Теперь мужики вдвоём могли уходить в лес на охоту и с едой стало получше.

А Айсе перестала заниматься огородом и Тимка сам посеял рожь и ухаживал за сво­им «полем», в то время, как Айсе словно ничего не замечала. Она лишь бродила во­круг, собирала травы и копала корешки. И постоянно заваривала себе травы и пила эти отвары постоянно.

– Ты заметил, как изменилась Айсе? – спросил Тимка перед тем, как разойтись.

– Я особо не присматривался, Тима. К чему мне? – Ответил Таган и в его словах легко угадывалось замешательство. Тимка понял, что парень просто не хочет его расстраивать. – А что с нею?

– Она ненавидит дочку, понял ты? Как такое может быть? И я побаиваюсь за На­стю. Иногда слышу её слова к ней по ночам, когда надо её кормить. Жуть берет!

– Тогда твои страхи легко понять, – посочувствовал Таган. – И что решил?

– Что тут решать? Ничего не решил. Вот тебе сказал. Может, что подскажешь?

Они расстались, так и не договорившись ни до чего. Пришлось Тимке ждать и на­деяться на лучшее в её здоровье и отношении к дочери. И вдруг ощутил в себе по­требность сильнее любить дочку, раз мать на такое не способна. И с этого дня постоянно уделял девочке как можно больше внимании. Даже иногда брал её в лес и скоро понял, что Настеньке там очень нравится.

Айсе безразлично отнеслась к такому. Тимка даже не был уверен, что она могла заметить повышенную любовь отца к дочери.

Так они и жили, и время неумолимо неслось всё вперёд и вперёд. И вот дочке уже шесть лет. Она стала красивой и быстрой в движениях. Смелость её часто ужа­сала отца. А один случай просто оглушил его. Была середина лета, и Настя куда-тс пошла. Это не вызывало беспокойства. Она делала так часто, что даже Тимофей при­вык к этому. Тем более что дочь всегда возвращалась невредимой. Ничего почти не рассказывала, лишь говорила, как ей нравится слушать птичек и старалась их по­нять. Отец смотрел на неё с умилением и любовью. Настя это чувствовала и тоже с любовью всегда целовала бородатое лицо отца и почти не замечала мать. Как и та её. Тимофея это немного раздражало, но он уже свыкся с такими выходками своих родных и терпел.

И в тот день он взял лук и пошёл бродить в лес, надеясь подстрелить зайца или чего покрупнее. Как повезёт. Опыт у него уже имелся богатый и с охотой де­ла шли хорошо.

Верстах в двух было логово волчицы. Там была её семья, и Тимофей знал то ме­сто. Намеренно туда не шёл, но вдруг оказался поблизости. Когда узнал место, хо­тел повернуть назад, но вдруг услышал далёкий голос, человеческий голос.

Стал, как вкопанный и озирался по сторонам. Подумал, что туземцы пришли сюда на свои ежегодные празднества в честь своих богов. Но время уже прошло и они не должны были вернуться – уже отпраздновали. Он замер, прислушиваясь. И вновь услышал голос, решил подойти ближе, изготовил лук на всякий случай. Логово волчица устроила под огромной лиственницей, вывернутой давней бурей. То было на пологом склоне, а перед ним редкий низкорослый лес. И через него он увидел свою Настю. У той на коленях играл волчонок, а шагах в трёх сидела волчица и грозно скалила зубы. Тимка замер в страхе и уже поднял лук, когда услышал голос Насти:

– Ну чего ты скалишься, мама! Я ведь только играю. Смотри, как он прытко ку­выркается. И другие ко мне лезут! Уймись ты!

Волчица ещё грознее оскалила пасть, но не тронулась с места. Наблюдала, как ещё два волчонка ввязались в игру с Настей и всем было весело.

Отец стоял и наблюдал, боясь пошевелиться и спугнуть игру и спокойствие зве­ря. Показалось, что Настя уже не первый раз здесь. Уж слишком уверенно она ведёт себя с волчицей. И та не делает попыток даже отогнать девочку, не то, что схва­тить и загрызть. И он так и стоял, не решаясь ни на что.

В голове стали возникать воспоминания и наконец он сообразил, что Настя нас­только вжилась в природу тайги, обладает такими дарами, которые позволяют ей об­ходиться со зверьём на равных. Такое в голове не вмещалось. И он тихонько, ста­раясь не шуметь, стал отходить. Благо ветерок шёл не от него к логову.

