Это директриса школы, Раиса Михайловна, узнав от той же Майи о грядущем «мамаевом побоище», сразу же побежала вниз, чтобы немедленно принять решительные меры и не позволить глупым, пьяным мальчишкам сорвать такое важное и ответственное мероприятие, как выпускной бал. Через пять минут противники под ее строгим надзором (и осуждающими взглядами примчавшейся ей на помощь завуча Маргариты Павловны) были отконвоированы обратно в актовый зал и разведены по разным углам. Как говорится, брэйк!

Затем танцы продолжились, но выпускники четко разделись на две части: десятый «а» тусовался в одном углу, «бэшники» — в другом. И, несмотря на героические усилия учителей, никто к сближению не стремился. Выпускной балл все-таки был безнадежно испорчен…

Развлечение планировалось на всю ночь, а рано-рано утром была задумана еще и поездка на автобусе — по летней Москве, чтобы встретить на Ленинских горах (обзорная площадка) первый рассвет во взрослой жизни. Автобус прибыл ровно в четыре часа, ребята вышли на улицу, начали грузиться. «Я не поеду! — решительно заявил Паша. — Не хочу больше видеть этих уродов». Он имел в виду, разумеется, Борьку Васильева и его подпевал.

— А у меня квартира свободная, — как бы между делом обронил Сашка. — Предки на дачу уехали на все выходные…

— Что ж ты раньше молчал? — удивился Паша. — Давно бы продолжили у тебя!

И начал собирать свою верную, испытанную временем команду. В нее, естественно, вошли Сашка и Володька, а также Димка Алексеев (за недавние боевые заслуги), из девочек пригласил, само собой, Майю, к ней присоединились Света и Катя Мелумян. Дина сначала отказывалась, но потом, немного подумав, тоже согласилась на прощальный сейшн. Но сразу же заявила, что будет танцевать с Алексеевым… Володька тяжело вздохнул и пододвинулся поближе к Кате, та, похоже, не возражала.

Выпускники уехали на автобусе кататься по Москве и встречать рассвет, а Паша со всей компанией завалился к Сашке на квартиру. Где, к всеобщему удовольствию, в холодильнике нашлась кое-какая еда, а домашнем баре даже имелось немного спиртного (сухое и крепленое вино). Девочки быстренько приготовили бутерброды, а мальчики открыли бутылки и расставили бокалы. И веселье началось.

Вечеринка (или лучше называть это утренником?) покатилась по привычному сценарию: играл магнитофон, танцевали пары, все были рады и довольны, никто никому не мешал. И, главное, ни к кому не было никаких претензий… Шторы в комнате плотно задернули, чтобы утренний свет не мешал тесному общению, поставили кассету с медленными танцами, плотно прижались друг к другу под приятную, протяжную музыку. «Это и есть настоящий выпускной бал, — решил Паша, — полная свобода и ощущение взрослости. А не танцы в школе на „пионерском“ расстоянии под бдительными взглядами учителей…»

Скоро он почувствовал, что ему все труднее и труднее сдерживать себя — так на него действовала близость Майи, которая во время танцев всё плотнее к нему прижималась и неохотно отпускала, когда мелодия смолкала… Наконец стало совсем невмоготу, и он кивнул на маленькую комнату: «Пойдем!» Майя кивнула — хорошо. Казалось, она именно этого и ждала от него…

Незаметно отделились от остальных, уединились. Паша на всякий случай подпер ручку двери стулом — так просто в комнату стало уже не войти. А то, не дай бог, снова кто-нибудь ворвется в самый неподходящий момент… Легли на диван, начали целоваться, затем через пару минут последовали более решительные действия: Паша освободил девушку от нижнего белья и осторожно приступил к делу. Майя по мере сил ему помогала и лишь раз, в самом начале, негромко вскрикнула, а потом просто лежала, закрыв глаза.

Затягивать процесс Паша не стал — побоялся, что им все-таки помешают, поэтому закончил всё достаточно быстро. Но при этом так, чтобы не было впоследствии никаких ненужных последствий (ну, вы же сами понимаете…). Полежали, обнявшись, еще немного, потом поднялись и привели себя и одежду в порядок.

