Как же она пропустила такое? Разумеется, эта часть воссоздания была самой сложной, поскольку затрагивала сугубо личную жизнь императора, а не ту, что у всех на виду. Да и вообще, императором Ашраван был не от рождения.
В общем, оказалось, что до завершения проекта гораздо дальше, чем ей казалось до сегодняшнего дня.
А время безвозвратно утекает!
Она добавила свое открытие к печати, над которой работала. В нее Шай сводила все переживания и опыт Ашравана на романтическом поприще. Все, что смогла обнаружить. Среди них нашлось место и смущению, и стыду, и гордости – всему тому, о чем она уже имела представление благодаря хроникам и личным записям императора. А также благодаря устным воспоминаниям его приближенных. Кроме того, идя на оправданный риск ради наполнения души императора истинной жизнью, она кое-что добавила от себя. Например, встречу с кокетливой женщиной, чье имя Ашраван, как ни силился, вспомнить не смог. Праздные фантазии.
Близость с той, кого уже и в живых-то нет.
Приходилось строить предположения, чтобы не оставить душу пустой, лишенной страстей.
Таких личных. Таких сильных.
Шай ощущала себя все ближе к Ашравану. И временами даже представлялось, будто она становится частью его самого. Шай уже не первый день вела параллельно две книги. Первая содержала в себе сугубо формальные сведения, без подробностей; у читающего эти записи должно было сложиться впечатление, что Шай в отведенные сроки не укладывается. Вторую книгу, с настоящими записями, она маскировала под неаккуратные стопки листов с бессмысленными заметками.
Шай действительно должна была выбиться из назначенного арбитрами срока, но вовсе не так сильно, как следовало из первой книги. Хотелось бы верить, что уловка даст несколько драгоценных дней, прежде чем Фрава нанесет окончательный удар.
Разыскивая листок с нужными записями, Шай наткнулась на один из списков нужных для побега действий.
«Во-первых, устранить кровавое клеймо на двери», – гласила зашифрованная запись.
«Во-вторых, заставить охранников молчать.
В-третьих, по возможности вернуть клейма сущности.
В-четвертых, сбежать из дворца.
В-пятых, немедленно покинуть город и оставить как можно меньше следов».
Далее Шай детально расписала, как именно будет выполнен каждый пункт.
Она не забросила идею побега. У нее были хорошие планы, но в последнее время она сосредоточилась на отчаянных попытках как можно быстрее закончить воссоздание души императора.
«Еще неделя, – заверила себя Шай. – Если справлюсь за неделю, то останется пять дней до крайнего срока. Вот тогда-то и нужно уносить ноги!»
День девяносто седьмой
– Что это? – произнес Харли, наклоняясь.
Этот крепкий Боец частенько изображал из себя человека более глупого, чем был на самом деле, что помогало ему выигрывать в карты. У него было двое детей, девочки не старше пяти, но это обстоятельство не мешало ему спать со стражницей из своего отряда. В глубине души Харли мечтал последовать по стопам отца и стать искусным плотником. А еще он пришел бы в ужас, обнаружив, как много Шай знает о нем.
Он подобрал с пола лист бумаги. Клеймящий только что ушел. Стояло утро девяносто шестого дня заключения. Пора было выбираться, и Шай наконец-то решила привести давно проработанный план в исполнение.
Печать императора не закончена, но план побега требует подождать еще одну ночь. А за очередную бессонную ночь Шай, несомненно, удастся завершить начатое.
– Должно быть, Костопалый обронил, – предположила Юил – второй охранник в утренней смене.
– Что там? – с подчеркнутым безразличием спросила Шай, не поднимаясь из-за стола.
– Письмо, – буркнул Харли.
Оба стражника, увлекшись чтением, затихли. Все Бойцы во дворце были грамотными, как и любой имперский служащий, по крайней мере второго уровня допуска.
