Скрипач с простодушным удовольствием кивает каждому слову.

– И на сцене ты будешь слегка заигрывать со зрительницами. Сразу со всеми, но каждой должно казаться, что – только с ней, с единственной прекрасной дамой…

И тут на эстраде появляется действительно прекрасная дама – жгучая цыганка: цветастая шаль, множестве юбок, звенящие мониста. Скрипач оживляется и сообщает, что это она, та самая – натуральная, таборная. Лёдя показывает большой палец, оценивая красавицу.

Цыганка вышла без оркестра, со своей гитарой. Тронула струны и запела. Сильным, глубоким, волнующим голосом. Все покорены ее пением. Даже Лёдя забыл о своих творческих планах. Но о них напоминает Скрипач:

– А может, ее тоже пригласить в наш… то есть в твой…

– Нет, молодец, правильно сказал, именно – в наш!

– Ну, ладно, в наш теа-джаз.

– А вот это нет, – возражает Лёдя. – Женщинам у меня не место.

– У тебя что – оркестр или монастырь?

– Да нет, просто если женщина красивая, это будет мешать работе, а если некрасивая, это будет мешать мне!

Цыганка допела романс и получает свой шквал аплодисментов. Скрипач спешит к ней на эстраду, что-то говорит, она отрицательно качает головой, он опять ей что-то говорит, она издали смотрит на Лёдю, кивает, они со Скрипачом подходят к столику, и Лёдя галантно вскакивает навстречу. Скрипач его представляет:

– Мой друг, знаменитый музыкант, любимец публики – Леонид Утесов! Слыхала?

Цыганка загадочно улыбается:

– Да, кое-что доводилось слышать …

– Может быть, окажете честь отужинать с нами? – галантничает Лёдя.

– Возможно, и окажу. Но при одном условии…

– Готов на любые условия! – заверяет Лёдя. – Называйте!

– Условие простое: стоимость ужина должна быть ровно один рубль семьдесят копеек.

Мужчины удивленно переглядываются.

– Почему именно рубль семьдесят, а не, скажем, три сорок или пять двадцать пять? – улыбается Лёдя.

Цыганка смотрит на него в упор:

– А потому, Леонид Осипович, что билет четвертого класса от Тульчина до Одессы стоит ровно один рубль и семьдесят копеек!

Скрипач недоуменно смотрит на девушку. А с лица Лёди сползает улыбка.

– Аня?!

Несостоявшаяся невеста Лёди, от которой он позорно бежал пятнадцать лет назад, берет со стола бокал шампанского и царственным жестом выплескивает ему в лицо. Скрипач в шоке. А Лёдя, утирая с лица струйки шампанского, хохочет:

– Ой, не могу – натуральная цыганка! Ой, шоб я так жил – таборная!

И вот музыканты – «штучные люди», как называет их Лёдя, – после долгих разговоров, уговоров, интриг и хитростей наконец собраны. Начинаются репетиции нового оркестра. Десять музыкантов – три саксофона, две трубы, тромбон, рояль, скрипка, ударные и банджо – играют джазовую мелодию.

– Стоп, стоп, стоп! – кричит Лёдя. – Это джаз или оркестр Бердичевской богадельни?

– Но позвольте, – обижается Пианист, – мне вообще не ясно: мы играем в мажоре или в миноре?

– Да какая разница, мажор-минор… Я нот не знаю!

Музыканты переглядываются, не зная, расценивать это как шутку – или как? Контрабасист осторожным шепотом спрашивает Ударника, забрал ли он уже трудовую книжку из филармонии. А Лёдя даже не замечает реакции коллег, он возбужденно гнет свою линию:

Здесь надо – легко и воздушно! Не по нотам, а по душе… Примерно вот так… Скрипочка… Трубочка… Рояльчик… Контрабасик…

Он выдает фрагмент композиции, имитируя голосом один за другим разные инструменты.

Музыканты удивленно наблюдают этот виртуозный номер. А Трубач вдруг подхватывает голос Лёди своей трубой. Лёдя в эмоциональном порыве целует Трубача в макушку:

– Во! Конечно! Ты мой золотой!

На следующей репетиции музыканты играют более слаженно. Вполне довольный Лёдя кивает головой в такт. А потом из-под носа музыкантов забирает пюпитры с нотами. Оркестр вразнобой сбивается и умолкает. Скрипач закипает:

– Что ты делаешь?!