Майя молчала — очевидно, прислушивалась к новым для себя ощущениям. Она стала теперь уже по-настоящему взрослой (как, собственно, и хотела), поэтому все эти прежние детские игры: поцелуйчики в подъезде, невинные гуляния под ручку и прижимания во время танце — должны остаться в прошлом. Для нее сейчас уже началась новая жизнь с новыми, серьезными отношениями…

Когда они вместе вернулись в большую комнату, все сделали вид, что не заметили их отсутствия, только Света вдруг решительно взяла Сашку за руку и тоже пошла с ним в маленькую комнату. Дина фыркнула, а Катя Мелумян задумчиво посмотрела им вслед… Но снова никто ничего не сказал, опять все сделали вид, что ничего такого не происходит. Подумаешь, кто с кем чем там занимается… Это их личное дело и лезть в него не стоит.

В июле дел оказалось столько, что Паша еле успевал вертеться. Во-первых, он теперь чуть ли не каждый день работал в «Спутнике». Что, впрочем, было вполне предсказуемо и ожидаемо: до открытия Олимпиады-80 оставалось все меньше и меньше времени. и туристических групп, соответственно, становилось всё больше и больше. Причем иностранные гости активно прибывали даже из тех стран, которые официально поддержали бойкот и не прислали в СССР своих спортсменов.

Опытным путем Паша установил, что больше всего возиться приходится с французами, итальянцами и испанцами — это были самые неорганизованные туристы. Они постоянно опаздывали к началу экскурсий, расползались, как тараканы, по всему Кремлю и обзорной площадке на Ленинских горах (согнать их потом в кучку оказывалось делом весьма долгим и затруднительным), да и вообще вели себя совершенно недопустимо. Например, им приходилось постоянно напоминать, что у нас не принято курить на Красной площади (а дымил у них, к слову, каждый первый, причем как мужчины, так и женщины).

Этот запрет неизменно вызывал у интуристов искреннее удивление и недоумение: «Почему нельзя? Мы же находимся не в помещении, не в метро, даже не в экскурсионном автобусе, а стоим на открытом воздухе, никому не мешаем — вон сколько еще места!» Чтобы было понятнее, Паша ссылался на общеевропейские обычаи и традиции: мол, Красная площадь у нас — святое место для каждого советского человека, и вести себя на нем надо соответствующе. Вы же не курите у себя в храмах, костелах, кирхах и в прочих культово-религиозных местах? Или же в усыпальницах знаменитых деятелей науки и искусства? И тем более — на могилах великих политических и государственных деятелей? Так и у нас.

Смотрите: вот — Мавзолей, усыпальница Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата, а прямо за ним — некрополь, где находятся могилы выдающихся советских полководцев, руководителей партии и правительства (Сталина, Свердлова, Фрунзе, Калинина, Дзержинского, Буденного, Ворошилова). В сам о й кремлевской стене — урны с прахом известных людей (космонавтов, летчиков, ученых, военачальников и т. д.), а у ее основания — захоронения красногвардейцев, павших в Москве во время событий Великой Октябрьской социалистической революции, когда в городе шли ожесточенные бои с офицерами и юнкерами…

Поэтому курить здесь — это проявлять крайнее неуважение к памяти этих людей, проще говоря, прямое кощунство. Зарубежные гости тогда понимающе кивали и прятали пачки с сигаретами обратно в сумки. Но все равно приходилось за ними внимательно следить — кто-то обязательно забывал о запрете и пытался по привычке выкурить сигаретку-другую, пока другие члены группы бегали, вытаращив глаза, по Красной площади и фотографировались на фоне главных ее достопримечательностей.

Если такое все-таки случалось, то возле группы тут же появлялся неприметный молодой человек в штатском и делал строгое внушение гиду-переводчику и экскурсоводу — мол, следите за своими подопечными, не нарушайте правил! Приходилось извиняться и просить забывчивого интуриста срочно погасить сигарету. Так сказать, во избежание.

Самыми же лучшими, дисциплинированными и приятными туристами оказались немцы (как наши, гэдээровские, так и те, западные): они никогда никуда не опаздывали и никаких запретов не нарушали. И не спорили, не задали ненужных вопросов, прекрасно понимая: нельзя — значит, нельзя! Держались они всегда вместе и четко выполняли все команды руководителя группы и гида-переводчика. Скажет тот: собираемся у автобуса через семь минут — придут точно по времени, ни один не опоздает. Вот что значит дисциплина! Орднунг, порядок, вбитый за века немцам в подсознание, в самую подкорку!