Влюбленным Еве и Николаю мешали родственники с обеих сторон.
Когда Николай уехал на обязательную военную службу, письма к Еве перехватывались, и ее убедили, что она забыта. Отец к тому времени уже тяжело болел, и надо было срочно пристроить старшую дочь. Еву выдали замуж за местного богача, а спустя год-два в Ставрополе появился Николай. Они встретились, и все разъяснилось. Николай опять уехал в Москву, а Ева, не долго думая, сбежала вслед за ним.
К моменту, когда Вениамин приехал учиться в Москву, у Евы уже рос маленький сын, и она была счастлива.
Вениамин Юрьевич поселился в комнате, где жила сестра с мужем, ребенком и няней. Муж Евы был журналистом, а она к тому времени начала работать в журнале «Интернационал молодежи».
Начался новый, московский, период в жизни провинциального молодого человека. Это было время интересной, напряженной учебы и адаптации к новым условиям, людям, к Москве.
Вениамину Юрьевичу посчастливилось слушать лекции выдающихся ученых-профессоров: хирурга А. В. Мартынова, которого называли «совестью московской хирургии», онколога П. А. Герцена, нейрохирурга Н. Н. Бурденко, первого наркома здравоохранения Н. А. Семашко, блестящих клиницистов-терапевтов Д. Д. Плетнева (погибшего во времена сталинских репрессий) и М. П. Кончаловского, анатома АН. Абрикосова, патолога И. В. Давыдовского, профессора М. Н. Шатерникова (ученика И. М. Сеченова), многих других выдающихся ученых, которые были олицетворением высоких профессиональных традиций русской медицины. Клинической базой лечебно-профилактического факультета l-ro Московского медицинского института были известные клиники на Девичьем Поле.
В институте Курляндский учился одновременно с Борисом Николаевичем Быниным. Отношения сложились дружеские, хотя Бынин был намного старше, ему исполнилось 40 лет. В 1939 году Б. Н. Бынин защитит докторскую диссертацию, станет профессором, заведующим кафедрой ортопедической стоматологии ММСИ (с 1943 по 1951 г.).
Курс, на котором учились Вениамин Курляндский и Б. Н. Бынин дал стране десятки профессионалов высокого уровня — врачей, ученых, которые строили советское здравоохранение, потом работали в полевых госпиталях и санитарных эшелонах. Большинство из них погибли на фронтах Великой Отечественной войны…
В 1927 году Наркомздрав вынес циркулярное распоряжение, в котором говорилось: «НКЗ считает возможным допустить квалифицированного техника к вспомогательным манипуляциям во рту, связанным со снятием слепка, определением системы протеза, причем ответственность за выполнение этих этапов в процессе протезирования целиком возлагается на врача (зубного). Также вспомогательные манипуляции разрешаются исключительно под руководством врача (зубного)».
22 июня 1930 года ЦК Союза Медсантруд, Наркомздрав, Московский областной отдел труда и Московский отдел здравоохранения вынесли решение об открытии четырехмесячных курсов, а с 15 ноября того же года начали функционировать девятимесячные курсы по переквалификации зубных техников в зубных протезистов при первом Московском государственном институте. Научным руководителем курсов был профессор И. Г. Лукомский. Студент Курляндский, уже имевший специальность и опыт работы зубным техником, получил возможность стать врачом. Чем он с успехом воспользовался. Он начал работать врачом-протезистом в лечебнице Красного Креста, а в 1934–1935 гг. — врачом-протезистом в ГНИИСО.
Одновременно с учебой и работой он постоянно бывал на кафедре хирургии челюстей и полости рта. Его настойчивость, целеустремленность, интерес к стоматологии были отмечены профессором И. Г. Лукомским.
