Они не были настоящими богами. Просто марионетки. Я не могла убить то, что не было живым, поэтому мне нужно было расчленить его.

Его рот был открыт только потому, что челюсть была ослаблена. Вблизи я разглядела неестественную выпуклость его шеи, какое бы заклинание или чары ни были наложены на его горло, они наверняка сохранились там. У Ниаксии не было звуковой магии. Какое бы заклинание это ни произвело, оно должно было быть предметом, полученным от другого бога.

Как мрачно и забавно. Что-то, к чему когда-то прикасалась магия Каджмара, теперь использовалось для насмешек над ним.

Я вцепилась в его горло изо всех сил.

Его тело дергалось и трепыхалось, как рыба, пойманная на леску. Взрыв звука, казалось, разорвет мои барабанные перепонки. Он пронзил меня насквозь, как множество бритвенных лезвий.

Но я не могла остановиться. Ни на секунду.

Я ударила его снова. Снова. Снова. Старая кровь забрызгала мое лицо.

Я издала рев при последнем ударе.

Звук внезапно смолк. Мой клинок пронзил позвоночник трупа. Стекло разлетелось вдребезги, его осколки показались из разорванного горла.

Тело Каджмара упало на землю у моих ног, все еще дергаясь, а его голова осталась в моей руке, мои пальцы сжимали путаницу его волос.

Слишком долго.

Краем глаза я увидела, как Икс подняла лук.

В противоположном направлении снова взметнулось пламя.

Я не могла уклониться от обоих сразу.

Я заставила все свои мышцы работать в последнем рывке, толкнула их вопреки всему, и со всей силы бросила голову в Иксу, упав на землю.

Я покатилась по песку. Смутно, сквозь шум ревущей толпы, я услышала глухой удар. Я быстро пришла в себя и к тому времени, как приземлилась, уже бежала.

Секунды до того, как огонь охватит яму.

Я поразила свою цель. Икс с трудом поднялась на ноги, теперь она представляла собой набор нескоординированных конечностей, прислоненных к стене, ее лук запутался в сломанных пальцах.

Я не замедлилась, когда ударила ее, выпустив клинок. Я попала прямо по ее рукам, отрезав их по самое запястье. В мертвой месячной плоти хорошо то, что она легко режется. Лук упал вместе с ее разлагающимися руками.

Я схватила его, прежде чем он упал на землю.

Стрела была уже готова. Я прижалась к стене. Прицелилась.

По ту сторону арены парил Атроксус в своем огненном кольце. Какая бы магия ни питала его пламя, она сидела в его груди, и ее блики были видны под тонкой гнилой кожей его грудной клетки.

Моя цель.

Я не слышала ни истошных криков толпы, ни треска пламени, ни даже стука собственного сердца.

— Я звала и звала, но он не ответил.

Я слышала только рыдания Мише по поводу того, что ее покинул бог, которому она отдала свою жизнь.

Ночной огонь пронесся по всей длине моей стрелы. Она превратилась в падающую звезду ярости, когда я пустила ее в полет.

Она вонзилась прямо в грудь Атроксуса, в сердцевину его силы. На мгновение его огонь и мой — теплый свет и холод столкнулись друг с другом.

Мой победил.

Вспышка ослепила меня. Я пошатнулась и прижалась к стене. Когда я снова открыла глаза, огня уже не было. Труп, лежавший в центре ямы, даже отдаленно не напоминал Атроксуса. Собственно, он вообще не был похож на человека.

Дверь со скрипом открылась. Крики зрителей достигли крещендо.

Я вытерла окровавленные руки об окровавленную одежду, схватила свои клинки и пошла, не оглядываясь.

Я ШАГНУЛА В ДВЕРЬ, держа оружие наготове, но эта часть арены была пуста. Это был полукруг на фоне барьера трибун с тремя другими дверями, встроенными в стены, разделявшие Колизей. Две из них оставались закрытыми.

Я посмотрела на зрителей, на море опьяненных кровью лиц. То тут, то там я слышала отголоски своего имени. Я не знала, болеют ли они за мою победу или за мою смерть. Может быть, и за то, и за другое. Какая разница, лишь бы это было хорошее шоу?

