Верон включил «аварийку», выбрался из машины и подошёл к краю моста. Перед собой он видел предопределённые конструкцией перила, а внизу по широкой трассе мчались автомобили. Погода как-то внезапно изменилась: солнце обступили тяжёлые свинцовые тучи, а в воздухе застыло напряжённое безветрие. Журавль подошёл и встал рядом, теперь его глаза за очками сверкали любопытством. Прошлый и единственный раз в жизни, когда Верон бросал бумеранг, он вернулся полётом пумы. Чтобы узнать, что случится на этот раз, оставалось лишь размахнуться…

Бумеранг рассекал воздух вращением, и глаза Верона жадно следили за его дугообразным полётом. Он возвращался самим собой, и вдруг какой-то воздушный поток внезапно изменил его траекторию – бумеранг клюнул и полетел под мост. Верон с Журавлём перегнулись над перилами, но он быстро исчез из поля зрения – возможно, в чьей-то карме планировалось разбитое лобовое стекло. Они постояли ещё минуту, но никто не съехал на обочину с признаками повреждений. Журавль тронул Верона за плечо и произнёс неожиданно веским тоном:

– Пора.

Влившись в поток автомобилей на улицах города, они поплыли по течению, пока перед ними не замаячил очередной указатель направления – большая красная буква «М».

Припарковав «мерс» у входа в метро, Верон вслед за Журавлём спустился по ступеням. Несмотря на жару, тот снова натянул на себя куртку. Надпись «Шоссе в никуда» выглядывала из кармана и вела их в подземные лабиринты. Поток машин сменился потоком стекающих по эскалатору людей, расходившихся по перронам, и Верон молча продолжал свой путь в направлении фильма Линча.

Вскоре они добрались до платформы, где Журавль остановился и стал осматриваться, сдвинув брови в раздумьях. Электронные часы над тоннелем показывали 11:55. Журавль изучил схему ветки на стене и жестом пригласил Верона к противоположному краю перрона. Его нервозность полностью исчезла, уступив собранности и растущей торжественности.

В 11:57 возле них остановился и отъехал поезд. Журавль молча стоял слева от Верона и в 11:59 сделал небольшой полушаг ему за спину. Он ещё не был сзади, но уже и не совсем сбоку. Верон ждал. В глубине тоннеля нарастал гул приближающегося поезда. С краем перрона их разделял метр. В одно мгновение на станцию влетел состав, а в голову Верона – внезапная мысль, что миссии бывают разные. Журавль занял положение, вполне удобное для толчка в спину, и сделал это как раз перед приходом поезда. Верон непроизвольно напрягся.

Освещённые вагоны с грохотом пронеслись мимо, затормозили и остановились. Ничего не случилось. Двери раскрылись прямо перед ними, Журавль наклонился к уху Верона и произнёс: «Поехали», – видимо, теперь он играл в шпионов. Часы показали 12:00, Верон сбросил плащ мимолётного напряжения и шагнул в вагон.

Людей в нём осталось немного, и они сели на свободные места. Журавль присел с краю скамьи, почти напротив сомкнувшихся дверей; его левое плечо касалось поручней, справа расположился Верон. Журавль повернулся к нему и заговорил чётко и слаженно, как автомат:

– По инструкции я должен сегодня, ровно в полдень, отправиться отсюда с тем, кто спросит о лошадях. Дина назвала станцию, где мне нужно сойти, – это следующая остановка. Так что основное сделано. И диск… Между станциями я должен его отдать… – Журавль вынул предмет, который тянул Верона последние сутки вместе со всеми его воспоминаниями подобно локомотиву, – и сказать, что обёртка не всегда соответствует содержимому.

Коробка с диском оказалась в руках Верона. Она была в полиэтиленовой упаковке, подобно любому новому DVD-диску. Герои фильма, насколько помнил Верон, тоже получали странные видеозаписи, но на кассетах – действие происходило в те времена, когда плёнка ещё не сдалась напору цифры. Пока Верон рассматривал фото Патрисии Аркетт, бесподобно воплотившей замысел Линча, механический голос объявил название следующей станции. Журавль вздохнул с облегчением человека, решившего сложную задачу. Верон пожал ему руку и сказал:

– Желаю найти свой ритм.

Юноша улыбнулся.