В характеристике, данной студенту 5-го курса лечебно-профилактического факультета В. Ю. Курляндскому, профессор И. Г. Лукомский писал: «В. Ю. Курляндского знаю как серьезно интересующегося стоматологией, благодаря зубоврачебному образованию, знакомого с основами специальности, в частности хорошо владеющего зубопротезированием. В 1934–1935 гг. Курляндский систематически посещал челюстную клинику, принимал участие в операциях стационарных больных. Тов. Курляндский написал статью «Этиология и патогенез нарушений артикуляционного равновесия» и прочел в протезной секции Московского общества доклад на эту тему. Эта работа характеризует автора, как человека несомненно способного и обещающего превратиться в серьезного научного работника. Личные наблюдения за работой тов. Курляндского в качестве протезиста ГИСО и беседы с ним по вопросам протезирования убеждают меня в высказанной выше мысли и дают основание горячо рекомендовать для дальнейшей специализации по стоматологии и оставлении при кафедре с целью подготовки к научной деятельности».
Этот год можно считать началом научной карьеры В. Ю. Курляндского в стоматологии, а характеристику, данную И. Г. Лукомским — путевкой в большую науку. Позднее И. Г. Лукомский будет научным руководителем его докторской диссертации. В. Ю. Курляндский всегда с благодарностью говорил о И. Г. Лукомском, как о своем учителе. Студенческие годы шли своим чередом. В 1934 году Курляндский женился на сокурснице, девушке из Рязани Нине Бабкиной, платиновой блондинке с идеально правильными чертами лица и зелеными глазами. Она была очень хороша. На нее приходили посмотреть студенты с других курсов. Один из профессоров называл ее Гретхен, а однажды, когда она постриглась по тогдашней моде, он воскликнул с кафедры: «Не могу читать лекцию! Гретхен, что Вы сделали со своими дивными волосами!» Все это очень смущало Нину, а Вениамина поторопило жениться.
Они были бедными студентами. Жить было негде. Вениамин обитал у старшей сестры, а Нина — у своей тети.
Когда они расписались в загсе, этот торжественный день был отмечен так: новобрачные прошлись по Охотному ряду (тогда вместо гостиницы «Москва» стояли тесно в ряд модные магазины и магазинчики, лавки и лавочки, с лотков торговали папиросами и пирожками, сновала пестрая, нарядная толпа), купили пирожки, посидели на скамеечке в Александровском саду и разошлись по домам. Вениамин — к сестре, а Нина — к тете.
Вениамин Юрьевич потом любил в шутку говорить дочери:
— Я женился на твоей маме, потому что она была богатой: у нее был чемодан. Но она меня обманула. Оказалось, что это не ее чемодан, ей его одолжила на время сестра.
В ответ на эту шутку глаза у жены всегда лукаво блестели.
Похоже, что наличие чемодана в собственности, конечно, не сыграло роли в женитьбе, но производило впечатление. Иначе почему бы, спустя десятилетия: он вспоминал об этом?
А впрочем, это была дежурная семейная шутка.
Тридцатые годы — трудные годы. На покупку парусиновых туфель или ситца на платье студентам выдавались талоны. Стипендии хватало только на борщ и винегрет в студенческой столовой. Но все-таки в день стипендии девушки-студентки бежали в Столешников переулок в знаменитую кондитерскую, где можно было, стоя у столика, полакомиться вкуснейшим пирожным.
Эта кондитерская с лучшими пирожными в Москве, которые готовились по старым рецептам в собственном еще дореволюционном цеху, просуществовала десятки лет и пользовалась неизменной любовью москвичей.
Москва формировала молодых людей: образ мысли, поведение, интеллект.
Нина и Вениамин приехали учиться в столицу из небольших провинциальных городов. Москва распахнула перед ними двери музеев, театров (студенческая галерка), дала возможность общения с профессорами, учеными, открыла дорогу в специальность и науку.
В студенческие годы, до самой женитьбы, Курляндский как уже упоминалось, жил у старшей сестры — Евы.
Примечательно, как выглядела эта комната в коммунальной квартире: концертный рояль у стены, письменный стол у окна, кроватка сына, буфет, в углу, под потолком — скворечник, в котором жила на «свободном выгуле» белка (из скворечника периодически доставали чайные ложки, Евины бусы и другие мелкие предметы), под скворечником стояла хохломской работы тумба невероятной красоты с лампой под абажуром, тахта, покрытая ковром, спускающимся со стены, и шифоньер с зеркальной дверью.
