Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мать и дочь уходят. Лёдя без особого интереса открывает книгу на первой попавшейся странице, начинает читать. И тут же на его лице ленивое выражение сменяется интересом, потом улыбкой, а затем он вовсе громко смеется и кричит:

– Лена! Дита!

Родственники вбегают в комнату.

– Что случилось? – волнуется Лена.

– Да вы послушайте! – Лёдя, позабыв о болячках, вскакивает с постели и читает: – «Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место!»

Лёдя читает и на глазах преображается в героя зощенковского рассказа – туповатого, но чем-то все же симпатичного водопроводчика:

– «Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я – на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена ни вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу – антракт. А она в антракте ходит. «Здравствуйте», – говорю. – «Здравствуйте». – «Интересно, – говорю, – действует ли здесь водопровод?» – «Не знаю», – говорит. И сама в буфет»!

Лена и Дита смеются. А Лёдя умоляет:

– Звони своей Шацкой – пусть сведет меня с этим Зощенко!

Михаил Михайлович Зощенко еще только становился известным. Грустный по жизни человек, чей литературный смех был сродни Гоголю – тоже сквозь слезы. Казалось, его мучит скорбь, что люди так несовершенны, что никак не могут они жить благородно и разумно. Писатель и смеялся над ними, и сочувствовал им, и надеялся на перемены к лучшему.

Они встретились в роскошном нэпманском кафе «Ле Гурме» – Лёдя и Зощенко, худощавый, строго одетый, по-военному подтянутый бывший офицер, с умными грустными глазами. Спокойно и чуть иронично он выслушивает восторги Лёди:

– Михал Михалыч, это же – брильянты! Жемчуга! Ваша аристократка – просто чудо что такое! – Лёдя цитирует: – «Довольно свинство с вашей стороны! Которые без денег – не ездют с дамами!»

Зощенко слушает пламенного Лёдю, помешивая серебряной ложечкой кофе в чашечке настоящего фарфора.

– Михал Михалыч, позвольте мне читать ваши рассказы со сцены?

– Читайте, если желаете…

– Еще как желаю! Я уверен, зал будет рыдать!

– Надеюсь, от смеха? – уточняет Зощенко.

– Еще бы! И это будет начало советского рассказа на эстраде!

Зощенко усмехается одними уголками губ:

– Должен предостеречь, Леонид Осипович: критики вам заметят, что мои персонажи не прибавляют советскому человеку оптимизма и веселья…

– Да плевать я хотел на критиков! – храбрится Лёдя.

К ним подходит официант:

– Желаете сделать заказ?

Зощенко в задумчивости, а Лёдя выказывает себя завсегдатаем:

– Для начала нам водочки, как вы делаете – на бруснике, и пирожочки маленькие…

– А-ля рюс? – уточняет официант.

– А-ля, – соглашается Лёдя. – А на горячее…

– Могу порекомендовать наше коронное блюдо – стерлядь в икорном соусе. Но можем сделать и соус бешамель.

– Да, бешамель, – Лёдя интересуется у Зощенко. – Вы не против бешамеля?

– Нет. Если бешамель не против меня.

Зощенко закуривает маленькую помятую папироску. Официант удивленно косится на это убожество, чуть морщит нос от сомнительного аромата и с достоинством удаляется. А Лёдя вальяжно закуривает толстую сигару и философствует:

– Думали ли мы еще совсем недавно, в голодные годы, что будем так сидеть и выбирать соус к стерляди… Вот оно и наступило – светлое будущее!

Зощенко затягивается папироской и усмехается:

– Надолго ли?

– В каком смысле?

Лёдя не получает ответа на свой вопрос – в кафе врывается роскошная Казимира Невяровская.

Наконец-то, я тебя нашла, коханый! Прямо загнала извозчика: пятый ресторан объезжаю!

Примадонна усаживается за столик, целует Лёдю, несмотря на его попытки увернуться, и морщит хорошенький носик:

– Фу, чем так дурно пахнет? А-а, это папиросы пана… Что за ужас вы курите?

Зощенко невозмутимо отвечает:

– Этот ужас называется «гвоздики».

– Зачем же пан курит такую гадость!

