Надо мной склонился Райн.

— Что ж, — сказал он, скрестив руки, — это не заняло много времени.

Чертов придурок.

Вслух пробормотала я.

Последнее, что я увидела, прежде чем потеряла сознание, была его широкая ухмылка, обнажающая два очень длинных, очень острых клыка.

— Всегда пожалуйста, Орайя.

И последнее, что я услышала, был голос Винсента в моей голове:

— Какого черта ты только что сделала?

Антракт

Позвольте мне рассказать вам о первом случае, когда ребенок захотел быть тем, кем он не является.

Пять лет — это миг для вампира. Полжизни для маленького человечка. Король тщательно оберегает свою новую приемную дочь от остального кровавого мира. Он дает ей все, о чем она только может мечтать в четырех стенах.

Девочке исполняется одиннадцать лет, прежде чем ее желания выходят за пределы этих стен. Король старался быть для нее всем, но при всей своей привязанности и защите он был старше ее на несколько сотен лет, к тому же совершенно другого вида.

Девочка помнила жизнь, которая была у нее до того, как она попала сюда — пусть даже эти образы были мимолетными, изъеденными временем. Для столь юного ребенка годы длинны, а воспоминания так коротки.

Тем не менее, она помнила, что у нее была жизнь до этого. Жизнь с людьми, которые были похожи на нее.

Однажды вечером, когда король пришел навестить ее, она спросила его о своей семье. Это было не в первый раз. Она узнала выражение его лица, когда он готовился дать ей тот же ответ, что и всегда, в тысячный раз.

— Я знаю, что моих родителей больше нет, — быстро сказала она, прежде чем он заговорил. — Но должны быть и другие.

— Другие?

— Другие, как я.

— Люди.

Девочка кивнула. Король молчал.

Девочка подошла к книжному шкафу и достала фолиант, который весил почти столько же, сколько она сама. Ей пришлось побороться с ним, чтобы дойти до стола. Он с грохотом упал на деревянную поверхность, и она пролистала книгу с картами.

— Ты нашел меня в западных регионах Дома Ночи.

Король удивленно моргнул. Он никогда не рассказывал ей подробностей о том, где ее нашли.

Девочка слегка засияла, довольная тем, что произвела впечатление на своего отца.

— Я догадалась, — сказала она. — Территория Ришан. Верно?

Она не могла разглядеть лицо отца. Он кивнул.

— Где именно? — Ее палец провел по выцветшим линиям — городам и поселкам, которые существовали для нее лишь как чернила на карте.

— Это не имеет значения.

Девочка сделала паузу. Это имело значение. Очень большое значение.

Она научилась тщательно подбирать слова.

— Возможно, кто-то все еще там. Ищет меня.

— Но здесь у тебя есть дом, маленькая змейка. — Король одарил ее маленькой, теплой улыбкой. — Дом, который тебе подходит. Может быть, твоя кровь и красная, но твое место здесь.

Он не понимал. Здесь у нее был дом, но жизнь в его стенах была связана с постоянным страхом.

— Нет, — сказала она. — Здесь все хотят меня убить.

Король не стал спорить с ней. Он уже много раз говорил ей, что это правда.

Наконец, он вздохнул.

— Я нашел тебя в месте под названием Салины. Далекий район по ту сторону границ Дома Ночи. Но даже если бы у тебя была семья, живущая там, Орайя, я не смог бы найти их для тебя.

Девочка не понимала, как крепко она держится за эту надежду — эту хрупкую, придуманную реальность, пока та не разбилась у нее в груди.

— Почему? — выдавила она.

— Это территория ришан. Как король хиаджи и правитель Дома Ночи, я не могу идти туда без предупреждения.

— Тогда я могу. — Она не колебалась. — Я пойду.

Он рассмеялся, но она огрызнулась:

— Это не шутка!

Улыбка короля померкла. Он долго смотрел на свою дочь.

— Ты — человек, — сказал он. — Для тебя это слишком опасно.

— Тогда обрати меня, — ответила она. — Сделай меня такой же, как ты. Я читала об этом.

