– Что же вы – прибыли и не заходите? Вот помнится, у Данте в «Божественной комедии»…

Лёдя отшвыривает ежик:

– У меня в голове не божественная комедия, а земная трагедия! Хотел бы я видеть, как этот Вергилий шляется по кругам ада, а у него дома жена с ребенком – голодные!

Барушьянц задумчиво смотрит на Лёдю:

– Интересная трактовка…

– Извините, господин капитан! Я сорвался…

– А что – тяжко живется?

Лёдя опять принимается чистить ружье.

– Да мне-то ничего – сыт, одет, обут… Но если бы я с оружием Отечество защищал – другое дело. А штаны тут протирать, когда у семьи на ужин, кроме пустого чая, ничего… – Лёдя умолкает.

Капитан сурово глядит куда-то вдаль. Лёдя усмехается:

– Меня бы под суд за антипатриотические настроения, да? Но на самом деле я Россию люблю.

– Какой иудей не любит Россию! – тоже усмехается капитан.

Но затем он серьезнеет и озабоченно интересуется, а не жалуется ли рядовой Вайсбейн на сердце, что-то у него какая-то подозрительная одышка… Лёдя изумленно смотрит на капитана. Затем, угадав его намерения, расплывается в улыбке.

Лёдя в общем строю занимается упражнениями на плацу. Подпрапорщик Назаренко исподтишка приглядывается к Лёде. И наконец командует:

– Вайсбейн! Подь сюды!

Лёдя бегом направляется к подпрапорщику.

– Та не бежи… Шагом можно, шагом.

Лёдя козыряет:

– Рядовой Вайсбейн явился по вашему приказанию!

– Та бачу, шо явился. А зараз будем прощаться, – с явным сожалением сообщает Назаренко. – Приказ начальства: по болезни сердца освободить на три месяца. Для поправки здоровья.

Лёдя с трудом скрывает радость и говорит покорно:

– Начальству виднее…

– А я б тебе свои лекарства прописал! – не удерживается подпрапорщик. – Три раза на день заместо еды – ремня хорошего по известному месту!

Лёдя откровенно наглеет:

– Жаль, что я не могу испробовать ваши прогрессивные методы лечения.

– Вернешься – попробуешь! – обещает подпрапорщик.

Лёдя бодро уходит из расположения части с вещмешком на плече.

А из окна своего домика смотрит ему вслед подпрапорщица Оксана, прижимая к груди засохший букетик полевых цветов.

Дома Лёдя кружит Лену по комнате:

– Я вернулся! Вернулся!

Мама Малка лупит сына полотенцем.

– Совсем ума лишился в своей армии! Поставь ее на место, она ж может выкинуть!

Лёдя бережно опускает Лену на пол:

– Ох, извини!

Но Лена опять просится к мужу «на ручки»:

– Я же не больна, я всего лишь беременна.

– Слушайте, что вы делаете друг с другом, меня не касается, но там, – мама Малка патетически указывает на живот Лены, – там мой внук!

– Или внучка, – предполагает Лёдя.

– Не морочь мне голову! Если живот яичком, будет девочка, а если уголком, то мальчик. А где вы видите тут уголок? Настоящее яичко!

Семейные радости сменялись бытовым отчаянием. Работы у Лёди не было. Ну никакой работы! Но он упорно ходил, искал, даже клянчил хоть какое-нибудь дело.

В небольшом ресторанчике Лёдя сопровождает по пятам суетливого хозяина, который то поправляет посуду на столе, то пересчитывает бутылки в шкафу, то дает подзатыльник поваренку. А Лёдя ходит за ним и просит:

– Дайте мне работу – не пожалеете! Вы можете посмотреть меня… Совершенно бесплатно… Универсальный репертуар!

– А у меня уже есть репертуар. С десяти до двенадцати – на скрипке кривой Мойша, а с двенадцати до двух – шансонетки Сони Заможней.

– Я могу и после двух…

– А после двух мои гости уже поют сами.

Лёдя восклицает в полном отчаянии:

– Но мне очень нужны деньги!

Хозяин сочувственно вздыхает:

– Слушайте сюда: Мойша играет просто за то, что я даю ему пить мое пиво, а Соня еще мне отдает процент со своих клиентов. Так о каких деньгах вы говорите?

Лёдя безнадежно плетется к выходу. А хозяин зовет мальчишку-официанта.