– Тебе тоже. Она сказала, что он есть у каждого.

Журавль направился к выходу, а Верон принялся аккуратно вскрывать упаковку, прикидывая, где снять гостиничный номер с DVD-проигрывателем и телевизором, в котором можно будет посмотреть видеозапись.

В окнах вагона замелькали стены тоннеля, Верон раскрыл пластиковый футляр и замер – внутри него вместо диска лежали сложенные листы. Он поднял глаза на тёмное окно напротив и в своём отражении увидел лицо человека, который только что вскрыл выловленную из океана бутылку.

Когда Верон вынул и расправил листы, в его руках оказалась тонкая стопка бумаги с напечатанным текстом. Сверху лежала не первая страница, но он уже принял правила, что случайностей в его сюре не бывает. Страница начиналась словами, которые точно описывали вчерашнее утро:

«Я подумал о том, насколько часто подобные мимолётные связи цепляют события нашей жизни, одно к другому, и насколько малую их часть мы осознаём. Обрывок воспоминания, случайное слово, образ перед глазами часто служат глубинной причиной наших решений. Иногда внезапно встреченный взгляд полностью меняет твою жизнь, а ты ещё об этом не знаешь…»

Пока Верон изучал послание, кто-то уже занял место Журавля, и листы из коробки оказались раскрыты для того, кому это не предназначалось. Верон поднял глаза на соседа, парня в чёрной рубашке, но тот как раз оторвал свой взгляд от текста, повернувшись резко очерченным профилем.

Сосед смотрел в раскрытые двери их вагона, который уже почти трогался со следующей станции, и вдруг его расслабленное тело в одно мгновение превратилось в разжатую пружину – этого мига хватило, чтобы он успел пролететь между смыкающимися створками.

«Шаолинь бессмертен…» – Верон проводил его взглядом и мыслью. Парень пошёл поперёк перрона к красивой девушке, за стеклом мелькнули её светлые волосы и большие зелёные глаза, и хотя это продолжалось всего долю секунды, Верону вдруг и в них почудился знакомый блеск огромных звёзд. Он встряхнул головой – этот взгляд преследовал уже независимо от цвета глаз. «Так… кто там хозяин у глюков?»

Он вернулся к тексту.

«Иногда внезапно встреченный взгляд полностью меняет твою жизнь, а ты ещё об этом не знаешь…» Это было написано о нём и для него, но Верон подумал, что сидящий рядом парень, прочитав эти строки, мог поднять голову и встретить взгляд зеленоглазой девушки, который, тоже меняя жизнь, заставил его вылететь из вагона.

Верон улыбнулся своей внезапной сентиментальности. Внизу страниц была нумерация, не на месте оказались лишь три листа, и, на всякий случай запомнив, какие именно, он сложил всё по порядку.

Людей в вагоне стало ещё меньше. Верон пересел на место, с которого катапультировались оба его попутчика, уменьшив число возможных соседей вдвое. У него было два варианта: прочесть текст в вагоне либо на ближайшей станции подняться на улицы города и найти какое-нибудь спокойное место. Склоняясь ко второму, он бросил взгляд на название: «ХОРОШИЙ ДЕНЬ ДЛЯ ЖИЗНИ», начал читать – и забыл про варианты.

Трап самолёта уходил вверх, как лестница между мирами. Моё кресло в сигаре салона находилось возле иллюминатора. Я опустился в него и впервые за день по-настоящему расслабился. Только маленький круглый экран по левую руку соединял меня с фильмами внешнего мира, постепенно меняющего декорации в сумерках; здесь же, в замкнутом и залитом электрическим светом пространстве, которое готовили к недолгому отрыву от земли и надеялись прилепить обратно, тоже был свой маленький мирок. Его временные обитатели занимали отведённые места и напоминали кинозрителей, которые так же оплатили билеты в кассах и предъявили их на стыке миров.

Глядя на то, как сумерки меняют вид в иллюминаторе, я вспомнил книги, где маг-индеец часто путешествовал со своим учеником по горам и пустыням именно в это время суток, называя сумерки «трещиной между мирами». Сплетя все мысли воедино, я пришёл к выводу, что нахожусь в трещине между мирами как во времени, так и в пространстве, что, правда, не мешало мне одновременно находиться в удобном кресле самолёта, уже подрагивающего на старте.