Этого было недостаточно.

Их было так много. Я слишком сильно истекала кровью. Кровь — это плохо. Кровь была опасна. Я отбивалась клинками, но это была бесполезная паника в бесконечном море плоти, кожи, меха и перьев.

Я собиралась умереть. Матерь, я собиралась умереть. Мое сердцебиение было диким. Каждый толчок крови приближал их.

— Я иду за тобой, Орайя.

Мне это не нравилось. Как испуганно говорил Райн. Ему удалось ускользнуть от Анжелики, и он бежал, бежал, бежал, пробиваясь сквозь толпу на своей стороне стены.

Ему не хватило бы скорости.

— Используй свою магию, — призывал он. Я видела вспышки его видения, когда он бежал, подпрыгивая на зыбком камне своего пути.

— Ты еще не дошла до конца. Используй ее прямо сейчас.

Я не могу. Я не могу использовать свою собственную силу — даже когда я могла, от меня исходили лишь слабые лучи света. Я боролась, билась, пыталась успокоить себя, и…

Я говорила себе: «Страх — это совокупность…»

— Страх — это гребаный КЛЮЧ к этому, Орайя! — Голос Райна, наполненный собственным страхом, заполнил оба наших разума. — ИСПОЛЬЗУЙ ЭТО. Представь, что ты выбрасываешь меня из гребаного окна. Представь, что ты вытаскиваешь Мише из горящего апартамента.

Стыдливые слезы навернулись мне на глаза.

Я не знала, как. Не знала, как отпустить эту стену внутри себя. Я так долго строила ее, заделывала каждую трещину. Теперь я цеплялась за нее. В ужасе от того, что случится, если я позволю себе упасть.

— Я с тобой, Орайя. Прямо сейчас. У тебя нет на это времени. Мы пойдем вместе. Хорошо? Я с тобой.

Это должно было меня напугать.

Звери одолели меня. Я упала спиной на песок. Один демон прополз по мне, его лицо было в нескольких дюймах от моего. Он набросился на мое горло, прямо там, сбоку, на том месте, где у меня был шрам, напоминавший мне о парне, о котором я старалась не думать каждую ночь.

Теперь я позволила себе. Позволила себе думать о нем впервые за столько лет.

Позволила себе подумать о моих родителях, раздавленных в разрушенном здании во время войны, которая не имела к ним никакого отношения.

Позволила себе подумать о маленькой потерянной девочке с темными волосами, за которой охотились в лабиринте. О маленькой девочке с темными волосами, оставшейся одной в разрушенном городе.

Позволила себе подумать о целой жизни, проведенной здесь, в ловушке собственного страха, в ловушке этих гребаных хищников, этих монстров, этих тварей, которые не видели во мне ничего, кроме скота…

И тогда я поняла. Я поняла, что страх — охватывает, закаляет и ожесточает.

Это превращается в ярость.

Чтобы она обратилась в силу.

Я не хотела умирать здесь.

Я позволила своей ярости выплеснуться наружу.

Я позволила ей выплеснуться через рот, глаза, пальцы и кончики волос. Я позволила ей взметнуться до самого неба, мимо звезд, луны, до самой Ниаксии.

И я почувствовала, как она потянулась ко мне.

Ночной огонь пронесся сквозь меня, окружая меня одеялом света, тепла и силы. Оно поглотило все: демонов, адских псов, вампиров. Поглотило мою кожу, мои глаза. Поглотило, прежде всего, мой гнев.

Я НЕ УМРУ ЗДЕСЬ.

Я схватилась за свои клинки, но мне не нужно было ими орудовать, когда я поднималась. Я едва помнила, как двигалась. Я едва помнила, как переступала через море белого пламени, через изъеденные ночным огнем трупы, которые могли быть животными, могли быть вампирами, по пути вверх, поднимаясь и поднимаясь.

Я остановилась только тогда, когда достигла вершины, когда я посмотрела на небо и увидела луну.

Внезапно я снова почувствовала себя такой маленькой. Осознание вернулось в мое израненное смертное тело. В животе забурлила тошнота. Ноги почти отказали, и я вытянула руку, чтобы устоять на ногах.

