Муж ее умер в чудовищной нищете. Он собирал навоз на больших дорогах и пешком ходил в Ферте-Mace продавать его по десять су за корзину.

Соседи посылали им суп и хлеб. Никто никогда не замечал, чтобы Гебрар покупал хоть что-нибудь, даже в кабаке. Между тем некоторые утверждали, что видели, как он валяется пьяный на обочине дороги, ведущей к его хижине.

Стоявшая на отшибе лачуга являла собой законченную картину удручающей нищеты.

А ведь уже в те времена супруги Гебрар спокойно могли бы скупить за наличные деньги пол-кантона Ферте-Масе.

Оба были безобразны, даже отталкивающи; жена была куда сильнее мужа и частенько поколачивала его.

Они походили на мерзкую карикатуру, нарисованную злым шутником на влюбленную пару.

Те, кому случайно удавалось подслушать их разговоры, потом долго смеялись: супруги говорили о золоте и деньгах; двое жалких нищих рассуждали о сотнях тысяч франков, о миллионах!

Их сын был самым отвратительным малым на десять лье вокруг. Он избежал воинской службы из-за увечья. В свое время увечье вызвало подозрения, было начато расследование, и выяснилось, что родные отец и мать сами искалечили своего родного сына топором.

Однако дело замяли: они были такими несчастными!

Крестьяне снисходительно смотрят на подобные вещи. Так что эта история никак не повлияла на отношение соседей к чете Гебрар.

Муж умер в 1831 году – из-за того, что у жены не нашлось нескольких су на лекарство, прописанное доктором, лечившим бедняков.

Из милосердия Гебрара похоронили бесплатно.

Несколько дней спустя Матюрин нашли пьяной на обочине дороги. На упреки соседей женщина ответила, что уже вполне взрослая, чтобы знать, как себя вести, и что, если захочет, будет каждый день тратить по сорок су, и даже по пятьдесят, и даже по трехфранковому экю, и даже…

Люди решили, что она рехнулась.

На следующий день Матюрин снова просила подаяние.

Ее богатство, вернее, правда о ее богатстве, стала известна внезапно. Так неожиданно взрывается слишком туго набитая порохом пушка.

В 1833 году по заказу министра финансов была составлена статистическая сводка. Стоит ли говорить, что конверсия рент – мысль далеко не новая? В то время многие страны консолидировали свой государственный долг, то есть переводили краткосрочные займы в разряд долгосрочных, что послужило уроком их несчастным кредиторам.

Мимоходом отметим отменную вежливость выражения «консолидировать долги».

Заказ министра носил одновременно статистический и политический характер. Командированные правительством чиновники должны были определить, сколько людей являются держателями бумаг государственного займа, и в случае необходимости установить очередность выплат самым крупным рантье.

И было обнаружено, что сто тридцать три ценные бумаги, приносящие в совокупности около четырехсот тысяч ливров годового дохода, принадлежат Матюрин Гебрар!

Что еще за Матюрин Гебрар? Навели справки. И выяснили, что во Франции есть лишь одна Матюрин Гебрар!

Первое время четыреста тысяч ливров ренты доброй женщины всех ужасно забавляли.

Добрая женщина, у которой не нашлось пятнадцати су, чтобы спасти мужа! Добрая женщина, топором покалечившая единственному сыну правую ногу, чтобы парень остался с ней и продолжал вскапывать грядки под картошку.

Чудеса – да и только! Парни и девушки, собираясь на обочинах дорог, хохотали во все горло, дружески хлопая друг друга по спине.

Да, это именно она! Именно Матюрин Гебрар, в девичестве Горэ, деревенская нищенка по прозвищу Грязнуля оказалась обладательницей несметного богатства.

Потребовалась целая неделя, чтобы люди смогли привыкнуть к этой мысли.

Когда же это наконец произошло, все изменилось, как по мановению волшебной палочки. С деньгами не шутят! И вся округа упала перед Матюрин на колени.

А Матюрин Гебрар воспряла.