– Янек, пора открывать, а скатертев нема! И где, я тебя спрашиваю, скатерти?

– С прачечной не вернули. Видать, всех китайцев на войну мобилизовали.

– Так и что? Мои скатерти, слава богу, не мобилизовали.

– Но и не постирали.

Хозяин хватается за голову:

– Я не могу стелить грязные скатерти! Что делать?!

Уходящий Лёдя оборачивается:

– А вы застелите столы бумагой.

– Бумагой? Клиенты меня убьют!

– Нет, они посмеются. Если вы на ней напишете: «Лучше чистая бумага, чем грязная скатерть!»

Хозяин с интересом смотрит на Лёдю:

– Слушайте, это мисль! Янек, пулей в лавку за бумагой! А вы, молодой человек, не уходите, я налью вам пива.

– Спасибо, но мне некогда, надо искать работу…

– С такими мозгами вы ее таки найдете!

Лёдя, благодарно улыбнувшись, идет к двери, а дверь распахивается ему навстречу, и на пороге возникает Евгений Скавронский – как обычно, нетрезвый и жизнерадостный. Старые друзья смотрят друг на друга, не веря своим глазам.

А дальше было все, как сказал Лёдя. Шустрый Янек прибежал из лавки с рулоном бумаги, хозяин и официант кроили ее по размерам столов, а Лёдя и Скавронский в четыре руки расписывали бумагу вышеизложенным текстом и другими забавными надписями, которые они на пару придумывали уже по ходу дела.

И действительно, появившиеся клиенты заведения сначала с недоумением, а потом с интересом разглядывали бумажные скатерти и смеялись, и усаживались за столы, и заказывали еду и выпивку. Благодарный хозяин выделил неожиданным спасителям столик в углу и выставил выпивку за счет заведения. Лёдя и Скавронский воспользовались его любезностью.

Впрочем, они не столько закусывают, сколько выпивают.

Лёдя жалуется, что в Одессе практически все театры закрыты, а в кафе и рестораны не пробиться – артисты устраиваются поближе к харчам. Скавронский утешает, что на одной Одессе свет клином не сошелся и предлагает Лёде отправиться в город Харьков. Лёдя логично отвечает, что в Харькове его никто не ждет. Зато, как сообщает Скавронский, там ждут его – там ему предложен ангажемент на месяц и уйма денег. На что Лёдя столь же логично отвечает, что он тут не при чем, этот ангажемент – Скавронского, значит, ему и ехать в Харьков. Но Скавронский уверяет, что логика не всегда права. Хотя этот ангажемент действительно – его, но он ехать не может. Потому что, да будет известно брату Лёде, его брат Евгений, кажется, запил. Произнеся эту речь, Скавронский осушает бокал, удовлетворенно прислушивается к своим ощущениям и решительно заключает:

Точно, запил!

И роняет голову на бумагу с мудрым текстом, придуманным Лёдей.

Гастроли в Харькове прошли на редкость удачно. Война и ее отголоски были все же довольно далеки от этой русскоязычной культурной столицы Украины. И зритель ходил в театр, и Лёдя проходил у зрителя на «ура».

Неплохо откормившийся, слегка приодевшийся и с новым кожаным саквояжем в руке, Лёдя возвращается с харьковских гастролей домой. Удивленно оглядывается посреди пустой комнаты, достает из саквояжа пачку денег, выкладывает ее на стол и громко объявляет:

– Артист Утесов прибыл на побывку!

Ответом ему – тишина. А затем – протяжный стон из соседней комнаты. Лёдя бросается туда, распахивает дверь, но его останавливает мама Малка.

– Тебе тут не место!

Лёдя, вытягивая шею, пытается заглянуть через материнское плечо:

– Леночка, я здесь!

– Ты ей сейчас не нужен!

Мама Малка захлопывает дверь. Лёдя ходит по кухне из угла в угол. Похоже, он действительно никому не нужен. Какие-то женщины проносят тазы и кувшины с водой, простыни и полотенца.

Выходит, тяжело ступая, повитуха мадам Чернявская, которая когда-то принимала самого Лёдю. Она заметно состарилась, но по-прежнему активна и уверена в себе.

– Ну? Что? – бросается к ней Лёдя.

– Ничего.

– Что значит – ничего?

– Ничего – значит ничего. Надо ждать.