– А меня разве не надо? – усмехнулся отец и погрозил пальцем. Но то была шутка, и оба знали про это. И счастливый смех пронёсся над водами предутреннего моря. Настя полезла целовать отца, благодаря за столь отменный завтрак.

– Погоди, дочка! Посмотрим, как сумеем ещё наловить! На наживку лучше пойдёт' Дай срок и у нас будет еда! А там и путь скоро закончится! Живём ещё!

С этой ночи их жизнь пошла всё лучше. Рыба ловилась, а через два дня встретили довольно большое судно, и Тимофей с Настей упросили купца продать им еду на целую неделю, заплатив вдвое дороже. Но это никого из мореходов не волновало.

– Узнал, что скоро будет большая речка, – говорил Тимофей, довольный и обнадежённый близостью устья. – Сулак прозывается. Да до неё нужно большой мыс обходить. Значит, больше двух дней можем потерять. Как быть, дочь? Пораскинь-ка своими мозгами. Ты у меня сообразительная.

– Я в этом ничего не соображаю, тятя! Даже не спрашивай. Может, что и будет, да трудно сказать... Могу и ошибиться...

– А ты напрягись. Иногда получается, я знаю. Вспомни, как тебе показалось, что мама попадёт в смертельную опасность и может погибнуть! Так и случилось! Ну же!

– Тогда мне нужна тишина и сосредоточенность! А сколько это будет продолжаться, я не знаю. Может, ничего не появится в голове. Ну что?

– Давай! Я готов, – согласился Тимофей. – Я стану немым и незаметным.

Настя села на среднюю банку, опустила голову к коленям и закаменела. Отец с сочувствием посматривал на неё, на парус и чуть шевелил рулевым веслом. Немного про́тивный ветер заставлял идти галсами, и он то и дело менял положение паруса.

Уже близился вечер, а Настя всё сидела неподвижно и даже не шевелилась. Тимофею стало не по себе. Может, случилось с нею что-то? И всё ж вмешиваться не стал. Тихонько приготовил себе и ей рыбу в котле, сдобрив подобие ухи корешком и пучком пахучих трав. Настя утром сходила на берег и собрала их вместе с дровами.

От судна, что обогнало их лодку, Тимофей узнал, что они завтра начнут проходить длинную косу или полуостров. А к вечеру могут обойти её и выйти в обширный залив. И море там всюду мелкое и много рыбы. Последнее его обрадовало. Ведь от людей обогнавшего судна он смог получить лишь краюху хлеба и пару луковиц с яблоками. И всё за серебро, которое он вынужден был отдать за такую мелочь. Зато у них был лук, и Тимофей совсем немного покрошил его в похлёбку сырым. Ждать пробуждения дочки не стал и осторожно поел, чувствуя, что с такой едой до Астрахани трудно дойти.

Солнце уже село, сумерки медленно сгущались. Далёкая волнистая линия гор ещё полыхала яркими красками заката. И тут встрепенулась Настя. Выпрямилась и устало потянулась всем телом. Встала и уставилась на закат. Тимофей с нетерпением взирал на дочь, ожидая ответов на его вопросы о будущем. Не вытерпел.

– Ну что ты молчишь, Настя? – чуть не кричал он. – Говори же!

– Что говорить, тятя? Мы ещё долго будем добираться до Астрахани.

– Это по какой такой причине? – испугался отец.

– Лодка у нас чуть не пропадёт, тятя. Вот и задержка случится. Долгая...

– А точнее не скажешь, дочка? – с беспокойством, спросил отец.

– Не скажу. Сама не знаю. Только зимовать будем на плоском острове. Он довольно близко находится. Вот всё, что могу тебе сказать, тятя. Больше не спрашивай. Устала смертельно! Спать хочу. Можно?

– Да что с тобой делать? Спи, конечно. Потом разбужу...

Настя так и не попросила похлёбки, хотя запах ещё плавал в воздухе струями.