Шай, несмотря на напряжение, сидела тихо и, заставляя себя дышать ровно, с безмятежным видом пила лимонный чай.
Содержание письма ей, разумеется, было известно. Ведь именно она и написала его, а затем ловко уронила позади клеймящего, едва тот вышел.
«Брат, – говорилось в письме, – я почти завершил здесь дела, и плата, которую получил, вполне может поспорить с той, что заработал Азалис в Южных провинциях. Пленница, которую я охраняю, едва ли стоит потраченных на нее усилий. Но кто я такой, чтобы рассуждать, за что мне дают немалые деньги. Я скоро вернусь. С гордостью сообщаю, что и второе задание успешно выполнено. Я выявил несколько способных воинов и собрал необходимые образцы – волосы, ногти и даже мелкие личные вещи. Уверен, что скоро мы обзаведемся здесь собственными стражниками».
Чтобы не вызывать подозрений у охранников, текст продолжался на другой стороне листа. И включал детали, которые Шай самой не полагалось знать, но о которых наверняка был осведомлен клеймящий.
Шай все же беспокоилась, что охранники заподозрят подделку.
– Ку-ну-кам, – прошипела Юил на родном языке, что можно было приблизительно перевести как «испражняющийся словами». – Сволочной имперский ку-ну-кам!
Охранники явно сочли письмо подлинным. Расчет был на то, что на солдат эффективнее действуют прямые слова, а не тонкие намеки.
– Можно и мне взглянуть? – небрежно поинтересовалась Шай.
Харли передал ей листок.
– Он что, и вправду собирал наши личные вещи? – хрипло спросил стражник.
– Не обязательно ваши, – ответила Шай, неторопливо прочитав письмо. – Да и не обязательно вещи Бойцов. Здесь прямо не говорится, что…
– Зачем ему наши волосы? – проговорила изумленная Юил. – Да еще и ногти?
Харли выругался на родном языке.
– Колдуны вроде него что угодно с тобой сотворят, окажись в их распоряжении частичка твоего тела. Ты же сама видела, как он каждый день клеймит дверь кровью Шай.
– Ну, вряд ли он многое сможет, располагая только волосами и ногтями, – скептически заявила Шай. – Да он просто хвастает. Чтобы сработали его печати, нужна кровь, и только кровь. Причем кровь свежая, взятая не позже чем за день. Уверена, в этом письме он просто рисуется перед братом.
– Все равно о том, что он пишет, даже помышлять негоже, – заявил Харли.
– Я бы не стала из-за этого беспокоиться, – пожала плечами Шай.
Стражники обменялись многозначительными взглядами.
Через несколько минут караул сменился. Харли и Юил ушли, перешептываясь, а поддельное письмо Харли спрятал в кармане.
Вряд ли клеймящего станут сильно бить. Зато припугнут обязательно.
По вечерам он наведывался в окрестные питейные заведения. Шай было слегка жаль его. Когда клеймящий получал весточку из дома, он приходил вовремя и порой выглядел воодушевленным. Когда новостей из дома подолгу не было, он пил. Сегодня парень казался грустным. Значит, новости запаздывали.
А то, что случится вечером, уж точно не сделает его счастливее.
Но тут Шай вспомнила клеймо на двери и повязку, которую приходилось накладывать на руку после того, как он пускал ей кровь, и жалость исчезла.
Едва караул сменился, Шай глубоко вздохнула и вернулась к работе.
Сегодня. Сегодня ночью она закончит.
День девяносто восьмой
Шай стояла на коленях среди разбросанных на полу эскизов печатей и исписанных убористым почерком страниц. Наступило утро, и через витраж лился солнечный свет, окрашивая комнату в красный, синий и фиолетовый цвета.
Перед ней на металлической пластинке лицевой стороной вниз лежала единая печать души, вырезанная из полированного камня. Камень души, как порода, от мыльного или другого мелкозернистого камня отличался в основном красными вкраплениями, казавшимися застывшими капельками крови.
