Сашин телефон ей не отдали, сказали, что раздавлен. Но у них была записная книжка, в которую записывали всё, что могло пропасть из цифровых носителей: пароли, пин-коды, номера телефонов, адреса. Оля нашла номера Сашиной бригады, сообщила о его смерти.

В первый момент, в морге, увидев короткую стрижку, Оля не узнала мужа. Но перевела взгляд на лицо — и все сомнения ушли. Иногда смерть меняет лицо до неузнаваемости, но к Саше это не относилось. Оля смотрела на дорогие черты — и всё равно не могла поверить в происходящее.

Казалось, она закаменела и больше ничего не чувствовала и никогда не сможет чувствовать. В ушах стоял неясный гул, и мир плыл вокруг блёклый, как за мутным стеклом и невозможно было ни за что зацепиться. Отец сжал её руку и повёл на улицу.

На кладбище к ней подошёл Лёша, сунул ей в карман конверт, мрачно пояснил:

— От бригады. Поверить не могу. Я видел Саньку за рулём, он хорошо ездил, грамотно. Как угораздило!

— Спасибо, — тускло сказала Оля. — Вот и я не могу поверить…

Только, когда она прикоснулась губами к ледяному лбу, её вдруг обожгло реальностью и непоправимостью потери. Рыдания прорвались, как вода сквозь плотину. Мать обняла её:

— Нельзя так плакать, ты ждёшь его ребёнка и должна думать о нём.

— Да, — тускло согласилась она и позволила отвести себя в сторону.

Мысль о ребёнке стала якорем, дала ей силы собраться и продолжать жить. Саша так хотел дочку!

Отец уехал на следующий день после похорон. Мама решила неделю побыть с Олей, чтобы поддержать. О Саше они не говорили. Мама занимала Олю бытовыми вопросами, обсуждала беременность и говорила о предстоящих родах — отвлекала, как могла. Между прочим спросила:

— Как назвать думаешь? УЗИ делала уже? Пол не определили пока?

— Ой! — ошеломлённо сказала Оля и прикрыла рот ладошкой. — Я забыла. У меня же была запись, а я пропустила из-за… — её глаза стали наполняться слезами и мама торопливо сказала:

— Ничего страшного. Сейчас поедем. Не получится попасть, так — пойдём на платное.

Оля стала собираться. У неё не было ни сил, ни желание, что-то организовывать. Хорошо, что мама здесь и может сделать это за неё!

Как мама организовала приём, Оля не узнала. Она просто сидела перед кабинетом, бездумно глядя в стену, выкрашенную цыплячье-жёлтой краской и ни о чём не думала. Она даже не слышала, как врач позвала её в кабинет по громкой связи. Мама пихнула её в бок:

— Иди! Пойти с тобой?

— Нет, я сама.

Гель, который наносили на живот, был холодным и влажным. Оля невольно поморщилась. Датчик заскользил по коже…

Врач начала что-то записывать, развернула к ней монитор:

— Видно?

Она кивнула. Переплетение дрожащих пятен и линий ни о чём ей не говорило.

— Вот один плод, а вот второй…

Новость оказалась такой внезапной, что Оля её не поняла. Похлопала глазами:

— Девочка?

— Пока не понять.

— А. Спасибо…

Когда она вышла из кабинета, мама, взглянула на неё и встревожилась: слишком растерянной, даже испуганной, выглядела дочь.

— Всё в порядке? — нетерпеливо спросила она, вскакивая.

— Д-да… — Оля обхватила себя руками, как от холода. Слова врача наконец дошли до сознания. — Мама, у меня близнецы. Я… боюсь. Смогу ли справиться?

Мать растерялась лишь на мгновение. Тень мелькнула на лице — и исчезла. Она уверенно сказала:

— Сможешь, конечно. Мы поможем. Первое полугодие отучишься, потом оформишь академический отпуск и приедешь к нам. Тесновато будет, но разместимся как-нибудь. Может быть, до начала занятий с нами поедешь?

— Не знаю, мама. — Оля беспомощно пожала плечами. — Как бабушку бросить одну?

— Ну, так-то она уже вполне самостоятельная. Ну, смотри сама…

— Я останусь.

Извещение о заказном письме её удивило, но не встревожило. Мало ли что там может быть! Она получила письмо, вскрыла его там же, на крыльце почты и пробежалась взглядом по тексту..