Потом Тимофей несколько дней вспоминал слова Насти. Они тревожили, давали пищу для сомнений и даже страхов. Ведь слова дочки так тревожили. Стало быть, их ожидают большие неприятности или потрясения. Как-то стоило попробовать задуматься и определить, что их ждёт в скором будущем. Буря? Так они их уже пережили достаточно. И так почти каждый день сильный ветер мешает идти в нужном направлении. Что ещё сможет так сильно изменить их продвижение, что зимовать будем в море? Или на каком-то острове? Сама Настя толком мало что может пояснить,

Тем временем они успешно прошли остров и полуостров, о котором упоминали моряки. Дальше об островах Тимофей ничего не знал и настроение улучшилось. И три дня лодка упорно шла против ветров, делая в день не больше пятнадцати вёрст. А шли и ночами. Следовали берегом, и Тимофей вдруг определил, что берег круто поворачивает на заход и это обескуражило его. Он полагал, что Астрахань точно на севере. Тогда почему лодка идёт на заход? Или это берег тут делает заворот?

Однако долго раздумывать не пришлось. Начался сильный ветер и упорно поворачивал от захода. Лодку неуклонно сносило дальше на восход. С порванным парусом управляться оказалось трудно. Лодка плохо слушалась руля, ветер часто грозил развернуть её боком к волне. Тогда вставала явная угроза опрокидывания. Близился вечер. Нагнало тучи, стало темно. Ожидался дождь. А в лодку постоянно забрасывало воду и пену с гребней волн. И это только начало бури!

Отец с дочкой в ужасе всё это наблюдали. Молились всем известным богам, прося защиты и спасения от пучины морской. Она больше всего пугала этих сухопутных людей.

Настя вдруг вспомнила свои видения и успела отругать себя за бездействие. «Ведь можно было что-то сделать! – думала она в отчаянии. – Стоило сделать остановку на последнем острове. Нет! Прошли дальше! И вот тебе буря! Настоящая!»

Дальше она не додумала. Парус лопнул и затрепыхался, продолжая рваться на куски. Те улетали в море, в густые сумерки. Голос отца вывел Настю из оцепенения и ужаса:

– Настя, воду черпай! Затонем! Не спи!

На четвереньках Настя с трудом нашла черпак и судорожно стала черпать и выливать за борт воду. А та всё захлёстывалась в лодку, и конца этому не видно.

Оглушительный удар грома опрокинул Настю на дно прямо в волнующуюся там воду. В ней ещё плавали нехитрые вещи и предметы. Ужас окончательно поверг девушку в слезы. Те мешались с дождём, что хлынул с небес сплошным потоком.

Сколько времени так продолжалось, Настя не знала. Она отдалась на волю богам и шептала молитвы и заклинания, не понимая их смысла. Отца она не видела в опустившейся на море ночи. Лишь частые молнии и гром чуть сотрясали исхудавшее тело, вжатое в доски лодки. Иногда она машинально черпала воду, ничего не сознавая при этом. Воля и сознание почти померкли.

Словно издалека, она вдруг услышала вопль отца:

– Настя! Нас выносит к берегу! Приготовься! Смотри при молнии!

Эти крики как-то помогли ей очнуться и ощутить реальность. Она приподняла голову в надежде увидеть берег. Молния запаздывала, а волна нет. Девушку окатило и она едва не вывалилась за борт. Судорожно схватившись за борт, еле удержалась.

Успела чуть нахвататься воздуха, как лодку обо что-то ударило бортом, и она перевернулась. Настя отлетела на сажень к берегу и каким-то чутьём погребла к берегу. Её било о камни, волочило по гальке и песку. Едва удавалось высунуть голову и хватануть немного воздуха. Мыслей не было, была одна жажда выжить в этой круговерти волн и грохота грома. А молнии сверкали всё реже. Но этого Настя не замечала. Открыть глаза было страшно. Даже мысли об отце не появилось.

Ноги коснулись песчаного дня. Инстинктивно она засеменила на них дальше по берегу, спеша побыстрее уйти от волн, что накатывались на пляж. Вал легко свалил её, и завертел среди песка и щепок от лодки. Несколько раз ударил о камни. И всё же она выбралась на пляж и свалилась без сил. Девушку вырвало, судорога корчила тело. Обессиленная, она свалилась на песок, и он показался ей мягкой периной, приятно обволакивающей её избитое тело.

Грохот валов уже не пугал, в ужас не бросал. Голова ещё мало что соображала. Но вскоре молнией сверкнула мысль: отец! Что с ним, где он? Поспешила встать, но её опередил голос, показавшийся восхитительной музыкой:

– Настя! Настя! Ты жива!? – рука отца коснулась плеча. Слезы брызнули из глаз мешая ответить. Лишь вздрагивала своим исхудавшим телом, всхлипывая.