Тысячи лиц, и все же мои глаза остановились на Винсенте, как будто они уже знали, где его искать. Он был в первом ряду, стоял один в своей ложе. Для него был предназначен стул, но он не сидел. Вместо этого он стоял, прижавшись к перилам.

Выражение его лица перевернуло все внутри меня, как одна из ядовитых стрел Иксы, если бы попала в мое нутро.

После нашей ссоры я ожидала увидеть здесь Винсента-короля. Я видела, как он смотрел на меня как на угрозу той ночью, даже если это было всего несколько секунд. А если Винсент видел угрозу, он уже не видел ничего другого.

И да, у этого вампира были все атрибуты Винсента — короля военного времени, крылья напоказ, знак Наследника, корона, возвышающаяся над его лбом.

Но эти крылья были сильно сжаты, как будто нервы связали его мышцы в узлы. Открытый знак казался не столько демонстрацией силы, сколько тем, что его сердце открыто и уязвимо. А его лицо, он смотрел на меня так, словно чувствовал каждый удар, каждый ожог, каждую рану на моей коже.

Я была готова его ненавидеть. Я хотела его ненавидеть.

Я могла ненавидеть Винсента, короля, который истребил всю мою семью, который руководил пытками моего народа, который безжалостно убивал и уничтожал.

Но как я могла ненавидеть Винсента, моего отца, который так смотрел на меня?

Мой гнев делал все определенным и простым. Моя любовь делала все сложным и трудным.

Я позволила себе отвлечься.

Только глаза Винсента, мелькнувшие за долю секунды до того, как я повернулась, спасли меня.

Я крутанулась как раз вовремя, чтобы увернуться от стрелы. Еще мгновение, и она бы впилась мне в спину. Вместо этого я позволила ей пролететь над моим левым плечом, за ней тянулась полоса черного дыма-магии. Толпа засмеялась и закричала, когда она приземлилась в зале, вызвав шквал активности позади меня.

Ибрихим хромал из второй открытой двери.

Черт.

Я не знала, как он остался жив.

Он держал свой лук в железной хватке, но выпустил стрелу и теперь с трудом готовил другую. Его некогда хорошая нога теперь волочилась за ним, скрюченная и искалеченная. Его руки были так залиты кровью, что я не могла сказать, каким образом они были ранены, знала только то, что они были ранены, и сильно. Если и были какие-то сомнения, то тот факт, что он не мог даже дотянуться до своего колчана, развеял их.

Он поднял голову, его рот искривился в мрачную полосу решимости. Один глаз отсутствовал, по лицу текла кровь.

Матерь, он сражался. Он сражался так упорно.

Я подошла к нему. Он не сводил с меня глаз, пока возился со своим оружием.

Позади меня шум толпы изменился так, что я сначала не могла разобрать. Только когда я была в двух шагах от Ибрихима, я поняла…

Смех.

Они смеялись над ним.

Ибрихим успел приготовить свой лук. Но его руки так сильно дрожали, что пальцы соскальзывали с тетивы. Он никогда не сможет натянуть его.

Он вздернул подбородок, на губах появилась усмешка. Он различил этот звук раньше меня. Но тогда, вероятно, он слышал его всю свою жизнь.

— Ты меня жалеешь? — прохрипел он.

Я покачала головой.

Нет. Я не чувствовала жалости к Ибрихиму. Он сражался, и сражался хорошо.

Может быть, мы были похожи. Мы оба выросли в мире, который нас искалечил. Мы оба учились бороться вдвое усерднее, чтобы компенсировать то, чем мы не были. У нас обоих было все, что мы ненавидели.

Я была всего в двух шагах от него. Достаточно близко, чтобы увидеть, как его плечи слегка опустились, а на лице мелькнула улыбка.

Он думал о том, чтобы сдаться.

— Нет. Не останавливайся. — Я вытащила другой клинок. — Да пошли они. Не позволяй им издеваться над тобой. Дай мне достойный бой, и я дам тебе достойную смерть, Ибрихим.

Его челюсть напряглась. Через мгновение он разжал дрожащие пальцы и позволил луку упасть на землю. Когда он вытащил меч, то едва мог выдержать его вес. И все же он вложил все силы в эти последние удары.