Байбаков начал перечислять: профессионалом, ответственным, любящим свое дело и т. д.

— Нарком прежде всего должен иметь бичачьи нервы, — сказал Сталин.

Впоследствии, когда стало можно, Байбаков описал эту сцену в своей книге.

Рассказывает Нугзар Борисович Журули, доцент, главный врач клинико-диагностического центра МГМСУ:

«Мне, наверное, повезло больше чем другим. Я много общался с Вениамином Юрьевичем в неформальной обстановке.

Когда я учился в аспирантуре, мне часто приходилось с группой спортсменов выезжать на соревнования (я — мастер спорта). Вениамин Юрьевич живо интересовался спортом и с удовольствием беседовал со мной после поездок, и вообще, спортивная информация из первых рук его крайне интересовала. Кроме того, у меня была машина, а значит, я был мобильный. Иногда подвозил Вениамина Юрьевича по делам. Иногда мы с женой приезжали к нему на дачу или домой, там обсуждались главы моей диссертации. Вспоминается теплая атмосфера у него дома. Импровизированные ужины в уютной небольшой кухне. Радушие Нины Федоровны. «Вот бы вернуть те времена», — говорит моя жена, когда мы вспоминаем прошлое.

Удивительных личных качеств был Вениамин Юрьевич.

Когда я защищал диссертацию, на Ученом совете при голосовании два голоса были против (из двадцати).

— Не расстраивайся, — сказал мне Вениамин Юрьевич, — это не тебе бросили черные шары, а мне.

— Почему же вы тогда своим научным противникам не бросили черные шары. Остальные защищающиеся получили по 20?

— Я никогда этого не делаю, — ответил он, — диссертанты не виноваты, что их руководители не могут найти общий язык.

Вспоминается еще один случай, когда профессор проявил себя поддерживающим людей, стремящихся в науку.

Выступая оппонентом на Ученом совете но докторской Вениамин Юрьевич оценил только положительные моменты диссертации, а потом заключил:

— О недостатках работы я уже рассказал соискателю в личной беседе.

Подобные истории о нем распространялись мгновенно, и мы уважали и любили его еще больше. Вениамин Юрьевич был человеком замечательного чувства юмора, я уже не говорю о любви к шуткам, розыгрышам, анекдотам.

Вот сценка с государственного экзамена.

Выпускник что-то отвечает по учебнику Курляндского — путается. Экзаменатор спрашивает:

— О лекциях Курляндского вы хоть слышали (а он обязан был их посещать во время учебы)?

— А как же, — вдохновляется студент, — только он давно умер.

Экзаменатор аж на стуле подскочил и стал требовать от комиссии поставить двойку. Курляндский, присутствовавший в комиссии, поинтересовался, в чем дело. Возмущенный экзаменатор рассказал. Как же хохотал Вениамин Юрьевич:

— Судьба классика! Известен после смерти!

Или другой случай, тоже на госэкзамене.

Отвечает студентка из Китая. Мнется, запинается. Вениамин Юрьевич слушал, слушал, а потом говорит:

— Вам по-русски отвечать трудно, давайте то же самое по-китайски.

Девушка преобразилась и зачастила. Вениамин Юрьевич поставил ей пятерку.

— Профессор, вы ведь не знаете китайского! — сообразил кто-то в комиссии.

— Вы же слышали, как быстро и уверенно она отвечала. Наверное, знает!

Он придерживался принципа: лучше о человеке думать хорошо, чем плохо.

Однажды профессор получил двойку.

На кафедре было нововведение — поставили машину информационного контроля с ответами «да» и «нет» и оценками ответов.

Вениамин Юрьевич сказал:

— Сначала попробую я.

Он нажал одну кнопку, другую — и машина выдала ответ «два». Все, кто был рядом, пришли в восторг.

— Этого нам не надо, — сказал Вениамин Юрьевич, — будем со студентами беседовать живьем.

И машину задвинули в дальний угол.