– Привыкаю. Мало ли куда может забросить жизнь…

– Странный вы какой-то. Леонид, вели принести пирожных, ужасно хочу сладкого!

– Официант! – зовет Лёдя. – Пожалуйста, нам пирожных!

Невяровская достает длинную пахитоску, вставляет в мундштук и тоже закуривает. Лёдя и Зощенко переглядываются. Зощенко сочувственно улыбается Лёде. Лёдя незаметно разводит руками и полушепотом цитирует:

– «Ежели вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу!»

– Что ты сказал? – настораживается Невяровская.

Но тут подходит официант с вазой разнообразнейших пирожных. Невяровская хватает ближайшее и предупреждает официанта:

– Не уходите! – Откусывает полпирожного и спрашивает Зощенко: – А пан – кто есть?

Зощенко только пожимает плечами, а Лёдя сообщает:

– Это гениальный писатель – Михаил Зощенко!

– Не читала, – легко признается актриса.

После чего заглатывает вторую половинку первого пирожного и берет из вазы у официанта еще одно. Лёдя снова цитирует полушепотом:

– «Натощак не много ли?»

– Что ты опять бормочешь? – напрягается Невяровская.

– Да ничего, тебе послышалось…

Невяровская расправляется со вторым пирожным и берет третье. Зощенко, пряча улыбку, закуривает следующую папироску. Невяровская подозрительно переводит взгляд с Лёди на Зощенко. И, почуяв какой-то подвох, кладет пирожное обратно в вазу.

– Вы докушайте, – советует официант. – Все равно ведь платить – оно пальцем смято.

Ситуация рассказа «Аристократка» повторяется настолько буквально, что Лёдя и Зощенко, не выдержав, прыскают.

– Что вы смеетесь? – недоумевает Невяровская и вскакивает. – Мне здесь надоело! Леонид, едем в «Асторию»!

– Прости, не могу, меня ждет Лена…

– Уже не ждет!

– Что значит – не ждет?

– То и значит. Я была у пани Лены и все рассказала.

– Зачем?!

– Я помогла тебе, коханый. Ты же сам сказать хочешь, но не можешь…

Лёдя пулей вылетает из ресторана. Невяровская провожает его насмешливым взглядом и переключается на Зощенко:

– Пан писатель, а вы вообще-то о чем пишете?

Лёдя взбегает по лестнице к своей квартире. У двери его встречает чемодан с надетым на угол одесским канотье. Лёдя тупо смотрит на чемодан. Тянется к звонку двери. Но опускает руку и устало присаживается на чемодан.

Так Лёдя снова покинул свой дом. Он поселился в квартирке Невяровской. А домой его пускали, чтобы увидеться с Дитой, только по воскресеньям. Вернее, домой его даже не пускали – Лена выводила к нему Диту на лестничную площадку.

Лёдя старался забыться в работе, выступая в самых разных жанрах. Нет, марафон «От трагедии до трапеции», конечно, остался неповторимым, но Лёдя, кроме оперетты, еще играл в «Свободном театре» небольшие пьески, скетчи, водевили, а также читал на эстраде рассказы Зощенко – и все это с немалым успехом.

А еще Лёдя открыл для себя замечательного американского писателя Фридмана. Постоянным героем его рассказов являлся Мендель Маранц, добродушный и неунывающий философ жизни, изобретатель-неудачник, чьи изобретения ни разу не реализовались, непоколебимый оптимист и юморист, излагающий свои взгляды на окружающую действительность парадоксальными афоризмами. Например: «Что такое деньги? Болезнь, которую каждый хочет схватить, но не распространить».

Ну, а Лёде в нынешней семейной ситуации были особенно созвучны другие афоризмы неунывающего Менделя…

Лёдя на эстраде играет Менделя Маранца. А это значит, что он сам себя вопрошает и сам себе отвечает:

– Что такое жена? Жена – это гвоздь в стуле, который не дает тебе сидеть спокойно. А еще – это насморк, который легко схватить, но трудно избавиться.

Публика смеется – совершенно очевидно, в зале много понимающих, что к чему.

59
{"b":"872187","o":1}