчина потянулся к поясу, достав табельный пистолет достаточно футуристичного, хоть и без изысков, вида. «Злат-7», совсем новый, только поступивший на вооружение и пока особо себя не проявивший, этот пистолет с уникальной конструкцией был мне знаком исключительно по соответствующему руководству в планшете. — Меня рассмешила твоя самоуверенность, Геслер. Ты же изучил все материалы, которые были на планшете?
— Кроме видеозаписей. Ускорить их в достаточной мере планшет не мог, а времени у меня было не так много. — Кивнул я, глядя на то, как ловко опустившийся на корточки Троекуров-старший, повернувшись ко мне боком, разбирает оружие, размещая его составляющие прямо на полу. Самого процесса я не видел, да и подглядывать не собирался, уже понимая, что он хочет сделать.
Не прошло и десяти секунд, как мужчина пригласительно махнул рукой.
— Собери и сделай несколько выстрелов по во-о-он той мишени. — Я кивнул, телекинезом подхватил разобранный пистолет и за неполных пять секунд собрал его в нечто цельное и, теоретически, работающее. Едва слышимый щелчок уведомил меня о том, что «Злат-7» автоматически дослал патрон в ствол, и я, наведя оружие на пресловутую мишень, начал стрелять, морщась от достаточно громкого и в условиях компактного подземного полигона бьющего по ушам рокота. Благо, уже к третьему выстрелу я сообразил приглушить шум оружия безвоздушной прослойкой, так что оглохнуть не успел. — Прекрасно. Стрелять ты, конечно, ни черта не умеешь, но способности к обучению, похоже, соответствуют заявленным. Предельная дальность эффективного разлёта осколков гранаты «ОФ-2»?
— Шестьдесят метров.
— Какую последовательность действий необходимо выполнить оператору комплекса связи «Решето» для того, чтобы прибор начал работать как широкополосная глушилка?..
Я отвечал и отвечал, по большей части сосредотачиваясь не на вопросах, а на отношении к ним и ответам моего преподавателя. Потому что порыться в памяти и выдать уже известное — это наипростейшая задача, в то время как понять человека было на два порядка сложнее. И справиться с ней вот так просто я, конечно же, не мог. Никакая телепатия не поможет разобраться в хитросплетениях чужой личности, но вот понять, какая форма ответов находит у Троекурова наибольший отклик я всё-таки сумел. И к концу растянувшегося на двадцать минут блиц-опроса заработал несколько баллов в копилку репутации у этого цепкого, дотошного, но не чрезмерно строгого человека.
— Выглядит всё так, будто теорию тебе преподавать бессмысленно. Значит, сегодня мы займёмся практикой, а в скором времени и остальную программу скорректируем. — Троекуров-старший повёл плечами, крякнул и, отойдя подальше от стен, поманил меня рукой, в которую прилетело ровно семь выпущенных мною в мишень сплющенных пуль. На расстоянии в шестьдесят метров, хочу заметить. — Задача, Геслер, весьма проста. Отними у меня пули телекинезом, возьми их под полный свой контроль. Продержишь их «у себя» минуту — и я поспособствую тому, чтобы тебе выдали разрешение на выход с территории академии.
— Когда начинаем? — Я загорелся энтузиазмом как никогда ранее, ибо выход с территории академии — это первый шаг на пути к изучению прорывов! В целом, я и так, без официального одобрения смогу посещать интересующие места, но всё упирается в своевременность. Мне ведь нужен действующий разлом, а попасть к такому без «оповещения» от лиц уполномоченных будет непросто. Сколько они существуют? Пару часов от силы в большинстве случаев. За это время я и из академии-то не выйду, если буду узнавать обо всём из новостей.