— Этого я тоже не могу сделать, Орайя.

Еще одна надежда рухнула. Ее глаза горели.

— Почему?

— Потому что ты слишком дорога мне. — Он погладил ее по волосам. — Два из трех обращений заканчиваются смертью. Это больше половины. Я не стану рисковать твоей жизнью.

У нее перехватило горло. Ее глаза щипало. Ей приходилось изо всех сил сдерживать слезы. Она была на пороге того возраста, когда дети начинают понимать будущее. И в этот момент девочка поняла, что эта правда, эта тюрьма ее собственной человеческой плоти обрекает ее на жизнь в этих четырех стенах.

Она вихрем бросилась к отцу, ее маленькие ручки сжались в кулачки.

— Должно быть же хоть что — то, — сказала она. — Должен быть какой-то способ. Должен быть.

Король усмехнулся, но его глаза были отрешенными и печальными.

— Такие зубы.

Он замолчал на долгий миг, его улыбка перешла в серьезное раздумье. Он молчал так долго, что казалось, будто его разум переместился в совершенно другой мир. Маленькая девочка знала, что лучше не мешать, поэтому она наблюдала за ним и ждала.

Она уже научилась читать выражения его лица, но это было чужим. Более десяти лет спустя она вспоминала этот разговор и понимала, что то, что она видела в нем тогда, было конфликтом — выражением настолько редким, что она не знала, как его распознать. Она бесчисленное количество раз вспоминала эту ночь и думала о том, что отец скажет ей дальше. Вопрос без ответа о том, что он обдумывал в том молчании, будет еще долго преследовать ее.

Но девочка ничего этого не знала. Она просто ждала. Наконец, король наклонился вперед в своем кресле, положив руки на колени.

— Есть один способ, с помощью которого ты можешь однажды стать такой же могущественной, как я.

Надежда захлестнула ее.

— Каким образом? — вздохнула она.

Рот короля искривился в горькой улыбке.

— С помощью дара богини.

Глава

13

Смех был низким и глубоким, грубым и мягким одновременно, тихим, и все же он властвовал над комнатой. Это было первое, что просочилось в мой одурманенный разум, первое, что прорезало мое затуманенное сознание.

Я перевернулась. Мое тело протестовало симфонией болей, но это было ничто по сравнению с тем, что было раньше. Отсутствие боли было ошеломляющим.

Когда я прогнала сон, первое, что я увидела, были темно-черные крылья, блеск перьев отражал теплые штрихи света фонаря. На арене у меня не было времени, чтобы как следует полюбоваться крыльями Райна, но они были, как бы мне ни хотелось это признать, очень красивыми.

Я видела крылья ришанов гораздо реже, чем крылья хиаджей, и никогда не видела крыльев такого уникального цвета, как эти — темно-черные, с маслянистым блеском красных, фиолетовых и синих.

Райн присел перед Мише, которая сидела на кофейном столике. Он держал ее ногу, над которой склонился, казалось, с напряженной сосредоточенностью, а в другой руке держал рулон бинтов.

— Я же просил тебя не двигаться, Мише, — пробормотал он.

— Это занимает слишком много времени.

— Ты можешь оставаться неподвижной в течение двух гребаных минут.

Его слова были грубыми. И все же, тон его был намного мягче, нежнее.

Мише издала многострадальный вздох и заерзала, как нетерпеливый ребенок.

Я снова моргнула, и остальная часть комнаты оказалась в фокусе. Мы находились в помещении похожем на очень-очень хороший дом, хотя и устаревшей на несколько веков. Вдоль стен стояли фонари, освещенные смешением огня и сине-белого света, который мерцал на парчовых обоях в странном контрасте тепла и прохлады. Я предполагаю, что стена из плотных бархатных штор закрывала восточную половину комнаты и все окна. Повсюду была искусно расставлена великолепная мебель, сделанная из темного красного дерева или мраморного черного камня и обтянутая шелковистой парчой. Все это казалось реликвиями другой эпохи, но выглядело так же безупречно, как если бы было сделано вчера.