Пламя угасло. Мои глаза с трудом привыкали к темноте после такого ослепительного света.

Я была на вершине стены, в центре Колизея. Моя рука упиралась в раму единственных оставшихся ворот, остальные теперь представляли собой лишь обугленный, искореженный металл. Я чувствовала себя странно, неустойчиво и пусто. Позади меня на песке арены, на осыпающейся стене из выжженных камней и груды чистых белых костей, вырисовывалась картина разрушения.

Зрители молча наблюдали за происходящим, тысячи глаз смотрели на меня. Их лица слились воедино. Винсент был где-то там. Я собиралась поискать его, но вместо этого мой взгляд устремился вниз, всего в нескольких шагах от меня, туда, где тропинка с другой стороны арены упиралась в вершину стены.

Райн.

Он стоял на коленях и смотрел на меня. И то, как он смотрел на меня, было первым ощущением реальности.

Настоящим, непростым, и… запутанным.

Потому что он смотрел на меня в полном благоговении, как будто я была самым невероятным существом, которое он когда-либо видел. Как будто я была гребаной богиней.

Я моргнула, и слезы потекли по моим щекам. Все, что я вскрыла в себе, чтобы получить доступ к этой силе, кровоточило, как открытая рана.

Сначала Райн медленно поднялся.

А потом пошел так быстро, что я не успела среагировать, когда он закрыл пространство между нами несколькими длинными шагами, затем он сразу оказался вокруг меня в крепких объятиях, и мои ноги оторвались от земли, а мои руки были на его шее, и я позволила ему обнять меня. Позволила себе прижаться к нему. Позволила себе зарыться лицом, залитым слезами, в теплое пространство между его подбородком и горлом.

И сейчас ни одна вещь, ни зрители, ни арена, ни арка, ни Ночной огонь, ни сама Ниаксия не существовала, кроме этого момента.

— Ты на минуту меня встревожила, — пробормотал он мне в волосы, его голос был хриплым. — Я должен был догадаться.

Он опускал меня, пока мои ноги снова не коснулись земли, затем отпустил меня. Покачиваясь и испытывая головокружение, я смотрела на трибуны.

Винсент был прямо впереди, на полпути через арену. Он полустоял, его глаза были широко раскрыты и не мигали. Одной рукой он держался за перила. Другая сжимала его грудь, словно пытаясь удержать его собственное сердце.

Должно быть, я была слаба от потери крови. Потому что мне даже показалось, что, возможно, я увидела серебристую полоску на его щеке.

— Пойдем, — тихо сказал Райн, положив руку мне на спину.

Я повернулась к двери, и призрачная тишина Лунного дворца встретила нас с распростертыми объятиями.

Антракт

Юная девушка думала, что она влюблена, или что-то в этом роде. Быть молодой и влюбленной — невероятная вещь. Это так многому учит.

У нее никогда не было друга ее возраста, и поэтому она научилась делиться частичками себя с другими.

У нее никогда не было возлюбленного, поэтому ей пришлось учиться целоваться и прикасаться.

Она знала, что ее отец не одобрит этого, поэтому научилась скрывать от него свои чувства.

Ее темный мир стал немного светлее, холодные комнаты — немного теплее. Ее молодой человек был застенчивым и милым, и, казалось, он был очарован ею. Она проводила долгие дни, повторяя каждое его слово.

Возможно, в другом мире эти два человека не нашли бы много общего. Но в этом мире, в котором у них было так мало всего остального, они стали друг для друга всем.

Они влюбились друг в друга сильно и быстро, и юной девушке нравился этот порыв. Она хотела большего. Они оторвались друг от друга, тяжело дыша и жаждая еще больше кожи друг друга.

Юная девушка никогда раньше не сталкивалась с сексом.

Но как же она этого хотела.

В ту ночь она знала, чего хочет от него. Что она хотела дать ему взамен.

Они встретились в его комнате. Их поцелуи были беспорядочными и неистовыми, сопровождались вздохами и стонами, когда губы касались чувствительной плоти. Желание друг друга накрыло их пьяной дымкой, усиливаясь с каждым сорванным слоем ткани.