— Да хоть сейчас. Давай, Геслер, не стесняйся. От того, что ты сейчас покажешь, зависит моя оценка твоего боевого потенциала…
Я выждал пару секунд, глядя на взлетающие в воздух и смещающиеся в сторону от наставника пули, после чего начал прощупывать чужие телекинетические жгуты…
Нет, не жгуты: плотные сети, подобно многослойным покрывалам окружающие объекты интереса. Гнущиеся, прогибающиеся, но не рвущиеся. Весьма тонкая работа, прекрасная организация разума и новый вызов, который я уже принял, начав избавляться от привычных гибких телекинетических «канатов» в пользу сплетённых воедино нитей, в общем обладающих большей гибкостью и, подозреваю, устойчивостью к противодействию чужой воле. Прямо сейчас удостовериться в том, что это имеет смысл я не мог, но весьма глупо было бы считать, что опытный боевой телекинет стал бы пользоваться чем-то бесполезным. Да и воплощение чужой «техники» не отняло у меня много времени, и спустя десяток реальных секунд я обрушился на наставника с новой силой, рассекая окружающую пули защиту и прорываясь к ним. С каждой секундой я действовал всё эффективнее, понимая, как лучше противостоять «противнику» и что из себя представляет телекинетическая недо-дуэль. Но как только я почти дотянулся до первого приза, Троекуров-старший просто отступил, отведя пули назад и сформировав новый слой защиты, покуда я разбирался со старым. Пришлось наступать и в буквальном смысле приближаться к нему, дабы получить возможность свободно давить со всех сторон разом.
— Уже видишь свою слабость? Думаешь над тем, как её можно компенсировать? — И вновь мужчина просто разорвал дистанцию между мной и пулями, искусно лавируя меж стремительных и крепких сетей, призванных его задержать. Естественно, я никоим образом не воздействовал на самого Троекурова, и поймать пытался пули, но пока выходило это как-то не очень. Радиус воздействия опытного боевого псиона намного превосходил мой, а давить голой силой я не решался. Хотел продемонстрировать умение, которого, как оказалось, не было. Я просто не успевал за Троекуровым, отставал на целый шаг, и слишком медленно «сокращал дистанцию». Но вот уж что-что, а прогрессировал я очень быстро, перенимая чужие приёмы и вписывая их в свою тактику. Не даром от наставника то и дело шибало волнами удивления, когда я обрушивал на его защиту что-то, только что подсмотренное и адаптированное для атаки.
Сложные объёмные структуры, пронзающие телекинетические сети и раскрывающиеся внутри подобно инструменту безумного вивисектора, нити-обманки, хлещущие защиту противника и оттягивающие на себя внимание, давящие стены, за которыми скрывалась настоящая угроза — всё это по-отдельности не особо впечатляло, но вместе, комбинируемое с десятками и сотнями других элементов…
В какой-то момент я даже почувствовал, что стоит немного надавить — и Троекуров-старший просто за мной не успеет, но уже в следующую секунду это ощущение кануло в лету. Мой оппонент ускорился и увеличил напор столь резко, что на мгновение мне показалось, будто мои мысли прорвали некую дамбу, стали тем триггером, что спровоцировал псиона на «серьёзную игру». Все мои сто семнадцать единовременных комплексных воздействий лишились численного преимущества, а пули… перешли ко мне. Троекуров просто выбросил их в мою сторону.
— Защищайся. Пытайся воспроизвести то, что увидел.
И начался форменный ад для моего разума. Я не единожды срывался в десятикратное ускорение, лишь за его счёт успевая отразить тот или иной выпад опытнейшего боевика. От столкновений телекинетических энергий то и дело расходились ударные волны, оставляющие на покрывающем стены, пол и потолок металле глубокие царапины, из которых сыпался измельчённый в труху бетон, а оглушительные хлопки уже минуту как стали для меня обыденностью. Формально я продержался столько, сколько было нужно, но на деле я сам нарушил навязанное себе же ограничение: слишком часто и крайне значительно ускорял сознание. Да и Троекуров-старший явно не выкладывался на все сто, хоть и был предельно сосредоточен. Сосредоточен настолько, что эмоции, исходящие от него, к нынешнему моменту исчезли практически полностью. И это пугало: впервые я встретил человека, который ощущался, но вместе с тем был ничем. Это не Синицын со своим «карманом для разума», когда сознание просто не ощущается, и не блок опытного псиона, притупляющего эхо эмоций до уровня, когда в размеренно текущей каше невозможно ничего разобрать.