– Я делаю театрализованный джаз, – спокойно отвечает Лёдя. – А вы пока делаете концерт для пап и мам в музыкальной школе.

– Но как без пюпитров смотреть в ноты?

– Опять эти ноты! Да не нужно в них смотреть – нужно все помнить плюс импровизировать. И еще… Еще нужно оживить инструменты.

– Живой водой? – иронизирует Саксофонист.

– Нет, вашим талантом. Вот хорошо бы вам на саксофоне рассмеяться.

– Что… сделать?

– Да просто рассмеяться. Вот так… – Лёдя имитирует голосом смех саксофона

– Ну, знаете ли…

– Знаю. Точно знаю: вы это сможете.

– Что смогу? Смеяться на инструменте?

– И плакать – тоже! – уверяет Лёдя.

Очередная репетиция. Музыканты без нот играют, как по нотам, а Лёдя кричит, не жалея эпитетов: умнички мои, талантищи мои великие, виртуозики мои золотые, ну и так далее и тому подобное. Вдохновленные похвалой, музыканты играют еще веселей. Но Лёдя вдруг хлопает в ладоши. Музыканты удивленно прекращают игру. А Лёдя хитровато интересуется:

– Хлопчики мои, а не засиделись ли вы, не застоялись ли?

– В каком смысле? – недоумевает Контрабасист.

– Ну, вот что ты стоишь со своей бандурой – как дерево с деревом?

– Я не стою! – обижается Контрабасист. – Я, между прочим, играю!

– Но ты же не владеешь инструментом…

– Я?! Не владею?!

Похоже, сейчас оскорбленный Контрабасист даст Лёде в глаз, но Лёдя поспешно его успокаивает:

Да нет, играешь ты как бог! Но инструментом не владеешь. А ты попробуй так…

Лёдя хватает контрабас и, беспорядочно дергая струны, лихо приплясывает вокруг инструмента, закручивая его вокруг своей оси.

Хлопчики, жизнь – это движение! И вы должны двигаться, чтобы жить на сцене!

Лёдя оставляет контрабас и падает на одно колено перед Скрипачом. Тот отшатывается:

– Лёдя, ты свихнулся?

– Нет, это ты свихнулся от любви, когда играешь серенаду! Так почему бы тебе в самый пиковый момент не упасть на колено…

Со скрипкой?!

– А с чем же? Хотя нет, постой, идея! А что если у тебя в рукаве будет цветок и ты…

Пианист не выдерживает и выскакивает из-за рояля:

– Леонид Осипович! Это же цирк!

– А что вы имеете против цирка? Уверяю вас, зрители цирк обожают!

– Но мы работаем не в цирке, а в джазе!

– Нет, у нас не просто джаз, а теа-джаз. То есть джаз – как театр, а театр – как джаз!

На очередной репетиции Лёдя дирижирует оркестром. Финал номера – и Лёдя раскланивается перед невидимыми зрителями. Музыканты тоже довольны собой и сами себе аплодируют. Только Скрипач интересуется:

– А ты можешь перестать гонять ветер руками?

– То есть дирижировать? – уточняет Лёдя.

– Нет, твоя мельница к дирижированию не имеет никакого отношения!

Лёдя ласково объясняет непонятливому Скрипачу:

– Хлопчик мой, я ж дирижирую не для вас. Вы – профессионалы – и без меня не заблудитесь. А я дирижирую для зрителей. И неважно – правильно, неправильно… Важно, что я могу во время дирижирования подмигнуть им, послать поцелуй, схохмить… В общем, жить на сцене!

– И когда мы уже начнем эту жизнь? – спрашивает Трубач.

– А я разве не говорил? Премьера – восьмого марта.

– Делаешь подарок себе на день рождения? – усмехается Контрабасист.

– При чем тут мой день? Восьмое марта – Международный женский день. И наши женщины нас не подведут!

Свободные женщины свободной страны не подводили нигде. На заводах и на полях, в школах и в больницах ударно трудились наши советские женщины. Они многостаночничали в ткацких цехах и являли свою красоту на физкультурных парадах, сидели за штурвалами тракторов и самолетов, прыгали с парашютами и метко поражали цели на учениях Осоавиахима.

А в день своего заслуженного праздника – Международный женский день 8 Марта – советские женщины надевали лучшие платьица, становились на каблучки, орошали себя духами «Красная Москва» и шли на праздник.

ЛЕНИНГРАД, МАЛЫЙ ОПЕРНЫЙ ТЕАТР, 8 МАРТА 1929 ГОДА