Все это, разумеется, делалось без низости с одной стороны и без излишеств – с другой.

Деньги – это Бог. А все, что связано с религией, всегда сохраняет некоторое величие и простоту.

Матюрин с головы до пят облачилась во все новое и купила башмаки своему отвратительному сыну. Он стал курить трубку с медной крышечкой, набивая ее хорошим табаком, как богачи на ярмарке. Для парня настали хорошие времена.

Покинув старую лачугу, Матюрин Гебрар обосновалась на одной из многочисленных принадлежащих ей ферм.

В храме у Матюрин появилась теперь своя скамья, и старуха не скупилась на пожертвования.

Никто не вспоминал о ее прошлом, по крайней мере, вслух.

На Матюрин взирали ныне с боязливым уважением. Она вызывала страх и восхищение, о ней ходили невероятные слухи, которые вновь и вновь обсуждались на посиделках.

Но история Матюрин оказалась длинной, за один раз ее не перескажешь.

Несколько лет подряд старуха ежедневно выдавала очередной сюрприз, все время о ней узнавали что-нибудь новенькое.

Вчера Матюрин была очень богатой, сегодня стала еще богаче. Любители пошутить за глаза называли ее маркизой де Карабас, но в этом не было никакой издевки.

Силы небесные! Да разве найдется святотатец, который будет богохульствовать, насмехаясь над деньгами!

Чем больше люди узнавали о Матюрин, тем быстрее росли ряды тех, кто отказывался во все это поверить. Разве можно столько иметь? Нельзя быть такой богатой!

Спокойной и величественной поступью шествовала ля Горэ среди восхищения и недоверия. С тех пор, как богатство старухи стало достоянием гласности, она почувствовала, что должна внушать окружающим благоговейный трепет. Ее образ жизни не слишком изменился, разве что теперь она ела и пила вволю.

В мэрии и в доме священника стали поговаривать, что она «делает много добра».

Больших усилий от Матюрин это не потребовало.

С крестьянами, бывшими своими благодетелями, она, когда бывала в хорошем настроении, здоровалась, а порой даже протягивала им серебряную табакерку точно такой же формы, как в этих краях обычно вытачивают из рога.

Не сомневайтесь, этого вполне достаточно, чтобы упрочить свою популярность.

Над уродливой и вульгарной головой ля Горэ, посаженной на толстое тело, вспыхнул золотой нимб. Перед старухой стали преклоняться, как перед грозным и ненавистным божеством.

Завистливое восхищение, окружавшее Матюрин, вознесло ее на Олимп и приравняло к небожителям.

Но откуда взялось, как разрослось то колоссальное состояние, точного размера которого никто не знал и о котором в округе слагали легенды?

Это – простая и вечная история: простая и вечная, как основание любой империи, любого монументального банка.

Для начала нужен завоеватель, гениальная личность, который из ничего делает что-то: Ромул[9] или первый из Ротшильдов.[10]

Затем необходимы разумные и упорные в работе наследники: конечно, не такие, как Карл Лысый или Людовик Благочестивый[11], это уж слишком, к тому же наследники не должны проявлять инициативы.

Тиберий вовсе не плох, когда дело начато Цезарем[12] и блестяще завершено Августом.

Завоевателя звали Мато Горэ.

Он служил на псарне у месье Гобера де Нуета, бывшего откупщика соли в округе Ферте-Масе и обладателя солидных доходов.

Эта история произошла в начале Великой Французской революции.

В 1792 году месье Гобер эмигрировал.

Он вместе с семьей погрузился в большую дорожную карету, к которой снаружи был привязан сундучок с луидорами. Какая оплошность!

Мато Горэ находился при багаже. В кармане у Мато был дешевенький нож. Веревки оказались прочными, и бедняге пришлось попотеть, прежде чем удалось их разрезать.

Но он сумел это сделать.

На хранившиеся в сундучке луидоры он скупил все имения бывшего хозяина, ставшие на короткое время народным достоянием.