Отойдя шагов на пятьдесят, остановился и, подумав немного, позвал Настю.

В наступившей тишине услышал ответ:

– Тятя! Я сейчас! Жди! – и услышал вскоре шум травы и веток. Появилась На­стя и с невинной улыбкой спросила: – Тять, ты меня искал? Зачем?

– Настенька, – бросился он к дочке, – как ты могла так поступить? Я чуть ума не лишился, увидев тебя рядом с волчицей. И не страшно?

– Нет, нисколечко! Она меня не трогает. Мы с нею дружим уже много дней. А какие забавные щенята, не правда ли?

– Бог мой, Настя! Как же ты меня напугала! Обещай больше так не поступать.

– Ну тятя! Меня в лесу никто не трогает. Я уже давно со всеми дружу, и они меня даже оберегают. Однажды, ещё давно, один молодой волк хотел меня укусить. Другой так его покусал, что он на следующий день подполз ко мне и перекинулся на спину. Пришлось почесать его по брюху. Мы и подружились.

– Боже мой, что ты говоришь! – в голосе отца слышалось отчаяние. – Тебя же обязательно когда-нибудь загрызут, милая Настенька! Ну прошу тебя, не надо так сильно рисковать! Что мы с мамой будем делать, коль с тобой что случится ужасное?

– Что ты, тятя! А маме всё равно. Она меня не любит. Она злая.

– Зачем ты так говоришь, доченька? – уже строго взглянул он на дочь. – У мамы плохо со здоровьем и её надо жалеть. Она сильно болеет. Ты же уже видела, как часто она мучается от каких-то болей. Это после твоего рождения, Настюха!

– Значит, я винная в её хворях? – вдруг грубо спросила девочка.

– Что ты, моя хорошая! Просто так Господь решил. А ты тут ни при чем, малышка!

Он обнял девочку и вдыхал запах волчат, трав и всего леса. И стало так хоро­шо ощущать её худое тельце. Такое любимое, беззащитное и смелое. Почему безза­щитное, когда она может одна без оружия и взрослого мужика ходить так далеко в лесу, и никто её не трогает. И он сказал мягко, боясь оскорбить или обидеть:

– Ну ладно, Настюха. Хоть ты меня и испугала чуть не до смерти, но больше так не делай. И маме не говори. А то опять, хворь на неё набросится.

Девочка нехотя обещала, а отец точно знал, что обещания она не выполнит. И у него появилось смутное ощущение чего-то жутко страшного и близкого.

С начала осени Айсе стала хуже. Временами она чувствовала себя совершенно здоровой, но чаще хворь одолевала её. Она слабела на глазах и в это время стала высказывать желание и даже требовании уехать далеко-далеко. Как понял Тимофей, это далеко простиралось действительно очень далеко, и путь туда пролегал в неиз­вестном. Она не смогла чётко выразить своё желание, но то должен быть обязатель­но город и большой.

– У нас дочь и ей необходимы люди. А что тут? Как ей жить в такой глуши?

– Я могу согласиться с тобой, Ксюша. Однако всё это слишком трудное дело. В какие края ехать? На чем? И с чем мы там столкнёмся без денег? Просто так отсю­да не выбраться. А люди? Всегда можно найти стойбище туземцев. Тоже люди. Она к тому же частично к ним принадлежит. Это облегчит её жизнь.

– Глупости говоришь, Тимофей! Смотри, какая у нас дочь растёт! Красавица! И я должна такую дочь обречь на ужасное существование в стойбище чумазых охотников? Никогда, мой Тимоша!

Она не захотела больше с ним говорить об этом и замкнулась. Потом Тимошка заметил, что она стала куда-то уходить и возвращалась почти всегда к вечеру. И вид у неё был усталый и испачканный. Спросить побаивался. Вдруг вспыхнет злоба и ей опять станет плохо, что уже не раз случалось.

Даже Настя как-то заговорила о матери.

– Куда мама уходит каждый день? – спрашивала она у отца. – Я прослежу её и тебе скажу. Ладно?

– Мама может тебя заметить и ей будет неприятно такое, доченька. Может, не на­до? Раз ей это нравится, то пусть так и будет. Хоть отвлекает от её хворей.

Дочь ничего не ответила и убежала. А через неделю она опять при­жалась к отцу, и тот понял, что требуется послушать её очередной рассказ о её приключениях в тайге.