Своими узловатыми, артритными руками она порылась в скомканной куче рядом с собой, затем бросила кусок ткани мне через всю комнату.

— Лови.

Я поймала его в кулак, затем развернула. Шелковая лента была почти такой же длины, как мой рост, и потрясающего глубокого фиолетового цвета с золотой вышивкой по краям.

— Это заставило меня думать о тебе. — Илана прислонилась к дверному косяку и сделала еще одну затяжку сигарой.

Я не стала спрашивать, где она взяла что-то подобное. Возраст не сделал ее пальцы менее ловкими или липкими.

— Тебе стоит оставить его себе. Я не ношу такие вещи. Ты же знаешь.

Изо дня в день я носила только черную, простую одежду, которая привлекала мало внимания и позволяла мне свободно двигаться. Я никогда не носила ничего яркого (так как это привлекало бы нежелательные взгляды), струящегося (так как это позволило бы кому-то схватить меня) или ограничивающего (так как это препятствовало бы моей способности бороться или убегать). Я носила свои кожаные куртки большую часть времени, даже в гнетущую летнюю жару. Они были безопасными и ненавязчивыми.

Конечно, возможно, я восхищалась красивыми вещами так же, как и все остальные. Но меня окружали хищники. Тщеславие было на втором месте после выживания.

Илана насмешливо улыбнулась.

— Я знаю, что тебе это тоже нравится, крыска. Даже если ты слишком боишься их носить. Проклятый стыд. Молодежь понапрасну растрачивает свою молодость. Красоту тоже. Тебе идет этот цвет. Танцуй с ним хоть голой в своей спальне, мне все равно.

Я вскинула бровь, разглядывая ее коллекцию оттенков.

— Так вот что ты делаешь со своими лентами?

Она подмигнула.

— Все это и даже больше. И не притворяйся, что ты тоже этого не делаешь.

Илана никогда не была в моей комнате, но она знала меня достаточно хорошо, чтобы понять, что у меня действительно есть один ящик, забитый маленькими разноцветными безделушками, которые я собирала годами. Вещи, которые были слишком бесполезными, чтобы носить их в этой жизни, но которые, возможно, я могла бы мечтать носить в другой.

Сколько бы я ни пыталась объяснить ей, Илана не понимала моей осторожности. Она уже много раз давала понять, что с осторожностью покончено — «Покончено!» — заявляла она.

Честно говоря, я не знала, как старая летучая мышь выживала так долго, но я была благодарна ей за это. Люди, которых я видела в трущобах сегодня утром, были совсем не похожи на меня, а вампиры, окружавшие меня, и того меньше. Только Илана оставалась где-то между ними, как и я.

Хотя и по совершенно разным причинам.

Я выросла в этом мире, но Илана присоединилась к нему по собственной воле десять лет назад. Будучи подростком, я была очарована ею. Я встречала мало других людей. Тогда я еще не понимала, что Илана даже среди людей была… уникальной.

Илана снова коснулась своей шеи. Я поняла, что ткань, зажатая в ее кулаке, не была красной, или, по крайней мере, не была такой изначально. Я подошла ближе и заметила раны на ее горле — три из двух. Затем повязку на запястье, которые прикрывали следы подношений для Ниаксии — неизвестно, сколько еще. Должно быть, мое лицо изменилось, потому что она снова рассмеялась.

— Сегодня был грандиозный ужин, — сказала она. — Мне за него хорошо заплатили. Заплатили за то, чтобы красивые мужчины сосали мою шею всю ночь. Моя молодая сущность была бы в восторге.

Я не могла заставить себя даже улыбнуться.

Да, я понятия не имела, как Илана выжила так долго. Большинство добровольных продавцов человеческой крови, которых было немного, погибали в течение года после начала работы. Я слишком хорошо знала, как мало самоконтроля у вампиров, когда их охватывает голод.

Мы с Иланой никогда не согласимся с некоторыми вещами.

— Меня не будет некоторое время, — сказала я, меняя тему. — Я просто хотела сообщить тебе, чтобы ты не волновалась.

Лицо Иланы стало неподвижным. Даже в тусклом свете я увидела, что она побледнела на два тона.

— Вот сволочь. Ты это делаешь.