Вениамин Юрьевич был очень интеллигентным и корректным человеком. Он всегда был как бы нацелен на то, чтобы поддержать, протянуть руку помощи, вселить уверенность в собственных силах. Когда он вел консультации, обсуждал с врачами больного, он никогда не позволял себе при больном поправить врача, сделать замечание, осудить неправильно выбранный план лечения заболевания и отсюда неверный путь лечения. Он просил больного выйти, очень корректно объяснял ошибку и подсказывал правильное решение».

Вспоминает А. И. Воложин, заведующий кафедрой патофизиологии МГМСУ, в то время заведующий лабораторией:

«Интересно было наблюдать за Вениамином Юрьевичем на Ученом совете. Создавалось впечатление, что в течение всего совета он дремлет, но у него идеально работал сторожевой центр. Если была слышна фальшь или ложь, или высказывалась точка зрения, с которой он был не согласен, он тут же открывал глаза и выдавал такую реплику, которая иногда била наотмашь. Оказывается, он все слышал с самого начала и разбирался в вопросе лучше, чем те, кто слушал, изображая предельное внимание. Я не буду называть профессоров, которые проявляли беспринципность, в том числе по отношению к нему, но он это хорошо понимал и очень остро на это реагировал, причем вслух, при всех. Он не боялся этим наживать врагов. Если о нем говорили недоброжелательно за его спиной, то он никогда не пользовался таким методом. Он говорил открыто при всех. Он был воин. Если он знал, если он чувствовал свою правоту, причем правоту в вопросах принципиальных, он не останавливался ни перед чем и выступал всегда объективно, никогда не шел на компромиссы.

Об одном беспринципном выступлении он говорил однажды с трибуны Ученого совета так: «Тут коллега, выступая, был похож на одного оратора, который, к примеру, рассказывая о вазе, сказал, что ваза круглая. Но услышав реплику из зала, тут же поправился и объявил, что ваза, скорее, овальная, чем круглая. Опять реплика из зала. Оратор быстро реагирует: «Конечно если внимательно посмотреть, то ваза определенно квадратная». Говорил Курляндский это коллеге в лицо. И этот эпатаж означал: будь честным, не юли.

При всей демократичности Вениамин Юрьевич терпеть не мог когда его обманывали, ненавидел ложь. Если он с кем-то о чем то договорился, он всегда выполнял обещанное. Если же подводили его, он старался с этим человеком больше не общаться. Он говорил: «Если обманул один раз, больше я ему верить не могу».

Он действительно очень любил шутку, розыгрыши, анекдоты. Можно предположить, что удачная шутка помогала ему в мгновение сбросить усталость, спустить на тормозах напряжение и раздражение.

И еще — шутка, юмор просто доставляли удовольствие.

Маленький эпизод из жизни.

Роман Григорьевич Беленький был директором парка уборочных машин. В Москве тогда от снега убирались не только главные улицы, но и улочки и переулочки, а летом Москва просыпалась подметенная, умытая поливальными машинами. Трава и листья деревьев блестели водяными капельками, а воздух был свежим и напоенным запахами лета. Многие из этих ведающих чистотой машин выезжали из парка Р. Г. Беленького поздно вечером, когда москвичи уже спали, и рано утром, когда москвичи еще не проснулись.

Беленький по тем временам был большим оригиналом. Он построил в своем «парке» спальный корпус для рабочих, которые выходили в ночную смену, чтобы в перерыве они могли отдохнуть, спортивный зал, чтобы могли заниматься спортом, разбил клумбы и посадил цветы.

Курляндский и Беленький были друзьями не один десяток лет. Иногда играли в преферанс. Поиграть заезжал молодой Брежнев, когда прилетал с целины в Москву.

Роман Григорьевич был тоже большим любителем шутки. Нина Федоровна говорила:

— Не знаю, когда Роман шутит, а когда говорит серьезно.

— Сама не знаю, — не без юмора отвечала ей жена Романа Григорьевича Вера Васильевна.

Вот, например, диалог Вениамина Юрьевича и Романа Григорьевича перед отъездом Курляндского на отдых за рубеж с семьей.

Август 1977 года. Утром на дачной веранде за самоваром.

Роман Григорьевич:

— Пока вы будете разъезжать, я проведу звонок в дом, а то у вас в калитку не достучишься, хоть через забор перелезай.

Вениамин Юрьевич:

— Еще купи косу.