С первого раза ей не удалось понять смысл, только сообразить, что это что-то очень-очень плохое. Под ложечкой похолодело. Она несколько раз глубоко вздохнула, потом перечитала, стараясь вникать в каждое слово. На цифру в конце она глядела особенно долго, пытаясь постигнуть её огромность.

Потом сунула письмо в сумочку и медленно пошла к дому.

Бабушка на ноутбуке слушала концерт старых хитов, но увидев внучку остановила ролик и спросила:

— Получила? Ну что там?

— Требуют возмещение средств на ремонт, — потеряно пробормотала Оля. — Ну, за ту машину, в которую Саша врезался.

— Страховка не покрывает? — удивилась Катерина Павловна. — Надо потребовать независимую экспертизу. У них тачка золотая, что ли?

— Золотая, — кивнула Оля с совершенно убитым видом. — Ауди-кроссовер.

Екатерина Павловна изменилась в лице, но стойко выдержала удар:

— О как! А стоимость Сашиной квартиры покрывает?

Оля растерялась:

— Не знаю. Надо оценить. Вполне может быть. Бабуля, ты гений! Мне и в голову не пришло.

— Ну вот, и займись. Принимай наследство, выставляй на продажу…

Оля занялась беготнёй по конторам. Везде очереди, нервы… Уже начались занятия в институте, и она ужасно уставала от всего этого, но, занятая делами, уже не думала постоянно о смерти мужа — и ей стало легче. Наконец, всё закончилось. Вечером, уставшая донельзя, она вошла в квартиру, бросила сумку на полочку и с порога крикнула:

— Бабуля! Всё! Мы рассчитались! Завтра пойдём гулять, Зайдём в кафе — мороженку купим. Ты ужинала?

Ей никто не ответил, только тихо бормотал телевизор. Оля скинула туфли и, на ходу расстёгивая куртку, вошла в комнату. Екатерина Павловна лежала на полу перед креслом.

Оля на миг замерла, оглушённая страшным предчувствием, а потом бросилась к ней.

— Бабуля!

Она опустилась на пол, схватила за руку, пытаясь отыскать пульс, но рука казалась слишком холодной. Застывший взгляд был направлен куда-то в сторону.

Оля коснулась похолодевшей щеки и дрожащими пальцами закрыла бабушке глаза. Что делать дальше она не знала — и вбила запрос в поисковик. Прочитала статью. Позвонила в скорую. Сняла куртку, достала из шкафа чистую простынь и накрыла тело, поражаясь собственному спокойствию и только потом села и разрыдалась.

Полиция и скорая приехали почти одновременно — Оля уже успела выплакаться, успокоиться и вымыть лицо холодной водой и достать документы. Тускло ответила на вопросы…

— Ну почему, почему? Бабушка хорошо себя чувствовала!

— Похоже на сердечный приступ.

На похороны приехала только мама: у отца случился инсульт. Оля смотрела на её побледневшее лицо с тёмными кругами под глазами — и сердце сжималось от жалости. Она сидела за столом непривычно сутулая и тихо утомлённо говорила:

— Пока в больнице лежит, вернусь — заберу домой. Врач сказала, что если заниматься, функции организма можно будет большей частью восстановить. Но надо много заниматься.

Оля немного подумала и твёрдо сказала:

— В общем, рожать буду здесь. Папе нужна спокойная обстановка, а не два орущих младенца. И я тебе ничем помочь не смогу, мне бы с детьми управиться. Только путаться под ногами буду. И тебе не до того будет, чтобы с внуками нянькаться, папу бы на ноги поставить, Не переживай, я справлюсь.

— Хорошо. Надеюсь, я тоже.

Казалось, вторая смерть подряд, отключила все чувства. После похорон бабушки, Оля как будто и вовсе не жила, а существовала, действуя, как автомат по заданной программе.

Пока не попала в больницу.

На очередном осмотре в консультации она пожаловалась, что бывают тянущие боли внизу живота — и её положили на сохранение. Лёжа в неуютной палате на шестерых Оля как-то остро почувствовала, что растит в себе другую жизнь, которая частичка не только её самой, но и Саши. Она уже знала, что будут мальчики и надеялась, что они будут похожи на него.

Домой она вернулась спустя две недели — и обмерла от ужаса, отперев дверь. В лицо ударил запах сырости и плесени — как из подвала. Линолеум в коридоре вздулся пузырями. Оля охнула и бросилась в комнату. Квартиру затопили, похоже, давно: потолок был в жёлтых разводах, часть обоев отвалилась со стен. Шкаф покоробился, на темных полированных дверцах появились белые пятна.