Мне не хотелось заводить этот разговор, хотя я знала, что он состоится.

— Тебе стоит подумать о том, чтобы временно покинуть внутренний город, — продолжила я. — Поехать в районы. Я знаю, ты ненавидишь это, но по крайней мере там…

— К черту это!

— Это Кеджари, Илана. Здесь небезопасно для тебя, как и для любого человека за пределами защищенного района.

— Защищенный район. Эти трущобы. Есть причина, по которой я уехала. От них воняет несчастьем. — Она сморщила нос. — Страданиями и мочой.

— Там безопасно.

Я не упустила иронии, сказав это, когда я была вся в крови после возвращения из того места.

— Не неси чепуху. Безопасность переоценена. Что это за жизнь? Ты хочешь, чтобы я уехала, когда на пороге моего дома произойдет самое захватывающее событие за последние два столетия? Нет, милая. Я этого не сделаю.

Я говорила себе, что буду сохранять спокойствие — я знала, что Илана, скорее всего, не станет меня слушать. Тем не менее, я не смогла сдержать разочарование в своем голосе.

— Ты ведешь себя глупо. Это всего лишь несколько месяцев. Или даже несколько дней! Если бы ты уехала только на открытие…

— Глупая здесь ты! — прошипела она. — Это он говорит? Так он называет тебя, когда ты хочешь сделать что-то вне его контроля?

Я выдохнула сквозь стиснутые зубы. Да, Винсент назвал бы меня глупой, если бы я отказывалась защищать себя без веской причины. И он был бы прав.

Человеческий район может быть трущобами, но, по крайней мере, у людей там была защита. А здесь? Я не знала, что случится с Иланой или с любым человеком во внутреннем городе, когда начнется Кеджари. Особенно с теми, кто уже подписался своей кровью.

Я слышала истории о том, как людей использовали на этих турнирах. Я не знала, что из них правда, а что преувеличение, но от них у меня сводило живот. Иногда мне хотелось спросить Винсента, но я знала, что он подумает, что я беспокоюсь за себя. Я не хотела, чтобы он беспокоился обо мне больше, чем уже беспокоился. И… он не знал, насколько мы с Иланой сблизились за последние несколько лет.

Винсент многого не знал. Части меня, которые не соответствовали его видению того, кем я была. Точно так же, как были некоторые части меня, которые Илана никогда не поймет.

Тем не менее, я не знала, что бы я делала без них. Здесь у меня не было семьи. Кто бы ни был со мной в том доме, когда Винсент нашел меня, он был убит. Если какие-то дальние родственники и остались, то они были заперты где-то там, куда я не могла добраться, по крайней мере, до тех пор, пока не одержу победу в Кеджари. Но у меня был Винсент, и у меня была Илана, и они стали всем, чем я представляла себе семью, даже если ни один из них не мог понять все противоречия во мне.

Теперь, когда вероятность потерять Илану вдруг показалась слишком осязаемой, страх сжал мое сердце и не желал его отпускать.

— Илана, пожалуйста. — Мой голос странно звучал. — Пожалуйста, просто уходи.

Лицо Иланы смягчилось. Она положила сигару в переполненную пепельницу и приблизилась настолько, что я смогла сосчитать морщинки вокруг ее глаз. Ее рука погладила мою щеку. От нее пахло дымом, слишком резкими духами с ароматом роз и кровью.

— Ты милая, — сказала она. — Колючая, но милая. В кислой манере. Как… как ананас.

Вопреки всему, уголок моего рта искривился в подобии улыбки.

— Ананас?

Какое нелепое слово. Зная ее, она, вероятно, выдумала его.

— Но я устала, милая. Устала бояться. Я уехала из округа, потому что хотела посмотреть, каково здесь, и это оказалось именно тем приключением, которое я хотела. Я каждый день рискую своей жизнью, чтобы быть здесь. Как и ты.

— Тебе не нужно быть глупой.

— Это своего рода бунт, чтобы больше не переживать. Я знаю, что ты знаешь это так же хорошо, как и я. Даже если ты засунешь цвета в дальний угол комода. — Она бросила взгляд на мою испачканную кровью одежду. — Даже если ты прячешь их в тени переулков района.